Какими бы виртуальными ни были опросы мирового общественного мнения, они, тем не менее, сводят воедино важные элементы действительности, и загадка нынешнего мира просто не может быть разгадана без них.
В январе 2018 г. «Гэллап Интернэшнл» опубликовал ряд данных, основанных на исследовании мирового общественного мнения в рамках 41-го опроса, который проводится с 1977 г. проводится ежегодно по инициативе самого Джорджа Гэллапа.
Ниже мы приводим краткие факты, отражающие мировое настроение:
Во-первых, хотя мнения разделились, большинство предпочитает Владимира Путина Дональду Трампа в качестве лидера «моей страны».
Во-вторых, лишь в девяти странах из 55 симпатии на стороне Трампа, что вполне сопоставимо с низким рейтингом США как мирового лидера.
В-третьих, Путин получает сравнительно высокие оценки по всему земному шару за его роль в снижении уровня противостояния в Сирии.
В-четвертых, большинство опрошенных в 55 странах считает, что мир не должен и дальше управляться самой сильной страной. И если предлагается альтернатива мирового лидерства: Соединенные Штаты как единоличный лидер или США и Россия как два лидера – большинство явно предпочитают второй вариант.
В-пятых, налицо глобальное неприятие признания Иерусалима столицей Израиля президентом Трампом. В арабском и мусульманском мире свыше 90% опрошенных не согласны с подобным решением.
В-шестых, большинство в мире (53%) считает, что сила и роль Китая будут возрастать; Россию ставят на второе место по этому показателю, США – на третье место.
Если хотя бы часть этих фактов достоверна, а так оно и есть, это означает, что мы определенно живем в новом мире или, по крайней мере, не в том мире, где США и Запад одержали победу в холодной войне. Что происходит? Чтобы это понять, нам нужно проанализировать глобальный контекст за последние два года.
В 2016 г. ветер перемен снова усилился почти до уровня 1989 года. Однако, в отличие от того времени, этот ветер не надул паруса либерализма, скорее наоборот. Заодно он полностью сдул множество предварительных ожиданий и прогнозов. Этот год ознаменовал поворотный момент в судьбе американской геополитической утопии, навязанной по окончании холодной войны. Мир сделал решительный шаг в направлении многополярного «созвездия». Фундаментальный сдвиг получил теоретическое выражение в понятии «глобальная корректировка», а практическое признание – в платформе, опираясь на которую Дональд Трамп, вопреки ожиданиям, одержал победу на президентских выборах. Предсказуемость процессов в демократических обществах, включая социологические компоненты, существенно снизилась. Скорость социальных перемен возросла.
Усугубился политический кризис в ЕС. В Великобритании восторжествовали евроскептики, которые также укрепились в Италии и Франции и даже распространились в Германии. Элиты в Брюсселе, Берлине и Париже отчаянно ищут приемлемые решения. Между тем страны Центральной Европы не способны стать независимыми и действенными проводниками перемен. В Европе поднимается волна консервативного популизма, которая уже докатилась до Болгарии. Европа остается неспособной играть серьезную роль в геополитике, будучи аутсайдером относительно ведущего треугольника США – Россия – Китай.
В 2017 г. стал очевидным совокупный итог новой глобальной динамики: мы живем в мире, где все меньше безопасности. Трения на международной арене достигли критических значений. Никогда еще со времен окончания холодной войны планета не подходила так близко к новому военному пожарищу, чреватому непредвиденными и катастрофическими последствиями. В начале года было очень авторитетно и убедительно провозглашено, что мир находится на грани вступления в «пост-западную эпоху».
Основополагающей причиной политической нестабильности является истощение «Пакс Американа» (гегемонии Соединенных Штатов в мире) и отсутствие нового фундамента мирового порядка. Переход от конфигурации мира однополярного к миру многополярному продолжается, но это не находит адекватного признания и отражения в американской внешней политике. Подобное признание затрудняется серьезным внутриполитическим кризисом в США, усугубляемом социальными и расовыми конфликтами. И опять американская внешняя политика все больше становится придатком внутренней динамики. Все геополитическое наследие двух сроков пребывания у власти Барака Обамы подвергается ревизии и жесткой критике. Тем временем нормализация, предусмотренная Трампом в его платформе, блокируется и подрывается.
График выборов в 2017 г. превратил его в год томительных ожиданий. Серьезные перемены назрели как в планах европейского проекта, так и в архитектуре европейской безопасности. Однако разноречивые подходы тормозят реализацию этих перемен. Победа Макрона во Франции и переизбрание Меркель на должность канцлера Германии не гарантируют преобладание курса на интеграцию. В Западной Европе системные партии постепенно становятся адептами национализма, а националистические силы Восточной Европы становятся все более системными. Неожиданно удалось добиться прогресса на Юго-востоке после того, как Македония устранила главную причину Балканского тупика.
Отсутствие структурной безопасности. Геополитическая турбулентность прямо или косвенно связана с глубокими социальными процессами. В 1986 г. известный социолог Питер Бергер доказывал в своей книге «Капиталистическая революция», что капитализм переживает консолидацию на базе исходной предпосылки, будто социальное неравенство сглаживается и уменьшается. Однако в течение следующих трех десятилетий возобладала противоположная тенденция. Доказательства, представленные в докладе и изданные в декабре 2017 г., а затем углубленные авторитетной экспертной группой под руководством французского профессора экономики Томаса Пикетти, говорят о том, что в разных регионах мира происходит постоянное углубление социального расслоения. Социальное неравенство все время усугубляется. Концентрация богатства в руках небольшой горстки людей все более шокирует. Тем временем ООН фиксирует острейший гуманитарный кризис со времен окончания холодной войны. Расширяется пропасть не только между Первым миром и остальным человечеством, но и внутри богатых стран. «Золотой миллиард» тает на глазах. Особое значение для политологии имеет тот факт, что осознание неравенства и связанной с ним несправедливости в мире подпитывает общественное недовольство и тревоги.
Мы являемся свидетелями нового этапа глобализации, которая характеризуется подъемом незападного мира, как выражение общей тенденции к построению многополярного мира. Происходит примечательный парадокс: глобализация, задуманная Западом с целью устранения барьеров на пути его экспансии, на самом деле устраняет барьеры на пути подъема Востока. Принятие решений в глобальном мире все более усложняется. На нас влияют потрясения в информационном и идеологическом поле.
Возможности для манипуляций многократно возросли. Официально объявленные кампании против «липовых новостей» фактически показывают, что они становятся законными и обыденными особенностями повседневной жизни, что приводит к размыванию нравственных критериев и институтов власти. Теория о том, что мы живем в относительно мирную эпоху, не выдерживает критики под напором ежедневных новостей о растущих военных бюджетах, новых миссиях вооруженных сил, а также военных учениях и маневрах разных альянсов, государств и групп стран.
Разделенный западный мир. В 2017 г. наметился серьезный внутренний раскол в западном мире – как внутри мирового лидера США, так и между Соединенными Штатами и их традиционными европейскими союзниками.
Злословие в адрес вновь избранного президента Трампа беспрецедентно. Ядовитая избирательная кампания сменилась атакой на избранного президента после выборов, которая продолжалась в самых разных формах на протяжении всего 2017 года. Трамп вынужден занять оборонительную позу, все время оправдываться и неохотно менять свою политику. Его принудили пожертвовать разными членами команды, искать трудный баланс между ветвями власти и другими факторами американской политики, а при этом поддерживать непростые отношения с тайными службами и специальным прокурором. Все это происходит на фоне сгущающихся туч обвинений в сговоре с Россией и приглушенной, но постоянно присутствующей угрозы импичмента.
В конце концов, Трампу удалось выжить, но далеко не мизерной ценой. Престиж американской политики значительно упал. СМИ и политическая критика как внутри страны, так и за ее пределами, хоть и направлена против личности президента, неизбежно влияет на доверие к самим Соединенным Штатам. На поверхность всплыли социальные проблемы и конфликты, поднявшиеся до уровня идеологии и породившие конфронтацию, которую трудно сдерживать. Решение США признать Иерусалим столицей Израиля, помимо всего прочего, демонстрирует риски международной изоляции самых могущественных мира сего. В этом смысле голосование на Генеральной ассамблее ООН – это предупреждающий сигнал.
Продолжается сдвиг во внешней политике США в направлении Восточной Азии. Несмотря на противоречивую последовательность угрожающих и заигрывающих заявлений и жестов Белого дома при администрации Трампа, в конечном итоге совершенно очевидно, что соперничество с Китаем стало ведущей темой. Однако неясно, что должно служить дипломатическим проводником такого соперничества с учетом того, что попытки Соединенных Штатов углубить согласие и единодушие с другими странами Восточной Азии на основе скрытой антикитайской повестки до сих пор имели, мягко говоря, переменный успех.
В первый год президентства Трампа политическая пропасть между США и ЕС резко увеличилась. Действенный отказ от ТТИП, которое было призвано объединить европейские страны в торговое партнерство с Америкой, антилиберальная риторика Белого Дома, спровоцировавшая публичную реакцию Брюсселя и Берлина, намерения пересмотреть американские гарантии европейской безопасности через Североатлантический альянс породили определенный настрой в Европе, четко выраженный немецким канцлером Ангелой Меркель: «Мы должны полагаться на себя». Трамп изменил свой изначальный подход к НАТО как устаревшей организации; однако это не означает согласие между Америкой и Европой по фундаментальным вопросам. США обнаруживают разногласия даже со своим ближайшим партнером в Европе в лице Великобритании, которая в своей политике все больше опирается на Китай и Турцию, отвергая тайную поддержку Вашингтоном курдов на Ближнем Востоке. Разногласия в западном мире вряд ли будут устранены в ближайшее время.
Укрепление незападного мира и Год Востока
Война в Сирии фактически близка к концу – в основном, благодаря умному вмешательству России. Отношения между Россией и Турцией полностью восстановились (включая решительный прогресс по стратегическим проектам, таким как трубопровод «Турецкий поток» и АЭС Аккую). Сближение Турции и Ирана – немыслимое событие всего несколько лет тому назад – стало возможным, в основном, благодаря российской дипломатии. Даже страны, для которых отношения с США – важный приоритет, типа Израиля и Саудовской Аравии, открылись для более явного и ощутимого сотрудничества с Москвой. На новом витке палестино-израильского конфликта у России есть все шансы выступить в роли посредника. Впервые со времен Анвара Садата Египет обращает свои взоры к России, что открывает новые возможности россиян в Северной Африке, в том числе и в Ливии. Принятие Индии и Пакистана в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) – еще один большой шаг в формировании незападного подхода к глобализации, и Москва внесла существенную лепту в это решение.
Эти события нашли отражение в новой Стратегии национальной безопасности США, где Россия и Китай названы «ревизионистскими державами» – тем самым признается их новая роль соперников Соединенных Штатов в мировой политике. Продолжающееся сближение России и Китая имеет большое значение для всего мира и идет вразрез с американским стратегическим мышлением со времен Киссинджера, верившего в то, что раскол между Россией и Китаем важен для мирового доминирования Америки.
Европейский год выжидательной позиции
Главным событием для Европы стало приведение в действие Статьи 50, что просигнализировало начало процедур, связанных с Брекзитом. Переговоры с Великобританией призваны не просто выстроить новые модели отношений Европы с третьими странами, но и послужить катализатором поиска новых альтернатив для будущего самого Союза. В последние годы в ЕС накапливались противоречия, которые нашли выражение в целой цепочке кризисов – финансового, долгового, связанного с наплывом мигрантов – и их последствиями. До сих пор усилия Брюсселя и Берлина были нацелены на поиск общих знаменателей среди стран-членов с разными интересами. Год 2017, очевидно, начинался с убеждения, что в выработке полного согласия между членами нет необходимости, и что, наверно, все новые выходы следует отложить до выборов в ведущих европейских странах – Нидерландах, Великобритании, Франции, Германии, Австрии.
Уже 1 марта Европейская Комиссия разработала пять сценариев будущего ЕС. Через восемь месяцев недавно избранный президент Франции Эммануэль Макрон предложил свою концепцию европейской интеграции на основе еврозоны как центрального стержня или ядра. До сих пор сколько-нибудь значимые дебаты по этому вопросу так и не начались.
Взгляды на реформы формируются под влиянием текущих процессов, связанных с социально-идеологическими изменениями в Европе. Традиционные правые все больше склоняются к национализму. Это означает третий этап послевоенной эволюции вслед за политикой социальной рыночной экономики 1950-х гг. и неолиберальной трансформации 1980-х годов. Национально-консервативная ревизия происходит в масштабах, сопоставимых с предшествующими трансформациями, хотя неолиберальные догмы относительно функционирования национальной экономики при этом не отвергаются. Идеологически раскол маскируется в видимую дихотомию между консерватизмом и либерализмом. Геополитически он вписывается в раскол между Восточной и Западной Европой. Восточная Европа, которую захлестнула мощная консервативная волна, выражает все большую приверженность американской политике – не только в военном отношении (через расширение натовского контингента в этих странах), но и в экономическом смысле (через попытки обретения энергетической независимости от оси Север-Юг) – по сути возвращаясь к почти забытой доктрине «Новой Европы», сформулированной в эпоху Буша-Рамсфельда.
На Западе, где по-прежнему преобладает либеральная повестка дня, продолжают обнаруживаться консервативные «дыры», указывающие на то, что недавние электоральные победы над популизмом и национализмом далеко не поставили точку в этом противостоянии. Правящие партии Запада испытывают все более сильное искушение взять на вооружение консервативную политику, скрывая ее под либеральными знаменами. Все это происходит на фоне тотального отступления традиционных левых, которым не удается выработать более действенный политический курс для противодействия правым. Левые партии на самом деле показывают наилучшие результаты в таких странах как Великобритания и Португалия, где им удается идентифицировать себя как борцов за государство всеобщего благоденствия.
Призыв Европейской Комиссии лишить Польшу голоса в Европейском союзе из-за нарушений прав человека и нежелания следовать принципу верховенства закона – наиболее явное проявление конфликта между либеральными и консервативными тенденциями. Конечно, вряд ли этот призыв будет услышан, но он знаменует собой начало прямого столкновения между Западом и Востоком. Это напряжение будет нарастать; при этом на сторону Востока может также перейти Австрия, которая все больше дрейфует в направлении Вышеградской четверки.
Однако Европа расколота даже в так называемом центральном ядре, потому что между двумя локомотивами интеграции, Германией и Францией, нет согласия относительно институционального проецирования концепции «двух скоростей». В то время как Франция больше готова к экспериментам, допуская отставание восточной части Евросоюза, то Германия не отказывается от концепции «немецкой Европы», которая не допускает нового раздробления Европы. Перекресток, на котором Старый континент оказался год назад, все еще не пройден, и дилеммы, которые необходимо разрешить, чтобы пройти его, еще острее.
Новые созвездия стран
Глобальные события двух последних лет не позволяют нам составить последовательную картину мира и, похоже, исключают единую трактовку событий. Происходит множество разноречивых событий, но беспокоит общее восприятие связей между ними. Для описания происходящего, наверно, лучше всего подходит слово «разбалансировка». Мир времен холодной войны был полностью противоположным: сбалансированным и предсказуемым. Едва ли требовалась сила воображения, чтобы предсказать, что если русские сделают то-то и то-то, то американцы отреагируют определенным образом, а в конечном итоге все останется без изменений. Сегодня все наоборот: впечатление такое, что даже если русские и американцы ничего не предпримут, перемены все равно неизбежны.
История человечества – сменяющие друг друга периоды лидерства и периоды соперничества за лидерство. Наверно, подобная трактовка вполне актуальна в наши дни, а разбалансировка указывает на отсутствие центра.
Наши умы приучены воспринимать такое положение вещей как нестабильное и временное. Но это лишь следствие нашей точки зрения. Глобализация видится нам как процесс нарастающей концентрации капитала, что подтверждается фактическим его движением. Но как быть с волнами, влияющими на политику или состояние людских умов?
Национальные капиталы могут свободно (а, может, и не совсем свободно) перетекать и концентрироваться в виде наднационального капитала. Однако национальные идентичности не могут и не будут трансформироваться с такой же или даже похожей легкостью без сопротивления или болезненной адаптации. Совершенно очевидно, что мы неизбежно будем проходить процесс регионализации национальных идентичностей – регионализации не в узком географическом смысле, а в виде новой социально-экономической и культурной идентификации родства в виде групп родственных стран. Мы бы назвали их «созвездиями» государств.
Борьба за лидерство, которое мы привычно ожидаем увидеть на глобальном уровне, фактически происходит на уровне таких созвездий регионов – в широком социально-экономическом, но и в культурном смысле, то есть на уровне массового сознания внутри созвездий.
Вот почему все попытки глобального объяснения событий, происходящих в политической сфере, обречены на неудачу. Фундаментальный конфликт нашей эпохи – конфликт между мировой экономикой и местным регулированием. Его разрешение неизбежно требует прохождение этапа крупномасштабной политической перегруппировки, возникновения новых групповых идентичностей при отсутствии доминирующего центра. Мы скрещиваем пальцы, страстно желая, чтобы этот переход произошел мирно…
