Празднование 70-летия Победы становится еще одним наглядным доказательством того, насколько изменилась международная ситуация и расстановка сил. Времена, когда, несмотря на все политические и идеологические разногласия, торжества подчеркивали способность объединиться во имя борьбы со злом, — в прошлом. На прежних юбилеях (начиная с 50-летия и по нарастающей) вопрос об интерпретации итогов войны поднимался только в связи с балтийскими странами (позже к ним добавилась Молдавия).
Теперь же их трактовка — схватка коммунистического и нацистского монстров — шаг за шагом превращается на Западе в общепринятую.
Так же как и тема присутствия или отсутствия глав государств на мероприятиях в Москве — то споры кипели только в Риге или Вильнюсе, теперь в Париже, Лондоне, Вашингтоне, а канцлер Германии, которая по понятным причинам находится в особенно деликатной ситуации, приезжает почтить память жертв днем позже. Центральным гостем московского празднования 9 Мая становится председатель КНР Си Цзиньпин, а наибольшее внимание, вероятно, привлечет северокорейский вождь-затворник Ким Чен Ын.
Трудно придумать более яркий символ поворота России к Азии — даже в том, что касается восприятия истории.
До сих пор война на Тихом океане оставалась для нас чем-то периферийным, а дата ее окончания (собственно завершения Второй мировой войны) в сентябре не вызывала почти никаких эмоций. В этом году явно будет иначе. На 3 сентября в Пекине запланированы масштабные торжества, которые вызовут серьезные политические трения и даже наверняка всплеск возмущения. В Азии всегда было куда меньше единства в оценках того периода, чем в Европе. А по мере роста Китая и повсеместного подъема националистических настроений тает и желание к этому единству стремиться.
Нынешняя ситуация, конечно, связана с украинским кризисом. Праздник в Москве — в первую очередь демонстрация военной мощи, а не акт памяти или примирения. Так что в условиях конфликта России и Запада, все больше обретающего черты военно-политического противостояния, нахождение на параде лидеров западного мира выглядело бы странно. Никого же не удивляло их отсутствие в советское время. Однако проблема глубже. Дискуссии о войне, которая закончилась 70 лет назад, отражают тот факт, что общепринятой картины мира (и стало быть, его устойчивого порядка) не существует, а борьба за нее чревата потрясениями.
Самое громкое обвинение сегодня — в ревизионизме.
Основное противоречие в том, что, собственно, подвергается ревизии. В последний раз мироустройство в классическом понимании возникло в 1945 году — по итогам мировой войны. Так было всегда в истории: большая проба сил устанавливает иерархию, и те, кто оказывается на ее вершине, формулируют правила поведения для всех. До следующего конфликта. Институты мирового управления, прежде всего Организация Объединенных Наций, созданы тогда, и принципы их функционирования с тех пор не менялись. Зато изменилось все остальное, и реальная расстановка сил сейчас в очень отдаленной степени напоминают ту, что сложилась при основании ООН.
Тем не менее формальных оснований для пересмотра структуры высших органов ООН нет, поскольку — отчасти и ее усилиями — больших войн с тех пор не случалось. Соответственно, итоги Второй мировой остаются основой — не только в том смысле, кто выиграл, а кто проиграл, но и в части моральных оценок. На что неустанно указывает Россия, обвиняя сомневающихся в ревизионизме.
На Западе результаты Второй мировой войны под сомнение, конечно, не ставят. Более того, поведение Москвы во время украинского кризиса сочли крайне вызывающим и откровенно ревизионистским по той причине, что она, мол, презрела нормы, утвердившиеся в Европе именно после победы над нацизмом, — неизменность границ, отказ от территориальных приобретений и пр.
При этом, однако, Запад отвергает ключевое условие, на котором основывался послевоенный европейский, а в значительной степени и мировой порядок, — фиксация сфер влияния, раздел территории между державами-победительницами. На этом базировалась ялтинско-потсдамская система, порождение Второй мировой войны, а апофеозом стали Хельсинкские договоренности. Они декларировали набор благородных принципов, но являлись при этом большой сделкой о невмешательстве двух блоков в дела друг друга. Кончились блоки (точнее, блок), не стало и цементирующих договоренностей.
Положение после распада СССР Запад считает не просто естественным продолжением послевоенного устройства, но и его наконец-то подлинной реализацией. Назойливый оппонент перестал мешать по-настоящему воплотить в жизнь идеал. Для России же уважение зон военно-политических интересов (и конечно, форм политического и государственного устройства любой, даже самой специфической страны) — основа стабильности, благодаря чему «холодная война» не переросла в горячую. И отказ разговаривать в подобных категориях — а западные страны гневно отвергают саму идею сфер влияния и «зон, закрытых для НАТО» — Москва считает самой опасной формой ревизионизма.
То есть согласованное мировое устройство закончилось в 1991 году, когда исчезла одна из двух его опор, и с тех пор продолжается дрейф по бурным волнам без ясных ориентиров.
Препирательства России и Запада на эти темы — явление хорошо известное. Сейчас, однако, добавляется новый элемент — Китай. Пекин намерен использовать 70-летие окончания Второй мировой войны как инструмент укрепления своих позиций в Азии и мире в целом. С одной стороны, напомнить, что Китай — держава-победительница и полноправный создатель послевоенного мироустройства. Этого никто вроде бы никогда и не отрицал, но и особенного внимания данной теме не уделяли. С другой стороны, подчеркнуть, что сегодняшняя КНР несопоставимо сильнее и важнее в мире, чем Китай 70 лет назад. Это, конечно, не ревизионизм в буквальном смысле, но явное стремление сместить и переставить акценты. И сделать заявку на большие права.
Последствия этого потенциально гораздо более серьезны, чем у противоречий по поводу трактовки истории в Европе. Инициаторами европейской переоценки являются страны, политический вес которых не позволяет им рассчитывать на долгосрочное идейное доминирование (Балтия и Восточная Европа). В Азии исторический конфликт вовлекает наиболее могущественные державы. Самоутверждение Пекина сопровождается ростом самосознания в Токио. Чем больше извинений за преступления Второй мировой требуют от Японии (а помимо Китая конфликт такого рода и с Южной Кореей), тем более явно правительство стремится перевернуть страницу.
В этом смысле очень важен предстоящий в начале мая государственный визит японского премьера Синдзо Абэ в Вашингтон, в ходе которого он впервые в истории выступит перед полным составом конгресса США. Главе японского правительства важно именно там (все-таки главный противник во Второй мировой) расставить новые акценты в оценках исторического прошлого и закрыть тему извинений, которую все время возвращает на повестку дня Китай.
По итогам памятных мероприятий в мае — сентябре 2015 года фундамент противостояния в мировой политике укрепится.
Волею обстоятельств Россия и Китай, которые и так быстро сближаются в последние полтора года, обретают еще одну основу для идейной консолидации против Запада — историческую. Китай привлекает на свою сторону Россию, Япония — США. И чем больше времени проходит после Второй мировой войны, тем больше ее трактовки приобретают инструментальное значение, а то, как все было на самом деле, интересует разве что небольшую группу академических историков.
