Нынешняя президентская кампании в США отличается тем, что ни один кандидат не смог продемонстрировать четкого видения международной проблематики. Ничего подобного не было со времен окончания холодной войны.
Американская избирательная система так построена, что при любом качестве кандидатов в президенты и соотношении сил возникает интрига, а результат кажется непредсказуемым до последнего момента. Причин тому несколько. Во-первых, это специфическая модель непрямой демократии, в которой президента в конечном итоге избирает коллегия выборщиков, а не большинство голосов граждан. Во-вторых, обе ведущие партии располагают мощными машинами по раскрутке и продвижению своих кандидатов, так что сама по себе интенсивность воздействия на общественное мнение накаляет ожидания. Тем более что масштаб расходов на кампанию растет из года в год, на сей раз каждый из претендентов потратил около миллиарда долларов. Наконец, по мере поляризации общества (а в Америке явно наблюдается все большее расхождение приоритетов между приверженцами разных политических сил) «полюса» возлагают большую надежду на смену курса и выставляют всякие выборы как судьбоносные.
Изначально считалось, что Бараку Обаме повезло с соперником. Митт Ромни – не самый яркий и харизматичный политик, он принадлежит к экзотическому вероисповеданию (мормон), а его прошлый бизнес (санация проблемных компаний) некоторые называют рейдерством. К тому же он с некоторым напряжением преодолел этап праймериз, потратив на него много денег, хотя убедительных соперников у него не было. Тем не менее собственно президентская кампания осенью у него получилась более впечатляющей, чем кто-либо мог подумать. Даже катастрофическое высказывание о том, что голосующая за Обаму почти половина американцев – это бездельники, случайно ставшее достоянием гласности, не похоронило республиканца. Победа на первых дебатах, пристойное выступление на вторых и третьих, благоприятное впечатление, которое произвел его напарник Пол Райан на фоне многоопытного Джозефа Байдена – все это вернуло Ромни положение реального претендента на победу.
Бараку Обаме пришлось бороться не столько с конкретным соперником, сколько с общим разочарованием в нем самом. Эйфория, которая сопровождала начало его президентства, не могла не смениться критичным отношением тех, кто верил в чудо, но его не случилось. Конец первого срока у президента Обамы довольно удачный – экономические показатели, определяющие настроение американцев (уровень безработицы и экономического роста), улучшились за последний год, хотя коренного перелома и не произошло. Вполне естественно, что выдающееся красноречие Обамы, которое создавало ему фору в 2008 году, в 2012-м срабатывает не столь безошибочно – четыре года у власти со всеми вытекающими из этого последствиями неизбежно девальвируют слова, в них верят меньше, чем когда они звучали из уст подающего огромные надежды новичка.
Тем не менее, несмотря на то, что Ромни выступил лучше ожидавшегося, а Обама – несколько хуже, у действующего президента, конечно, есть некоторое преимущество. Чаще американцы все-таки дают главе государства возможность отслужить положенные ему по Конституции два срока. Исключения бывают в случае совсем уж неудачных президентств (демократ Джимми Картер в 1977–1981 гг.) либо если партия слишком долго задержалась у власти (после двух сроков республиканца Рейгана Джордж Буш-старший сумел избраться только однажды, ведь в сумме получилось три республиканских мандата).
Можно ли сделать по итогам кампании какие-то выводы о внешней политике США? Избирателей она волнует далеко не в первую очередь, их беспокоят работа, доходы, личная безопасность и пр. Соответственно дискуссия концентрируется на тех аспектах международной ситуации, которые относятся к этим коренным темам. Тем не менее, даже с учетом данного обстоятельства горизонт американской политики сузился. В дебатах и Барак Обама, и Митт Ромни говорили о наборе конкретных проблем, подавляющее большинство которых сконцентрировано на Ближнем Востоке. С одной стороны, это понятно – там происходят фундаментальные сдвиги, и отношение к ним определяет не только политику США в конкретном регионе, а общий подход к мировым процессам. Отсюда споры о том, насколько эффективно вмешательство в Ливии, как вести себя в Сирии, чем является «арабская весна», что делать в Иране и как обеспечивать безопасность Израиля. Все это не локальные, а концептуальные вопросы. И хотя оппоненты резко критиковали друг друга, по существу разницы не видно. Рецептов «правильного» поведения нет. Действующая администрация занимает осторожную позицию, в основном полагаясь на реагирование, республиканские претенденты обрушиваются на такой подход, но принципиально альтернативного не предлагают.
Остальной мир как будто и не существует. Китай упоминается только в контексте рабочих мест, уходящих из Америки. Для страны, претендующей на сохранение глобального доминирования и – более того – не представляющей себя в ином качестве, ограничиваться лишь этим аспектом явно недостаточно. Поворот в Азию, объявленный администрацией Обамы, воспринимается как естественный и само собой разумеющийся, однако что он означает на практике, никто не объясняет. Барак Обама с 2008 года говорит о том, что мир изменился, надо налаживать новые отношения с растущими центрами силы и влияния, американское лидерство необходимо обеспечивать другими способами, никто больше не примет одностороннего доминирования и пр. Однако непонятно что из этого следует. Обама действительно гораздо лучше понимает международную реальность XXI века, но первый срок не убедил в том, что он знает, как себя в ней вести.
Ромни в этом смысле отличается только тем, что считает возможным вернуть методы, которые четверть века назад привели Америку к историческому триумфу и превращению в мирового гегемона. Однако пока ему просто нет нужды задумываться о том, как применить методологию эпохи Рональда Рейгана во втором десятилетии XXI века. Поэтому можно делать громкие заявления насчет того, чтобы заклеймить Китай как валютного манипулятора, привлечь президента Ирана к международному трибуналу за геноцид и т.д., практическая политика все равно скорректирует все установки. В этом смысле характерна трансформация китайской политики Джорджа Буша-младшего, который был весьма агрессивно настроен в отношении Пекина в начале первого срока, а к концу второго стал едва ли не наиболее позитивно относящимся к КНР президентом США.
Россия занимала очень малое место во внешнеполитической дискуссии, и чем ближе к выборам – тем меньше. Обама привычно перечислял успехи в сокращении вооружений и введении санкций против Ирана. Привлекшие всеобщее внимание слова Ромни о том, что Россия – главный геополитический враг Соединенных Штатов, скорее популярное среди республиканцев клише, за которым скрывается отсутствие четкого отношения. Оно Ромни и не нужно – избирателям в основном неинтересно, что кандидаты думают о Москве. Как республиканская администрация, если она появится, будет строить политику на российском направлении, выяснится после выборов, причем далеко не сразу. Опять-таки вспоминается опыт Буша, который начинал с того, что не понимал, зачем ему нужно обращать внимание на Москву. Отсутствие продуманной линии дорого обошлось впоследствии, когда стало понятно, что к России стоит относиться серьезно, отношения уже деградировали до предела.
В целом внешнеполитическая составляющая нынешней президентской кампании отличается тем, что ни тот, ни другой кандидаты не предлагали какого-либо видения глобальной ситуации, общего подхода, что присутствовало всегда после окончания холодной войны. Америка, как и весь мир, стоит на пороге фундаментальных изменений, но никто пока не в состоянии осмыслить, что может произойти, предпочитая оперировать привычными представлениями.
