Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6 за 2010 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Правительство Соединенных Штатов залезает в долги исторически беспрецедентными и в конечном счете опасными темпами. По прогнозам бюджетного управления Конгресса, через десять лет государственный долг может достичь 90% ВВП, и даже эта оценка может оказаться слишком оптимистичной, учитывая низкие темпы экономического роста США, которые, вероятно, сохранятся еще долгие годы. Последний документ, подготовленный Международным валютным фондом и предрекающий, что государственный долг может сравняться с ВВП уже в 2015 г., ближе к реальности. Эти уровни сопоставимы с относительной задолженностью на сегодняшний день таких стран, как Греция и Италия. Не считая периода Второй мировой войны и первых послевоенных лет, Соединенные Штаты не имели таких долгов с момента начала их учета в 1792 году.
В настоящий момент, когда процентные ставки доллара низки, а валюта более или менее стабильна, финансовое сползание по наклонной плоскости – предмет скорее обсуждений, чем беспокойства. Но такое положение продлится не вечно. Как самому крупному дебитору мира и эмитенту мировой резервной валюты, США не позволят в течение десяти лет довести соотношение собственных и заемных средств до таких беспрецедентных уровней. Если американские лидеры не примут меры, чтобы обуздать свою пагубную склонность к долгам, то это сделают за них глобальные рынки капитала, силой вынудив к резкой и болезненной корректировке фискальной политики.
Результатом станет век американского аскетизма. Он не пощадит ни одну из статей федеральных бюджетных расходов, включая программы адресной помощи и оборону. Налоги на физических и юридических лиц поднимутся. Экономический рост, как в Соединенных Штатах, так и во всем мире, пострадает. Последствия будут глубокими не только для уровня жизни американцев, но и для внешней политики США и для грядущей эры международных отношений.
Гибельный путь
Соединенные Штаты накопили такие долги лишь относительно недавно. Всего 12 лет назад государственный долг (определяемый как федеральная задолженность государства) не превышал 35% ВВП, что сопоставимо со средним уровнем на протяжении длительного исторического периода. Государственный бюджет имел профицит, то есть общий объем задолженности сокращался. Чиновники Федеральной резервной системы даже публично обсуждали возможность полной выплаты долгов.
В то время у США не было опыта чрезмерной федеральной задолженности. И это неудивительно, поскольку в фискальных вопросах Америка всегда была консервативной страной. Единственным исключением стала специальная и чрезвычайная программа заимствований для финансирования участия Соединенных Штатов во Второй мировой войне. Она привела к тому, что в середине 1940-х гг. задолженность на короткий срок превысила 100% ВВП, после чего начала неуклонно возвращаться к традиционному уровню.
Но за первые десять лет нынешнего века произошел фундаментальный сдвиг в фискальной политике. Придя к власти, администрация Джорджа Буша-младшего инициировала, а Конгресс одобрил три шага, которые превратили бюджетный профицит в огромный дефицит. Из-за сокращения налогов в 2001 и 2003 гг. федеральные доходы за десять лет снизились более чем на 2 трлн долларов. Очень дорого обошлись и включение в программу медицинского страхования «Медикэр» льготных лекарств, и война в Афганистане, и еще больше – война в Ираке.
Все это совпало с периодом особых межпартийных разногласий. В Конгрессе центр тяжести демократов сместился влево, а республиканцев – вправо. Это привело к исчезновению традиционной двухпартийной поддержки фискальной сдержанности. В частности, укрепились и те лица и группы, которые стремились к снижению налогов, и те, кто добивался расширения программ адресной помощи. Эти антиналоговые и прорасходные силы вместе с президентом Джорджем Бушем положили конец строгим бюджетным правилам 1990-х годов. Результатом стал разбухший дефицит. Поскольку исчезло требование об оплате любого увеличения расходов или снижения налогов за счет сопутствующих и нейтрализующих дефицит бюджетных мер, гигантские сокращения налогов не были компенсированы. «Твердый лимит» на необоронные внутренние дискреционные расходы (ограничивавший такие траты темпом инфляции) тоже исчез.
Последствия были предсказуемы. Федеральные расходы начали расти в два с половиной раза быстрее, чем в 1990-е годы. Два масштабных раунда снижения налогов существенно сократили отношение федеральных доходов к ВВП. Бюджет в целом пережил радикальный сдвиг, от профицита в объеме 1% ВВП в 1998 г. до дефицита, равного 3,2% ВВП, в 2008 году. Государственный долг на душу населения вырос за этот период на 50%, с 13 тыс. до более 19 тыс. долларов. За восемь лет президентства Буша мы стали свидетелями самой масштабной финансовой эрозии в американской истории.
В довершение всего в 2008 г. разразился финансовый и экономический кризис, и Соединенные Штаты столкнулись с перспективой депрессии в духе 1930-х годов. Решение о массированной программе стимулирования экономики для спасения зашатавшихся финансовых институтов было правильным. По крайней мере депрессию удалось предотвратить. Восстановление экономики (пусть неравномерное и слабое по историческим меркам) началось. Но разрыв между расходами и доходами увеличился еще больше. Доходы, которые в 1990-е гг. в среднем составляли 20% ВВП, в 2009 г. упали почти до 15%, в то время как расходы достигли 25%. Дефицит за 2009 финансовый год достиг ошеломляющей цифры в 1,6 трлн долларов, или почти 12% ВВП, который слегка превышает 14 трлн долларов. Номинально он намного превысил все, что было в истории США. Дефицит 2010 г., равный 1,3 трлн долларов или 9% ВВП, почти столь же огромен.
Среднесрочная перспектива выглядит скверно. Бюджетное управление Конгресса прогнозирует совокупный дефицит в 9,5 трлн долларов к 2020 г. – иными словами, порядка 1 трлн долларов в год. Соотношение дефицита и ВВП должно ненадолго сократиться в середине этого периода, когда благодаря скромному экономическому росту доходы повысятся. Но по мере приближения 2020 г. это соотношение снова вырастет и достигнет почти 6% вследствие резко возросших расходов на программы адресной помощи и медленного роста ВВП. Бюджет президента Барака Обамы обнаруживает ту же тенденцию – впервые президент США планирует новое повышение дефицита.
Федеральный долг всецело является результатом дефицита, и по сути утроился за последнее десятилетие, с 3,5 трлн долларов в 2000 г. (35% ВВП) до 9 трлн в 2010 г. (62% ВВП). Бюджетное управление Конгресса считает сейчас, что к 2020 г. он достигнет 90% ВВП.
Крупнейший дебитор
Важно понимать последствия этой задолженности. По мере ее роста с неизбежностью будет подниматься процентная ставка. А вслед за этим годовые бюджетные расходы на выплату процентов – на стоимость одалживания денег – поднимутся с 1% ВВП до 4% и выше. На этой стадии процентные выплаты начнут конкурировать с расходами на оборону. А также превысят все внутренние дискреционные расходы, в число которых попадают расходы на инфраструктуру, образование, энергетику и сельское хозяйство – по сути, на все, что не входит в программы адресной помощи и национальную безопасность. Казначейству придется каждый год занимать колоссальную сумму в 5 трлн долларов для того, чтобы финансировать дефицит и рефинансировать долги, когда приходит срок их погашения.
Однако реальная перспектива дефицита и долга куда хуже, чем эти прогнозы. Во-первых, та задолженность, выплату которой Соединенные Штаты фактически гарантируют, хотя не включают в официальную сумму, почти равна заявленной Министерством финансов общей сумме в 9 трлн долларов. В частности, еще 8 трлн долларов составляют долги спонсируемых государством предприятий. Самыми крупными из них являются, по сути, обанкротившиеся учреждения ипотечного кредитования Fannie Mae и Freddie Mac. Они взяты под внешнее федеральное управление, и со всех точек зрения их задолженность равноценна задолженности Казначейства и полностью обеспечивается американским налогоплательщиком.
Правительства штатов и органы местного самоуправления тоже должны огромные суммы, порядка 3 трлн долларов. И опять-таки, косвенно большая их часть обеспечена Вашингтоном. Этот сектор переживает глубокие трудности, а самый большой штат – Калифорния – недавно выпустил долговые расписки. Более того, пенсионные системы многих штатов и муниципалитетов используют устаревшую выплату пенсий из текущих доходов, что привело их к долгам еще на 1 трлн долларов.
Финансовые перспективы после 2020 г. выглядят откровенно катастрофически по двум причинам. Во-первых, старение населения приведет к резкому росту расходов на здравоохранение (и одновременно с этим больше американцев выйдет на пенсию). Во-вторых, выплаты процентов по федеральному долгу вырастут в геометрической прогрессии, поскольку вместе с задолженностью будут расти расходы на нее Казначейства. Бюджетное управление Конгресса прогнозирует, что официальный государственный долг (исключающий спонсируемые государством предприятия) может достичь 110% ВВП к 2025 г. и 180% к 2035 году. Если скорректировать эти прогнозы с учетом неизбежного замедления роста экономики, сопровождающего столь быстро растущий уровень задолженности, то эти заоблачные соотношения могут оказаться реальностью еще быстрее.
Почему этот сценарий так опасен? В том числе потому, что большой объем федеральных заимствований поглотит акционерный капитал частных компаний, доступный для финансовых инвестиций. Все больший процент личных накоплений будет вкладываться в покупку государственной задолженности, а не в оборудование и технологии, повышающие производительность. Это уменьшит базу производительного капитала и снизит рост ВВП и семейных доходов. По мере появления новых и новых долгов рост экономики будет замедляться, а уровень жизни – падать.
В придачу выплаты по процентам будут настолько велики, что вытеснят целые категории федеральных расходов. Бюджеты на научные исследования, образование и инфраструктуру, если выбрать всего три примера, неизбежно сократятся с учетом поправки на инфляцию. Способность Вашингтона реагировать на внутренние кризисы, такие как недавний экономический спад, тоже ослабнет. И все это еще больше подорвет семейные доходы.
Еще одна проблема – внутренняя нестабильность, связанная с тем, что крупнейшая экономика мира является и самым большим мировым дебитором. Это поставило с ног на голову глобальную динамику накоплений и кредитования. Десятилетиями самые развитые страны имели положительное или почти положительное сальдо, соответствующее их экспортной и инвестиционной мощи. Более бедные государства, в свою очередь, имели дефицит, поскольку импортировали капитал для финансирования развития.
Но сегодня Соединенные Штаты – крупнейший заемщик, а развивающиеся страны – крупнейшие кредиторы. Данные неполны, однако заставляют предполагать, что центральные банки развивающихся государств в течение последних трех лет добавляли к своим портфельным инвестициям от 700 до 900 млрд долларов ежегодно. Большинство этих добавлений имело форму ценных бумаг Казначейства США. Иными словами, эти центральные банки одалживают деньги Соединенным Штатам. Крупнейшим заимодавцем с большим отрывом являлся Китай.
Кое-кто утверждает, что способность Америки брать в долг такие огромные суммы – признак мощи, однако это заблуждение. У Китая и других кредиторов нет стратегических причин для того, чтобы и дальше поддерживать доллары США. И хотя они могут понести убытки, если, например, доллар резко упадет, последствия значительно ослабленного доллара для Соединенных Штатов будут гораздо хуже. Чем дольше Вашингтон продолжит брать взаймы у этих стран, тем выше вероятность, что они будут покупать меньше ценных бумаг американского Казначейства или даже совсем перестанут включать их в свои портфели. С этого момента, скорее всего, условия кредитования США будут все более обременительными, вызвав рост выплат по процентам и тем самым замедлив развитие экономики страны.
Но именно тот факт, что финансовые перспективы так пугают, должен подтолкнуть к принятию мер, которые предотвратят подобное развитие. Наиболее вероятны два сценария. Желательный вариант включал бы упреждающее вмешательство политиков. Осознав опасность, Барак Обама и лидеры Конгресса должны были бы договориться о пакете снижающих дефицит мер, которые вытащили бы страну из финансовой ямы. Такое вмешательство происходило в 1990 г. и в 1993 г., однако в гораздо меньшем масштабе и в отсутствие столь острых межпартийных разногласий.
На сей раз политики могли бы проявить инициативу самостоятельно либо, что более вероятно, действовать под давлением недовольного электората. Последние опросы общественного мнения показывают, что раздражение общества в связи с дефицитом и долгом резко растет, однако не ясно, выразится ли это в поддержке конкретных изменений, связанных с налогами и расходами. Действительно, масштаб требуемого повышения налогов и сокращения расходов делает маловероятной добровольность подобной сделки. Этот вывод еще больше подкрепляется тем фактом, что демократы и республиканцы в Конгрессе не смогли прийти к согласию по поводу структуры Национальной комиссии по фискальной ответственности и реформам – органа, призванного определять финансово устойчивую политику. В конечном счете ее пришлось создать распоряжением исполнительной власти.
Однако более вероятный путь – это решение, которое навяжут Соединенным Штатам глобальные рынки капитала. Такие рыночные силы обрушивались на Вашингтон и раньше, например, во время энергетического кризиса 1979 года. А в следующие 30 лет они не раз перечеркивали финансовую политику и других стран – Великобритании, России, Мексики, в последнее время – большей части Южной Европы.
Сегодня не видно признаков приближения подобного урагана. Процентная ставка доллара почти рекордно низка, а сама валюта продается и покупается относительно спокойно. Рынок фьючерсов тоже не посылает никаких тревожных сигналов. Слабые перспективы роста и инфляция, внутренние проблемы евро, статус доллара как мировой резервной валюты и надежный характер казначейских облигаций могут сохранить это спокойствие еще какое-то время, возможно, два-три года. Однако история подсказывает, что сегодняшнее спокойствие не сохранится надолго с учетом катастрофических финансовых перспектив Соединенных Штатов.
События 1979 г. преподали хороший урок. Это было время президента Джимми Картера, стагфляции и иранского нефтяного эмбарго. Стоимость доллара медленно снижалась несколько месяцев. В разгар всего этого Картер представил новый бюджет, который предусматривал дефицит, хотя и малюсенький по сегодняшним меркам, но превышавший ожидания рынков. Это стало последней каплей. Доллар рухнул, спровоцировав международный финансовый кризис. В течение одной-единственной недели рынки вынудили ФРС резко поднять процентную ставку, а Картера – отозвать свой бюджет, что привело к резкому развороту экономической политики США.
Несмотря на размер своей экономики и резервный статус валюты, Соединенные Штаты не были тогда защищены от отторжения со стороны глобальных финансовых рынков. Не защищены и сейчас. Так или иначе, но если американское правительство продолжит тратить больше, чем зарабатывает, в финансовой политике страны произойдет глубокий сдвиг. Дефицит будет резко уменьшен за счет комбинации крупного сокращения расходов, повышения налогов и, вполне возможно, возвращения бюджетного регулирования. Не пощадят ни одну категорию расходов или налогоплательщиков.
Долги и последствия
Большая разница – станет новая финансовая нравственность инициативой лидеров страны, которые самостоятельно примут непростые решения, или итогом международного давления, навязавшего такие решения. Упреждающий подход позволит Вашингтону управлять этим переходом к аскетизму, избежав и серьезных внутриполитических проблем, и внезапного ослабления своего положения в мире.
Результат навязанного решения будет крайне неприятным и болезненным. Падение доверия к способности Вашингтона контролировать свою задолженность способно спровоцировать кризис доллара на мировых финансовых рынках, как было в 1979 г., а ФРС придется поднять процентную ставку гораздо выше того уровня, который требовался бы только для нужд страны. А корректировка расходов и налогов окажется внезапной и хаотичной, и почти без оглядки на бесчисленных пострадавших.
Более того, отсутствие упреждающего решения сделает США объектом эксплуатации со стороны тех иностранных государств, которые являются их кредиторами. Примерно 50% задолженности Казначейства сейчас находится за рубежом – в том числе 22% в одном только Китае. В нормальные времена Пекин был бы заинтересован в экономических успехах Соединенных Штатов, крупного рынка для китайского экспорта (это крайне важно, чтобы избежать потенциально дестабилизирующих политических последствий роста безработицы в Китае, к чему привело бы сокращение экспорта), кроме того, для Пекина важно поддержание стоимости его крупных долларовых авуаров.
А что если времена перестанут быть нормальными? В случае тайваньского кризиса, например, банкиры китайского Центробанка станут опаснее китайских адмиралов. Простое объявление о том, что Китай сокращает свои долларовые авуары, окажет очень сильное давление на доллар и/или процентные ставки США. Подобным образом Соединенные Штаты использовали экономический нажим на Великобританию во время Суэцкого кризиса в 1956 г., когда Вашингтон согласился поддержать кредит МВФ британскому правительству только при условии, что оно выведет вооруженные силы из Египта. Тогда угроза сработала, поскольку обремененная слишком большими расходами Великобритания была не в состоянии удержать свою валюту в случае давления из-за рубежа. История может легко повториться.
Но стремительно растущий долг США повлияет не только на поведение рынков или центральных банков. После того как произойдет неизбежная финансовая корректировка, сократятся федеральные расходы, в том числе и на оборону. Оборонные расходы, которые долгое время находились вне экономических соображений, составляют сейчас 550 млрд долларов в год. (Если включить затраты на войну в Ираке и Афганистане, цифра возрастет до 700 млрд.) Эта сумма представляет около 15% всех федеральных расходов и примерно 5% ВВП. Второе соотношение по историческим меркам не так велико; в разгар холодной войны, например, расходы на оборону равнялись значительно более высокому проценту ВВП. Но оборонный бюджет будет сокращен, потому что сократятся все категории расходов (за исключением расходов на выплаты по процентам). Политики потребуют, чтобы все разделили тяготы. Иными словами, сокращений адресных программ помощи и внутренних дискреционных расходов можно будет добиться только при условии, что вместе с ними уменьшатся затраты на оборону.
Хорошая новость состоит в том, что общие расходы на оборону можно сократить на 5 или даже 10% без существенного снижения уровня безопасности страны, если (и надо признать, что это – большое «если») сокращения будут произведены с умом и коснутся не только текущих операций, но и закупок вооружений. Соединенные Штаты продолжают разрабатывать и закупать дорогостоящие передовые обычные вооружения сверх того, что оправдано их обязательствами, вероятными сценариями и отрывом оборонного потенциала страны от возможностей потенциальных противников. Америка тратит на оборону больше, чем Китай, Россия, Япония, Индия и все остальные члены НАТО вместе взятые. Вопрос в том, позволит ли политика в Конгрессе (часто искаженная из-за разброса оборонных предприятий по разным избирательным округам) правильно провести сокращения.
Снижение оборонных расходов должно коснуться и военных операций, при этом число людей в военной форме не должно стать меньше. Войны в Ираке и Афганистане обходятся более чем в 150 млрд в год. Военная миссия вооруженных сил США в Ираке завершилась, и там остается только 50 тыс. военнослужащих. По мере вывода американских войск из Ирака можно найти способы дополнительной экономии. Однако имеется стратегический довод в пользу сохранения некоторого числа американских военных в Ираке после декабря 2011 г. – даты, которая по согласованию между обеими странами должна обозначить конец вооруженного присутствия там Соединенных Штатов. Такое присутствие уменьшило бы шансы резкого ухудшения ситуации с внутренней безопасностью в Ираке и сдержало бы иностранную интервенцию – а именно, посягательства со стороны Ирана. Тем не менее, в соответствии с новым фискальным порядком Вашингтон мог бы потребовать от Ирака полной или хотя бы частичной платы за такое присутствие, либо предложить обходиться своими силами.
Еще сильнее съеживающийся бюджет, вероятно, отразится на роли США в Афганистане. Боевые действия там обходятся сейчас вдвое дороже, чем война в Ираке, а афганские обязательства Соединенных Штатов возрастают. Обама пообещал начать выводить оттуда американский контингент в июле 2011 г., однако все больше признаков указывают на то, что любой изначальный уровень сокращения войск может оказаться чисто символическим.
Неизвестен ни темп дальнейших сокращений, ни масштаб остающихся войск. Но военное присутствие США в Афганистане, равное или близкое к 100 тыс. военнослужащих, обойдется примерно в 100 млрд в год. Грядущий финансовый аскетизм и необходимость найти возможность экономить в сфере обороны говорят против сохранения этих расходов. Действительно, и экономические, и стратегические аргументы ставят под вопрос и противоповстанческую тактику борьбы с талибами, и политику государственного строительства с громадными инвестициями в развитие потенциала и институтов афганского правительства. Они подсказывают скорее более скромный антитеррористический подход: прямое преследование террористов с помощью беспилотных самолетов, крылатых ракет и спецотрядов, как Соединенные Штаты делают это в Йемене и Сомали.
Новые бюджетные реалии изменят оборонную политику США и за пределами этих двух конфликтов. Будет меньше ресурсов на то, чтобы начинать «войны по выбору», как это было в Ираке, и на то, что превратилось в «войну по выбору» в Афганистане. Государственное строительство отнимает много времени, усилий и средств, по этим и другим причинам его вряд ли станут повторять в обозримом будущем в тех же масштабах, что в Ираке или Афганистане. Это означает не то, что «войн по выбору» не будет – вполне возможен конфликт с Ираном, учитывая его ядерные амбиции, – а скорее то, что такие войны станут и менее распространенными, и более ограниченными в задачах. Еще более редкими станут крупномасштабные гуманитарные интервенции, подобные тем, которые Соединенные Штаты проводили в Сомали и на Балканах в 1990-е годы.
Грядущее бюджетное давление коснется также расходов на международную помощь, разведку и внутреннюю безопасность. Одной из мишеней сокращения станет 30-миллиардная статья расходов на международную помощь, а также 15-миллиардный бюджет Госдепартамента. Разведка (которая, как считается, обходится ежегодно в более чем 40 млрд долларов) и внутренняя безопасность (свыше 50 млрд долларов ежегодно) тоже подвергнутся более пристальному рассмотрению. Последствия всех этих сокращений будут различными. Как и в случае с обороной, для потенциала разведки и внутренней безопасности не так важно, сколько будет урезано, как то, что именно.
Все это скажется не только на финансовых ресурсах. Пострадает также глобальное влияние Соединенных Штатов во всех его аспектах. Способность Вашингтона лидировать в международных экономических вопросах, таких, как недавнее понуждение «Большой двадцатки» увеличить расходы на меры по стимулированию экономики, будет поставлена под угрозу грядущим переходом к аскетизму. Точно так же ослабеет голос США в МВФ и других многосторонних финансовых институтах. Утратит Вашингтон и возможность прямых финансовых интервенций, как, например, в 1994 г. при спасении Мексики.
Рост задолженности Соединенных Штатов чреват и еще более значительными последствиями: американская модель рыночного капитализма перестанет быть столь привлекательной. Успех внешней политики зависит от имиджа страны не меньше, чем от ее поступков. Пример цветущей экономики и высокого уровня жизни был мощным инструментом, особенно во время холодной войны, когда американская модель конкурировала во всем мире с коммунизмом советского образца. Теперь, однако, конкурентом стала авторитарная модель китайского типа: перенасыщенная чиновниками политическая система вкупе с управляемой и гибридной формой капитализма. Недавние блестящие успехи экономики Китая в разгар экономических бедствий Запада усилили привлекательность этой системы. Эту тенденцию укрепляет и то реальное обстоятельство, что подход США (связанный с системой минимального надзора и регулирования) после недавнего финансового кризиса повсеместно представляется чреватым рисками и дискредитированным. Если Соединенные Штаты окажутся не в состоянии справиться с собственным долговым кризисом, и решение будет им навязано извне, то привлекательности демократии и рыночного капитализма будет нанесен еще один удар.
Этот сдвиг мощи в сторону от США, Европы и Японии ускорит появление бесполярного мира, в котором мощь распылится между многочисленными государствами и негосударственными игроками. В частности, он повысит глобальное влияние крупнейших развивающихся стран, включая Китай, Бразилию, Индию и другие. Неизбежно ослабнет и относительное положение Соединенных Штатов, и их способность направлять и формировать международные отношения. Других желающих и способных играть эту роль не видно. Результатом сократившейся мощи США станет более беспорядочный и в конечном итоге менее безопасный и менее благополучный мир.
Путь вперед
Каким образом Соединенные Штаты могут избежать отторжения мировыми финансовыми рынками, которое вызвало бы по-настоящему резкое уменьшение их глобальной роли? Ответ концептуально прост, но с точки зрения внутренней политики предельно сложен для воплощения.
Единственный способ стабилизировать соотношение задолженности США к ВВП – это привести бюджет к первичному сальдо, иными словами – к положению, когда доходы соответствуют расходам, за исключением затрат на выплату процентов. Поскольку перспектива того, что к 2020 г. или раньше задолженность составит 90% ВВП, слишком рискованна, первичного сальдо надо добиться значительно раньше, скажем, к 2015 году. Это значит, что задолженность, вероятно, достигнет пика на уровне около 70% ВВП и начнет постепенно снижаться по мере сокращения дефицита и наращивания экономического роста (в идеале – более уверенными темпами).
Однако это потребует сокращения бюджетного дефицита примерно на 300 млрд долларов в год – а это немалая сумма по любым меркам. Еще больше усложняет этот план тот факт, что он должен воплощаться в период высокой безработицы. Экономика и политика могут объединиться в защиту комплексного пакета мер: любой экономический стимул, включая снижение налогов, предоставленный для экономического роста в краткосрочной перспективе, должен сопровождаться сокращениями дефицита в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Нужно также найти место для политики – например, расширения торговли, – обладающей потенциалом содействия экономическому росту и, как результат, повышению доходов и занятости без роста налогов или увеличения дефицита. Но с политической точки зрения это трудно. И даже если трудности удастся преодолеть, воздействие на бюджет, хотя и полезное, будет недостаточным для существенного сокращения дефицита.
Если смотреть на вещи реально, устойчивой бюджетной траектории нельзя добиться только за счет сокращения расходов. Поскольку выплаты по процентам сократить нельзя, а программы адресной помощи для действительно нуждающихся урезать не следует, стратегия жесткой экономии отразится на всех других категориях расходов. Необходимо будет резко сократить и оборонный бюджет, и все аспекты внутренних дискреционных расходов.
Тем самым единственный здравый подход – это соединение сокращения расходов и увеличения налогов. Разумно было бы в существенной части положиться на корректировку расходов, включая реформу программ адресной помощи. К примеру, новое британское правительство намерено сокращать расходы и увеличивать налоги в соотношении три к одному или даже четыре к одному. Кое-кто утверждает, что при такой пропорции слишком много возлагается на сокращение расходов, но каким бы ни было соотношение, повышения налогов не избежать.
К сожалению, налоговая политика в Соединенных Штатах связана с глубокими межпартийными разногласиями, и повышение налогов обсуждается сейчас в категориях теологии. С точки зрения истории это странно, поскольку в течение XX века ставки федерального подоходного налога всегда были выше, чем сейчас. В 1960-е гг., например, для группы населения с самыми высокими доходами они превышали сегодняшний уровень почти вдвое. Но при этом нет причины, по которой речь должна идти только о подоходном налоге. Есть много других вариантов, включая введение налога на добавленную стоимость, корректировку налогов, связанных с бизнесом и инвестициями, восстановление налога на недвижимость и сокращение некоторых льгот.
Подводя итог, можно сказать, что будет чрезвычайно трудно утвердить программу сокращения дефицита в необходимых объемах. Обама и лидеры Конгресса несколько месяцев назад создали Межпартийную бюджетную комиссию для выработки рекомендаций по достижению первичного сальдо федерального бюджета. То, насколько хорошо будут приняты ее выводы, многое скажет как о перспективах упреждающего решения, так и о том, в какой степени Обама сделает дефицит и сокращение задолженности приоритетом предвыборной кампании 2012 года.
Дома и за границей
Соединенные Штаты быстро приближаются к историческому поворотному моменту. Если они не примут меры по упорядочиванию своего финансового хозяйства, восстановив тем самым предпосылки первенства в мире, то пострадают как от внутренних, так и от международных последствий. То, что США оказались на этом перекрестке, неудивительно; другие великие державы в прошлом тоже сталкивались с ухудшением материального положения. Но причины отличаются от тех, которые многие предвидели.
Всего чуть больше двадцати лет назад историк Пол Кеннеди опубликовал глубокое исследование о взлете и падении великих держав. Его тезис об «имперском перенапряжении» прост, но важен: затраты на проведение амбициозной и дорогостоящей политики за рубежом могут подорвать экономические основы государства. Это предостережение довольно актуально для сегодняшней позиции Соединенных Штатов в том смысле, что войны в Афганистане и Ираке внесли вклад в то экономическое давление, с которым столкнулась страна.
Но имперское перенапряжение – не главная проблема. Общие затраты на обе войны составляют только 10–15% годового дефицита и куда меньшую часть совокупной задолженности; основная причина для того, чтобы ставить под вопрос войну в Ираке несколько лет назад и в Афганистане сегодня, являлась скорее стратегической, чем экономической. Финансовые, политические и экономические неудачи у себя дома угрожают способности Соединенных Штатов оказывать то глобальное влияние, которое они могут и должны осуществлять. Иными словами, отнюдь не опрометчивые действия на мировой арене подвергают опасности американскую платежеспособность, а расточительство дома угрожает мощи и безопасности США. Американский народ и его выборные представители сильно рискуют, откладывая решение проблемы долговой зависимости в долгий ящик.
