Кажется, уже все, включая и самих американцев,
констатировали, что попытки США установить единоличное лидерство в
международных отношениях окончились неудачей. Планета вступает в
фазу многополярности. Большая часть человечества приветствует
перемены, рассчитывая на более справедливое глобальное устройство.
Осталось только ответить на вопрос: а как оно будет
функционировать?
Мировая система, где действуют несколько основных игроков, – не
новость. До холодной войны великие державы противостояли друг другу
либо вступали в альянсы – временные и более долгосрочные, узкие и в
форме «концерта».
Однако механически перенести принципы, например, XIX столетия в
XXI век не получится. Изменилась историческая обстановка. И
непонятно, как сочетать национальные интересы, которые так или
иначе доминируют в многополярной политике, с необходимостью сообща
искать ответы на глобальные угрозы, не признающие ни границ, ни
суверенитетов. Возможен ли баланс между великодержавным эгоизмом и
ответственностью за мир в целом?
На уровне общих заявлений все согласны с необходимостью
проявлять глобальную ответственность. Как только дело доходит до
конкретных проблем, затрагивающих чьи-то интересы, взаимопонимание
исчезает.
Яркий пример – иранская коллизия. Поездка Владимира Путина на
прикаспийский саммит в Тегеран вызвала волну публикаций с
рассуждениями о том, какую, собственно, роль Москва играет в
урегулировании ядерной проблемы.
На Западе распространена точка зрения, что Россия тормозит
усилия «цивилизованного мира» по принуждению Тегерана к отказу от
ядерной программы. Официальные лица сожалеют, менее официальные,
наподобие конгрессменов или СМИ, клеймят Кремль за то, что он берет
под защиту воинственных мулл и их бесноватого президента. А тут еще
категорическое «нет» американской системе ПРО, той самой, что, по
версии Вашингтона, направлена против иранской угрозы. Делается
логичный вывод, что Путин продолжает выстраивать антизападную ось,
взаимодействуя с самыми неприятными для США и их союзников
режимами.
Прежде чем блистать идеологизированными штампами стоит, как
любит говорить президент России, отделить мух от котлет. К «мухам»
относится стремление отечественного ВПК чего-нибудь быстренько
заработать, пользуясь сомнительным статусом Ирана.
Россия иначе, чем Запад, оценивает сущность иранского режима. В
Израиле, США и отчасти Европе подозревают, что Иран –
непредсказуемое клерикальное государство, способное на все ради
религиозных химер. И ядерное оружие ему нужно, чтобы распространять
«истинную веру». Москва полагает, что наследники персидской
цивилизации прежде всего заинтересованы в подтверждении статуса
региональной державы, тем более что мир грядет многополярный. И
бомба нужна для этого, а не чтобы немедленно объявить ядерный
джихад.
Даже если российская трактовка имеет основания, не стоит
продавать оружие стране с подобной международной репутацией и
неясными устремлениями.
Бушер – куш, конечно, больше, не столько данная АЭС как таковая,
сколько способность зацепиться за потенциально привлекательный
рынок. Но и тут вопрос политических издержек первостепенен.
Далее переходим к «котлетам».
Оказывается, что линия раздела проходит не совсем по линии
«Россия – за Иран, Америка и Европа – против». Между Москвой и
Парижем, например, есть взаимопонимание о том, что никак нельзя
допустить военное решение проблемы, которым угрожает Вашингтон.
Правда, Россия и Франция расходятся в средствах. Париж считает, что
надо оказать на Тегеран максимальное политическое давление, дабы
принудить его к отступлению и тем самым избежать силового сценария.
Москва полагает, что иранцев надо «конструктивно вовлекать», а
давить бессмысленно, поскольку это приведет к противоположному
результату.
Помимо России, в «пятерке», которая занимается иранской
проблемой, есть еще одна страна, которая не в восторге от
перспективы ужесточения санкций. В 2006 году Германия
экспортировала в Иран товары на сумму около $6 миллиардов (весь
товарооборот России и Ирана – 2 миллиарда), до недавнего времени
крупнейшие немецкие банки и ведущие машиностроительные компании
активно участвовали в проектах с Ираном. Правда, под давлением США
немецкий бизнес вынужден сворачивать деятельность, но делает он это
крайне неохотно. На недавней экономической конференции в немецком
Дармштадте, посвященной Ирану, участники выражали опасения, что их
нишу на иранском рынке немедленно заполнят китайцы. КНР постепенно
вытесняет Германию с позиции основного торгового партнера Тегерана.
И хотя канцлер Ангела Меркель на совместной пресс-конференции с
Владимиром Путиным заявила о возможном ужесточении санкций,
германский МИД занимает намного более осторожную позицию.
Свои экономические интересы есть и у Франции, однако
руководителям ее внешней политики сейчас не до того. За несколько
месяцев Николя Саркози и его министр иностранных дел Бернар Кушнер
продемонстрировали невероятную активность на Ближнем и Среднем
Востоке, озадачив, прежде всего, Вашингтон. Саркози считается
проамериканским, и действия Парижа вроде бы направлены на то, чтобы
помочь заокеанским союзникам разрешить их проблемы в регионе.
Однако довольно трудно понять, что конкретно Франция собирается
делать с Ираном, Ираком или Ливаном, помимо производимого шумового
эффекта.
Вообще, маневры вокруг иранской ядерной программы превратились в
удивительную ярмарку тщеславия великих держав.
Самую последовательную и по-своему принципиальную позицию
занимают Соединенные Штаты, от этого, правда, не легче. Все
остальные преследуют какие-то свои цели, пытаясь предстать очень
благородными и упрекая партнеров в скрытой корысти. Не стоит
забывать, что в тени присутствует Пекин, который не спешит
вмешиваться в околоиранскую интригу, но наращивает свое
экономическое присутствие.
Свои выводы делает и Иран. С его точки зрения, Москва и Запад в
очередной раз разыгрывают некую партию, используя Тегеран в
качестве «разменной» пешки. Россия вообще оказалась в странных
клещах. Запад очень недоволен позицией Кремля по Ирану, но
российско-иранские отношения в целом ухудшаются. В Тегеране
рассуждают о том, что на русских полагаться нельзя: договоренности
по достройке Бушера и поставкам топлива не выполняют, а предложения
американцам использовать РЛС в Габале и Армавире – и вовсе явный
вызов.
От игр, которые разыгрывают великие державы, в нынешней ситуации
общемирового разнобоя выигрывают не они, а как раз режимы, подобные
иранскому, – изворотливые, амбициозные и целеустремленные.
Но великие не желают в это верить, потому что им приятно думать,
что решают все по-прежнему они. Взаимодействие же Тегерана и Москвы
напоминает игру, кто кого использует, причем каждая сторона
считает, что останется в плюсе.
Интеллигентный иранский профессор, с которым мне довелось
недавно беседовать, поинтересовался: «А почему, собственно говоря,
рассуждая о многополярности и о появлении на мировой арене новых
«центров силы», российские представители никогда не упоминают среди
них Иран?».
Может, зря мы радуемся наступающей многополярности?
