Самарскую встречу руководителей России и Европейского
союза небезосновательно назвали провалом. Дело не в том, что саммит
не дал конкретных результатов. Хуже, что отношения характеризуются
уже нескрываемым взаимным раздражением и непониманием целей и
мотивов поведения партнера. Паузу следует использовать для
трезвого, свободного от псевдопатриотической истерики анализа
причин этого.
Вину принято возлагать на новые государства Евросоюза, которые
восприняли членство в евроатлантических клубах как карт-бланш для
сведения счетов с Москвой. Это упрощенная картина. Кризис назревал
давно и носит во многом объективный характер, ведь экономические
интересы России и ЕС весьма отличаются. Но, конечно, нет сомнений в
том, что расширение Европейского союза в 2004-2007 годах послужило
мощным катализатором негативных процессов. И разблокирование тупика
зависит теперь от того, найдет ли Москва ключ к странам прежнего
«социалистического содружества».
Проблемы отношений между Россией и ее бывшими сателлитами
вызваны тем, что они очень похожи. Западная Европа, за плечами у
которой почти шесть десятилетий интеграции, затвердила следующую
истину: исторические обиды, сколь бы глубоки они ни были, нельзя
превращать в инструмент текущей политики и экономики. Не потому что
все вдруг искренне раскаялись и бросились друг другу в объятия, а
исключительно из рациональных соображений. Дымящиеся руины, в
которые превратился Старый Свет по итогам второй мировой войны,
являли собой неопровержимое тому доказательство.
Ни Россия, ни государства Центральной и Восточной Европы и
Балтии путем такого осознания не прошли. Идея реванша за прошлое (у
каждого свое), жажда компенсации за историческую несправедливость с
использованием современных инструментов являются сознательным или
неосознанным лейтмотивом политики Москвы, Варшавы и большинства
других столиц бывшего советского блока.
Подобная мотивация опасна тем, что подрывает рациональную
основу. Когда политики начинают эксплуатировать такие деликатные
моменты, как чувство национальной гордости, способность к холодному
расчету резко падает. Совершаются ошибки, усугубляющие
проблемы.
Так, ставку на разногласия внутри Европейского союза, вызванные
наличием объективных проблем между старыми и новыми членами, Россия
разыграла слишком грубо и прямолинейно. Когда европейские чиновники
и политики гневаются по поводу того, что Кремль раскалывает ЕС,
они, безусловно, лукавят. Объединение пребывает в глубоко
раздробленном состоянии не из-за политики России, а из-за обилия
внутренних противоречий. И было бы странно не пытаться извлечь
выгоды из разброда внутри Европейского союза.
Однако действия России привели к обратным результатам. После
2004 года Москва избрала курс, по сути, на игнорирование
несимпатичных новых членов Евросоюза и максимальное сближение с
крупными континентальными державами — Германией, Италией, Францией.
Многие «гранды» были раздражены обилием сложностей, которыми
обернулось расширение ЕС, и с пониманием отнеслись к желанию Москвы
строить отношения в обход новичков. Россия, однако, стала этим
бравировать, недооценив особенности внутриевропейского механизма.
Крупные акционеры, конечно, обладают там контрольным пакетом, но
блокирующий в руках миноритариев.
«Старая» Европа долго не хотела заниматься польским мясом или
литовской нефтью, предлагая этим странам самим урегулировать
конфликты с Россией. Польша, однако, настаивала, применяя все
рычаги, Москва же, демонстративно ужесточая позицию, ставила своих
друзей в ЕС во все более неудобное положение. В конце концов Россия
не захотела сделать хотя бы ритуальный жест в адрес Варшавы и
помочь дружественной Германии, которая как председатель Евросоюза
предпринимала усилия по разблокированию переговоров о новом
соглашении. Заявление Жозе Мануэла Баррозу в присутствии Ангелы
Меркель о том, что проблемы Польши, Литвы и Эстонии — это дело
всего Евросоюза, стало крупной победой «новой» Европы, прежде всего
Варшавы.
Вообще было странно рассчитывать, что в случае конфликта
кого-либо из пусть и не самых популярных стран-членов с внешним,
пусть даже и принципиально важным партнером организация займет
сторону последнего. Это поставило бы под сомнение легитимность
альянса.
Заведомо нерационально проведена и эстонская «кампания».
Непонятно, какие цели ставили ее организаторы. В результате
увеселений, которым у стен посольства Эстонии предавались
новоявленные юные патриоты, в какой-то момент как по команде
исчезнувшие, тема бездарной и вполне провокационной политики
Таллина ушла в тень. Вся Европа, изначально с недоумением
наблюдавшая за упражнениями эстонских властей, переключилась на
неадекватную реакцию России. Потрясание кулаками и проклятия,
изрыгавшиеся светочами отечественной политики, по сути, оказались
пшиком. А в международной политике нет ничего более пагубного, чем
пустые угрозы, не обеспеченные возможностями или реальным желанием
применить силу.
Если мы хотим взаимовыгодных отношений с ЕС, а российское
руководство вроде бы не давало оснований усомниться в таком
стремлении, тактику придется пересматривать. От ставки на
раздробленность пора отказаться. Политиков, лично заинтересованных
в развитии контактов с Россией, в руководстве крупных стран больше
нет, а пытаться использовать противоречия внутри Евросоюза чревато,
как мы видим, противоположным результатом.
Конечно, потенциал малых стран по блокированию общеевропейской
политики не бесконечен. Скажем, несмотря на угрозы, звучащие из
Литвы и Эстонии, маловероятно, что они повторят польский прецедент.
Все-таки Польша — это особый случай и по масштабу (по европейским
меркам большому), и по историческим характеристикам. Германия,
например, может оказывать на Варшаву лишь ограниченное давление, с
Вильнюсом или Таллином ситуация иная. Более того, Польша явно
перегнула палку, почувствовав себя «царем горы», и в перспективе,
когда будут решаться уже внутриеэсовские вопросы, может столкнуться
с неприятными сюрпризами.
Тем не менее роль восточноевропейских стран в политике ЕС
очевидна и непропорциональна их скромному экономическому
потенциалу. Так что без нормализации отношений с бывшими
сателлитами Россия едва ли может рассчитывать на успехи. Этого не
нужно делать немедленно. Не стоит создавать у соседей впечатление
одержанной победы, необходима пауза. Однако в перспективе отношения
надо строить уже исходя из новой расстановки сил.
Нынешняя коллизия продемонстрировала и серьезную российскую
проблему. Нельзя сооружать идейную конструкцию, опираясь фактически
на одну опору — победа в Великой Отечественной войне. Как ни
прискорбно, не бывает войн, результаты которых были бы незыблемы и
неприкосновенны. (Это, кстати, относится и к «холодной войне» —
тем, кто считает себя в ней победителем, еще предстоит возмущаться
по поводу «пересмотра итогов».) Страны, которая одержала победу в
той войне, больше нет. Строго говоря, Россия не имеет права
монополизировать идеологическое наследие Великой Отечественной,
выигранной СССР. И пока мы не осознаем, что живем уже в другом
государстве, и будем пытаться присвоить себе достижения и грехи уже
несуществующей державы, конфликты неизбежны. Не только внешние, но
и внутренние.
