От саммитов НАТО не следует ждать серьезных содержательных решений, но они служат индикаторами обстановки внутри альянса и его отношения к важнейшим внешним партнерам. По сравнению с предыдущей встречей в верхах, на которой присутствовал российский президент, атмосфера качественно изменилась.
Осталось понять, насколько нынешнее потепление является циклическим пиком, за которым вновь последует спад. Ведь отношения России и НАТО — это производная от отношений России и США, а они, судя по внутриполитическим переменам в Америке, снова меняются в старую и совсем не добрую сторону.
Два с половиной года назад, весной 2008 года, когда Владимир Путин объявил о намерении посетить бухарестский саммит НАТО, реакция была весьма настороженной. Администрация Джорджа Буша твердо намеревалась довести до логического завершения две свои геополитические инициативы, вызывавшие отторжение России. Одобрить план действий по членству в альянсе Украины и Грузии, что открыло бы двум странам прямой путь к вступлению, и начать реализацию проекта по размещению в Польше и Чехии третьего позиционного района стратегической ПРО США. Соединенным Штатам было важно получить от европейских союзников формальный мандат на оба начинания.
Белый дом не без основания опасался, что пребывание Путина в румынской столице только обострит противоречия внутри НАТО и привлечет внимание к тому, что американская политика — основной фактор размежевания в альянсе. В принципе, так и получилось. Решения саммита отражали замешательство, воцарившееся внутри союза. Несмотря на жесткое давление США, крупные европейские страны заблокировали ПДЧ для Украины и Грузии, однако итоговая декларация безапелляционно заявляет, что обе страны будут членами альянса. НАТО поддержала в целом создание американской ПРО, хотя западноевропейские государства выражали недоумение, почему ее надо начинать именно там, где это вызывает максимальное раздражение Москвы.
И все же итоги встречи могли зафиксировать баланс интересов, не случайно сразу после Бухареста Путин и Буш подписали в Сочи «Декларацию о стратегических рамках», призванную, по мысли российской стороны, подвести черту под совместным наследием двух президентов (оба готовились уходить). Она, по сути, содержала всю программу, которая потом стала называться «перезагрузкой». Однако вместо паузы в американской активности, которую ожидала Москва после подписания, США интенсифицировали поддержку Тбилиси и подписали договоры с Прагой и Варшавой, что было воспринято как нарушение неформальных договоренностей.
Грузинско-российскую войну, которая разразилась спустя 4 месяца после саммита, почти все связывают с его результатами. Только одни считают, что к столкновению привела нерешительность союзников, которые отказались открыть двери Тбилиси и тем самым поощрили Москву, а другие — что именно обещание принять Украину и Грузию «рано или поздно» создало у Михаила Саакашвили ощущение натовского патроната и спровоцировало на авантюру. Как бы то ни было, действия альянса способствовали эскалации конфликта.
Сегодня от визита Дмитрия Медведева в Лиссабон все ждут чего-то хорошего. Российско-американская атмосфера существенно оздоровилась. К тому же за прошедшие два с лишним года НАТО столкнулась с непреодолимыми проблемами в Афганистане — в Бухаресте на них еще предпочитали не концентрироваться. В Вашингтоне отсутствует четкая линия поведения, а главное, понимание цели, которой стремятся добиться. Но
в любом случае, хотят ли американцы остаться в Афганистане надолго или, напротив, уйти в обозримом будущем, содействие России необходимо.
В то же время все более вероятно, что афганская кампания будет последней, в которой США полагаются на европейских союзников. Нежелание Старого Света участвовать в акциях вне зоны формальной ответственности НАТО, тем более в условиях сокращений европейских оборонных бюджетов, не позволяет рассчитывать на него в перспективе. Это означает, что, с одной стороны, Америке понадобятся новые опорные союзники, возможно, не на постоянной, а на ситуативной основе, с другой — нужно полезное применение НАТО, которая остается важным политическим инструментом.
Оба эти обстоятельства, по идее, должны стимулировать сближение с Москвой. Россия, которая пока обладает способностью и готовностью применять военную силу, может стать партнером США при решении какой-то региональной проблемы будущего в центральной или восточной части Евразии. Но это требует выстраивания нового типа отношений. В этом контексте НАТО способна сыграть конструктивную роль, тем более что сам альянс, вероятнее всего, вернется после Афганистана к изначальной задаче — обеспечивать сугубо европейскую безопасность.
Что ей угрожает? Взаимоотношения между собственно европейскими государствами, входящими в НАТО, которые гипотетически могут обостриться. Сейчас это крайне маловероятно, но полностью исключить такой сценарий нельзя. Европа меняется, и времена, когда казалось, что гармония воцарилась навсегда, уже в прошлом. Вторая проблема связана с тем, что Россия остается вне основных европейских структур, и сам этот факт является источником постоянных взаимных подозрений. При этом внешней консолидирующей угрозой наподобие СССР Москва служить уже не может, зато российская тема, как показал опыт 2008 года, способна приводить к острым разногласиям внутри альянса.
На саммите Североатлантического альянса предполагается принятие новой стратегической концепции, однако ясности в вопрос о миссии блока она не внесет. Разные страны (США, Западная Европа, Восточная Европа, Турция) по-разному представляют себе его роль. Чтобы объединить все представления в рамках одной организации, понадобились бы огромные ресурсы, вкладывать которые никто не готов.
Институциональное сближение НАТО и России позволило бы убить двух зайцев. Обеспечить лояльность важного для Америки партнера и предложить европейским союзникам важную миссию — окончательное преодоление раскола Европы за счет вовлечения Москвы в единую инфраструктуру.
Удачная находка для этого — европейская ПРО. Американцы признают, что Европа будет лишь одним из элементов (и далеко не главным) глобальной системы противоракетной обороны, которую Вашингтон намерен создавать. Если бы Соединенным Штатам удалось замкнуть Россию на этот локальный проект, это, с одной стороны, было бы выигрышным жестом, с другой — косвенно легитимировало работы над глобальным позиционированием, которое, впрочем, существует лишь в теории и совершенно не обязательно воплотится в жизнь.
Дискуссия о ЕвроПРО в Лиссабоне будет успешной, потому что есть негласное взаимное понимание, что обсуждать эту тему надо в самых общих чертах.
Любая попытка детализации выявляет многочисленные нестыковки, так что лучше ограничиться общим рассуждением. Все-таки на саммите-2008 готовились к конфронтации из-за противоракетной обороны, а сейчас обсуждают сотрудничество на ту же тему. Правда, это было и раньше, в том числе и между Путиным и Бушем. А потом все возвращалось к привычным «стратегическим рамкам». Уместнее их назвать шорами, потому что посмотреть друг на друга без них и увидеть вокруг себя совсем другой мир стороны по-прежнему не в состоянии.
