Начиналось с потрясения: как так? Потом временное расслабление: рассосется? Его смяли последовательно ирония, сарказм, а потом какой-то гомерический восторг: ну такого просто не может быть, летающий цирк «Монти Пайтон» не заседает в Вестминстере! И вот круг эмоций замкнулся. Уже не смешно, а жутковато… До чего дошла страна, которая еще менее столетия назад буквально правила половиной мира: процесс выхода Великобритании из Евросоюза показал, что такое настоящий политический кризис. Неспособность политической системы принять хоть какое-то решение, ее полный клинч, когда все проворачивается по кругу, но не двигается с места. Поразительно, что все механизмы и процедуры демократии соблюдаются неукоснительно, хоть помещай этот казус в учебники по идеальному парламентаризму. Только результата никакого, если не считать углубления общественного раскола.
Происходящее — следствие ошибок премьеров. Безумная придумка Дэвида Кэмерона объявить референдум о Европе, чтобы утихомирить партийную склоку (проиграл). Нерасчетливое желание Терезы Мэй провести внеочередные выборы, дабы укрепить большинство (не вышло). Маневрирование ее правительства на переговорах с ЕС в надежде изматыванием протащить через парламент согласованный вариант (не прошел). Лобовая атака Бориса Джонсона с целью растоптать умеренных и превратить партию консерваторов в таран (раскололась). Теперь еще идея немедленных выборов, по итогам которых от некогда очень стабильного политического ландшафта могут остаться клочья. Конечно, фактор личности важен, а о снижении качества лидерства в ведущих странах говорят давно. Но проблема масштабнее. Идея «отдельности» от континента укоренена в британском сознании, однако пока ЕС сохранял ореол невероятной успешности, островные евроскептики бурчали на задних скамейках. Ореол в прошлом, начались манипуляции. Сам факт того, что Кэмерон решил рискнуть членством в ЕС ради узкополитических целей, говорит о снижении значимости этой темы. Да и ЕС после первого шока решил использовать подвернувшийся сюжет инструментально — для показательной порки смутьяна, чтобы другим неповадно было. Но никому добиться своего не удалось. С Лондоном понятно, но и для ЕС эффект неоднозначный. Назидание, связанное с конвульсиями «Брексита», снова уступает место страху перед общей неопределенностью, частью которой стал и мучительный уход Великобритании.
Важный симптом — демократия пробивается снизу. То, что называют подъемом популизма,— вовлечение в политику тех, кто прежде молчал.
На левом фланге это произошло несколько лет назад, когда расширился круг участников выборов лидера лейбористов и пост занял Джереми Корбин. Справа импульс дал референдум — евроскептики разбудили националистическую массу. Новые выборы станут битвой на поле бывших маргиналов, ставших фронтменами. В Соединенном Королевстве трещит по швам система элитарного правления, которое подразумевалось меритократическим, а превратилось в номенклатурное, когда демократические процедуры формально легитимировали сохранение власти в нужных рамках и руках. Шок «Брексита», возможно, станет встряской, за которой последует оздоровление. Хотя пока очень трудно в это поверить.
Но нация окончательно прощается с империей, над которой не заходило солнце. Великобритания после ЕС — небольшая страна с не вполне понятной международной функцией.
И фактически, и ментально.
