За последние два года российское руководство отказалось от бесперспективного «остаточного» соперничества с США и предприняло усилия по выстраиванию партнерства с глобальной сверхдержавой. Одновременно Москва обозначила стремление к сближению с Европейским союзом (ЕС) в рамках общего экономического и правового поля, основанного – другого варианта нет – на нормах и принципах ЕС. Главным содержанием того, что уже именуют «доктриной Путина», является приведение целей внешней политики в соответствие с ресурсами и внутренними потребностями страны.
Новый уровень отношений с Западом создает благоприятные внешние условия для модернизации самой России – объективно главной общенациональной задачи начала XXI века. Все более полноценное членство в «восьмерке», предстоящее вступление во Всемирную торговую организацию (ВТО), продуктивная работа Совета Россия – НАТО и, наконец, перспектива постепенного восприятия Россией положений европейского свода законов (acquis communautaire) создают мощные стимулы для продвижения российских реформ.
Переосмыслив отношения с Америкой и Европой с точки зрения внутренних потребностей России, Кремль пока не нашел адекватного места для Азии, политика в отношении которой остается «рассыпчатой». Российская Федерация развивает стратегическое партнерство с Китаем, укрепляет военно-техническое сотрудничество с Индией, стремится восстановить политическое влияние на севере Корейского полуострова – отчасти для расширения экономического сотрудничества с его югом – и обменивается планами сотрудничества с Японией, отношения с которой не могут развиваться в полном объеме из-за нерешенной территориальной проблемы.
Азиатская политика начинается за Уралом
В то же время очевидно – и Кремль это признает, – что ситуация, складывающаяся на Дальнем Востоке и в Забайкалье, превратилась в одну из самых острых и масштабных проблем всей страны. Разумеется, поиск и реализация формулы развития Дальнего Востока – задача прежде всего внутренняя. Тем не менее, учитывая географическое положение региона, роль внешних ресурсов в ее решении может быть очень заметной. Именно под этим углом зрения есть смысл проанализировать азиатскую политику Москвы.
Отношения с Индией имеют хорошую перспективу, но покоятся пока на довольно узкой базе военно-технического сотрудничества, несколько расширившейся в последнее время благодаря совпадению интересов в борьбе с исламскими экстремистами. Использовать «беспроблемный» характер российско-индийских отношений для развития экономических связей – очевидная потребность. Участие индийского капитала в энергетических проектах на Сахалине – многообещающий шаг вперед. Есть возможности и для более тесного научно-технического взаимодействия. В то же время приходится признать, что влияние индийского фактора на развитие российского Дальнего Востока в обозримой перспективе будет довольно ограниченно.
В начале 1990-х, когда Москва взяла курс на ускоренное развитие отношений с Сеулом, многие россияне надеялись на быстрый рост южнокорейских инвестиций в экономику дальневосточных регионов. Однако инвестиционная непривлекательность России и отсутствие у нее «политической валюты» в виде эффективного влияния на Пхеньян жестко ограничили масштабы сотрудничества. C конца прошлого десятилетия Москва, вновь скорректировав свой курс на Корейском полуострове, пытается «сочетать экономику с политикой» – в частности, для реализации грандиозного проекта железнодорожной магистрали, которая связала бы Восточную Азию с Западной Европой – через территорию России. Тем не менее перманентно кризисная ситуация вокруг и внутри КНДР делает осуществление данных планов делом рискованным.
В этих условиях приоритетом для России остается расширение партнерства с Китаем. Аргументы в пользу такого партнерства очевидны. Хотя отношения между Москвой и Пекином были нормализованы еще в 1989 году, нельзя забывать, что на протяжении трех предшествовавших десятилетий советско-китайская граница являлась фронтом противостояния. На укрепление границы с КНР Советский Союз истратил, по свидетельству бывшего министра иностранных дел Шеварднадзе, 300 млрд рублей – сумму, вдвое превышавшую среднегодовой союзный бюджет начала 1980-х. В этой связи значение добрососедских отношений с КНР, с которой у России имеется почти 4 300 км общей границы, невозможно переоценить. Пекин, кроме того, в последние годы стал незаменимым партнером Москвы в деле укрепления международной стабильности в таких сопредельных регионах, как Корейский полуостров и Центральная Азия.
Соображения безопасности подкрепляются экономическими доводами. Стабильно быстро растущий и бурно развивающийся Китай является одним из самых перспективных новых рынков в мире. Крупные российские компании – нефтяные, газовые, энергетические, авиастроительные – стремятся пробиться на китайский рынок и закрепиться на нем. Заказы китайских вооруженных сил во многом «поддерживают на плаву» российскую оборонную промышленность. Дешевые китайские товары массового спроса прочно заняли нишу на небогатом рынке российского Дальнего Востока. Наконец, Китай – перспективный источник рабочей силы для обеспеченных природными ресурсами, но малонаселенных районов к востоку от Байкала.
Китай – проблемный партнер
Надо прямо сказать, что большинство расхожих спекуляций на тему китайской угрозы, нависшей над Россией, сегодня лишены оснований. Современный Китай – держава не агрессивная. Пекинское руководство, следуя курсу Дэн Сяопина, демонстрирует умеренность и предсказуемость своей внешней политики. Официальный лозунг китайской дипломатии – мир и развитие – соответствует действительным потребностям Китая. В определении национальной стратегии примат экономики сохраняется. Вооруженные силы КНР ориентированы не на север (Россия), а на юго-восток (Тайвань) и юг (Южно-Китайское море). А китайская демографическая агрессия против России – демагогический образ, созданный российскими политиками, эксплуатирующими чувства разочарования и национального унижения, которые испытывает часть избирателей.
В то же время, размышляя о перспективах партнерства с КНР в аспекте потребностей российской модернизации, необходимо учитывать ряд существенных ограничений.
Современный Китай превосходит Россию по ряду важнейших показателей – в частности, по объему ВВП в пять раз, по людским ресурсам – в девять раз. Традиционное преимущество России в уровне жизни, образования, даже в военной мощи (включая ракетно-ядерный потенциал) постепенно, но ощутимо сокращается или нивелируется. Для России, таким образом, отношения с Китаем уже сегодня – это партнерство неравных величин. В этой асимметрии, как таковой, нет ничего угрожающего, но ее необходимо учитывать, выстраивая стратегию на будущее.
Между тем будущее самого Китая остается неясным. Проведение структурных преобразований, неотвратимых в свете вступления КНР в ВТО, может отразиться на темпах роста экономики. Это, в свою очередь, чревато серьезными социальными, политическими последствиями. Вопрос о власти становится все более актуальным. Даже с марксистской точки зрения противоречие между развивающимся экономическим базисом и архаичной политической надстройкой в КНР обостряется. Смена поколений в руководстве компартии Китая (хотя она и проходит сравнительно гладко) отнюдь не тождественна политической реформе. Механизм перехода от авторитарного правления к китайской модели демократии пока отсутствует – как и сама эта модель. Ясно одно: КПК – династия, которая уже вышла на финишную прямую. Кто и при каких обстоятельствах ее сменит – вопрос, на который пока нет ответа.
При всей умеренности нынешней политики Пекина нельзя исключать возможность прихода к власти в условиях кризиса великодержавных сил. Военное решение тайваньского вопроса – если допустить такой вариант развития событий – приведет КНР на грань конфликта с США. С другой стороны, мирное воссоединение Тайваня с материком поставит вопрос о том, исчерпана ли национальная повестка дня и, если нет, где пролегает ее следующий рубеж. Невозможно исключать в этой связи вероятности обострения китайско-индийских и китайско-японских отношений. Это не только поставит Россию в сложное положение «выбора» между КНР и США, КНР и Индией, КНР и Японией. Необходимо помнить о том, что российско-китайская граница до сих пор зафиксирована не на всем ее протяжении и существует гипотетическая возможность возобновления территориальных претензий к России.
Китай может рассматриваться в качестве источника инвестиций. Проблема, однако, в том, что значительная часть китайских компаний и банков являются государственными или контролируются государством. Это, естественно, вызывает опасения у тех, кто видит в экспансии китайского капитала перспективу расширения политического влияния китайского государства. Показательна недавняя история с участием Китайской национальной нефтяной компании в аукционе по продаже «Славнефти». Силы, заинтересованные в устранении китайских конкурентов, успешно воспользовались этим «политэкономическим» аргументом.
К самому Китаю можно относиться как к сфере приложения российского капитала. Тем не менее, как обнаружили российские компании, стратегическое партнерство Москвы и Пекина не создает им конкурентных преимуществ перед другими игроками на китайском рынке. Место, которое россияне смогут отвоевать для себя на этой огромной площадке, будет, вероятно, скромным. Выход на рынки других стран Азиатско-Тихоокеанского региона через Китай вполне возможен для предприятий ТЭКа, но вряд ли реален для компаний, работающих в других областях.
В обозримой перспективе Китай не может рассматриваться как потенциальный источник передовых технологий, в которых нуждается Россия. Хотя в КНР ходят самые быстрые в мире поезда и строятся самые высокие плотины, большинство технологий, используемых при этом, иностранного происхождения. По развитию инженерной мысли Россия пока еще сохраняет преимущество перед соседом. Более реальна и привлекательна продажа российских технологий Китаю. Нужно, однако, учитывать специфический характер этих технологий: в основном они применяются в военной промышленности или ядерной энергетике.
Наконец, хотя развитие дальневосточных регионов неизбежно потребует привлечения трудовых ресурсов в масштабах, превосходящих возможности России, даже с учетом стран СНГ, для импорта китайской рабочей силы на Дальний Восток будут существовать жесткие ограничения. Соотношение 5 миллионов проживающих в регионе россиян к 130 миллионам их соседей в Северо-Восточном Китае при 4 300 км общей границы не нуждается в комментариях.
Сотрудничество с Японией: перспективы и препятствия
Итак, сотрудничество с Китаем чрезвычайно полезно для развития российского Дальнего Востока и Сибири. В то же время ведущим партнером России в области модернизации страны Китай объективно быть не может. Между тем потребность в таком партнере на востоке очевидна. В этой связи внимание естественным образом привлекает Япония.
В пользу приоритетного взаимодействия с Японией говорят прежде всего ее экономический потенциал – по-прежнему третий в мире, после США и ЕС, а также передовой технологический уровень и существенные финансовые возможности.
Идея экономически «опереться на Японию» не нова. Впервые она была выдвинута еще в начале 1960-х годов, когда Токио посетил Анастас Микоян – первый советский политик высокого уровня. Более масштабная попытка реализации этой идеи была предпринята в 1970-е, после первого официального визита в СССР главы японского правительства Какуэя Танаки. Эти усилия принесли зримые, но ограниченные результаты. СССР продавал сырье и ввозил японские промышленные товары и оборудование. Японская технология применялась в лесной и рыбной промышленности СССР и т. д. Более тесного взаимодействия не получалось. Автаркическая советская модель не поддавалась интеграции.
Кроме того, вплоть до окончания холодной войны (фактически до распада СССР) Москва и Токио воспринимали друг друга как потенциальных противников. Советский Генштаб видел в Японии главную военную базу США на восточных рубежах СССР, а американо-японский Договор безопасности вкупе с американо-южнокорейским союзом считался восточным аналогом НАТО.
Ситуация резко изменилась на рубеже 1990-х. Москва и Токио стояли тогда на пороге качественного прорыва во взаимоотношениях. Открывалась перспектива подписания мирного договора, решения в его рамках территориальной проблемы и затем – на этой основе – развития масштабного экономического сотрудничества между обеими странами.
Эти возможности не были использованы по ряду причин. И Токио, и Москва были «зациклены» на территориальном вопросе. Встроить решение данного вопроса в более широкий контекст они тогда не смогли. Кроме того, японские правящие круги слишком долго проявляли скептицизм в отношении перспектив горбачевской перестройки, вследствие чего визит советского президента в Японию состоялся очень поздно, в период (апрель 1991 года), когда влияние Горбачева внутри страны стало стремительно убывать.
Впрочем, если бы Горбачеву и удалось «в последний час» достичь договоренности с японским руководством, вряд ли она была бы реализована. А случись такое, сомнительно, чтобы от этого существенно выиграли реформы. Гораздо вероятнее предполагать появление в России ирредентизма, который стал бы не только сильным долговременным раздражителем двусторонних отношений, но и дестабилизирующим фактором внутриполитической обстановки в России.
Последующие усилия Бориса Ельцина на японском направлении не увенчались успехом из-за политической слабости первого российского президента и невозможности для него в тех условиях аргументировать необходимость кардинального поворота в отношениях с Японией. В период президентства Ельцина утвердилась парадоксальная формула: слабая Россия не может позволить себе пойти на уступки.
В начале нового столетия сложились более благоприятные, чем когда бы то ни было, условия для российско-японского сближения. Внутриполитические позиции Владимира Путина гораздо сильнее, нежели у его предшественников. Репутация защитника национальных интересов, устойчиво высокий рейтинг личной популярности, контроль Кремля над парламентом и СМИ, лояльность (пусть вынужденная) региональных элит позволяют второму президенту действовать гораздо увереннее в области международных отношений. Что, кстати говоря, продемонстрировал стратегический поворот российской внешней политики в сторону Запада после 11 сентября 2001 года.
Со своей стороны Япония стала проявлять интерес не только к проблеме островов, но и к отношениям с Россией в целом. Это объясняется совокупностью геополитических, стратегических и экономических факторов. Продолжающееся усиление Китая ставит перед Токио проблему баланса сил в регионе. Сохранение и укрепление отношений с США остается условием абсолютно необходимым, но недостаточным. Японское правительство вынуждено искать партнеров на континенте, и Россия – естественный кандидат.
Ситуация вокруг и внутри Северной Кореи выводит на первый план проблему национальной безопасности Японии. Токио, конечно, беспокоят ядерная и ракетная программы КНДР, но его также страшит перспектива силовой конфронтации между Вашингтоном и Пхеньяном. В этом контексте Москва тоже видится ценным партнером.
В связи с иракской проблемой и на общем фоне долговременной нестабильности на Ближнем и Среднем Востоке перед японским правительством встает задача диверсификации нефтяного импорта и повышения энергетической безопасности страны. Ее можно существенно укрепить благодаря поставкам нефти и газа с Сахалина и из Сибири.
Преодоление препятствий
Благоприятные новые условия не снимают, однако, серьезных препятствий на пути российско-японского партнерства. Хотя в ходе визита премьера Дзюнъитиро Коидзуми в Москву в январе 2003-го территориальный вопрос не был в центре внимания, совершенно ясно, что полная нормализация отношений и перевод их в состояние партнерства потребуют решения вопроса о принадлежности спорных островов.
В обеих странах имеются влиятельные группы, для которых возвращение (или, наоборот, удержание) всех четырех островов стало символом веры. Японские правые и российские национал-патриоты будут активно противодействовать любому компромиссу, апеллируя к тяжелому прошлому отношений между этими государствами и к глубоко укоренившимся взаимным предрассудкам.
Несмотря на то, что российско-японское сближение отвечает национальным интересам двух стран, ни в России, ни в Японии пока не сложились коалиции групповых и секторальных интересов, готовые отстаивать необходимость сближения. К этому нужно добавить общую слабость государства в России (при засилье чиновничества) и традиционную слабость политического лидерства в Японии (там чиновники тоже играют ключевую роль).
Еще большие проблемы создают медленное реформирование России, высокий уровень криминализации ее политической и деловой среды. Российский Дальний Восток остается крайне непривлекательным для японского бизнеса, как, впрочем, и для южнокорейского, американского и пр.
Японская экономика, несмотря на ее мощь и ресурсы, продолжает пребывать в состоянии застоя. Проведение реформ, необходимых для ее оздоровления, может потребовать такой концентрации политического капитала в руках реформаторов, что для «российского направления» просто не останется ресурсов.
Перечисленные препятствия являются серьезными, но их можно преодолеть – в средне- и долгосрочной перспективе. Одного совместного «Плана действий» здесь явно недостаточно. Необходимо четкое понимание целей, которые преследует каждая из сторон. Для Москвы это – взаимодействие с японской экономикой ради модернизации страны и развития Дальнего Востока и Сибири. Для Токио – приобретение политической поддержки и источника энергоресурсов в регионе, где у Японии не много надежных друзей.
Требуется также понимание того, что решение территориального вопроса может быть только компромиссным, в духе формулы «два плюс альфа». Оба лидера, которым предстоит скрепить своими подписями мирный договор, должны при этом выглядеть победителями. К тому времени России следует сформулировать реалистичную программу развития Сибири и Дальнего Востока, быть готовой к освоению инвестиций и технологий из Японии.
Надо, чтобы были составлены конкретные проекты сотрудничества – энергетические, транспортные, инфраструктурные. Инвестиции пойдут только при наличии надлежащих условий на местах, а также соответствующих гарантий со стороны России и Японии.
Разумеется, японский бизнес должен увидеть, что его участие в развитии регионов Восточной России выгодно с коммерческой точки зрения. Как и в российском случае, здесь требуется стратегическое, перспективное мышление. Нужна поддержка нормализации российско-японских отношений со стороны широких общественных кругов в обеих странах. Достигнутая келейным путем сделка будет, скорее всего, отвергнута избирателями – с тяжелыми последствиями для двусторонних отношений. Поэтому требуется открытое серьезное обсуждение в России и в Японии всего комплекса отношений.
Из внешних факторов наибольшее значение имеет благожелательная позиция Вашингтона. Укрепление стабильности и безопасности в чрезвычайно важном регионе Северо-Восточной Азии является одной из главных целей американской внешней политики. Нормализация российско-японских отношений существенно способствует достижению этой цели.
Деликатную проблему представляет собой минимизация ущерба российско-китайским отношениям. Москве следует терпеливо объяснять Пекину мотивы своей политики и ее цели, состоящие не в создании геополитической комбинации, а в стимулировании модернизации собственной страны, и в особенности ее отсталых восточных провинций. Степень экономического взаимодействия Китая и Японии уже сегодня в 20 раз (!) превосходит объем российско-японского сотрудничества. Японские компании в массовом порядке переносят производство в Китай, передают китайцам свои технологии и т. п. Речь фактически идет об интеграции двух экономик. Россия, таким образом, пойдет вслед за Китаем, но никак не впереди него.
В зависимости от того, как будут решаться (или не решаться) упомянутые выше проблемы, московский саммит Путина и Коидзуми может стать поворотным пунктом в деле нормализации российско-японских отношений.
Большая часть ушедшего столетия была отмечена в российско-японских отношениях войнами, противостоянием и враждебностью. Начавшийся век открывает иные, лучшие перспективы. Чтобы ими воспользоваться, нужно заново сориентироваться во времени и пространстве. Царская Россия и СССР были двумя вариантами евразийской империи, замкнутой в себе самой и опиравшейся преимущественно на военную силу. Нынешняя – и тем более будущая – Россия уже не «Евразия» и тем более не «Евро-Азия». Точнее всего ее можно описать как страну евро-тихоокеанскую, открытую внешнему миру и стремящуюся к «особым отношениям» с глобальным лидером – США. На западе главным региональным партнером России уже выступает Европейский союз, а на востоке таковым может и должна стать Япония. Это – две необходимые опоры в решении единой задачи модернизации. В 1990-е годы Россия «приобрела» Европу; на повестке дня первого десятилетия XXI века – Япония.
