Финальная реплика для теоретической серии «Руководство к действию» от нашего штатного конструктивиста Александра Соловьёва – ода тем, кто всегда в творческом непокое.
…And Never The Twain Shall Meet?
Как недавно раз и навсегда установила наука о международных отношениях, удачных рецептов коктейля из водки и коньяка не существует даже в умозрительном виде, а объединить в рамках одной теории реализм и либерализм не удалось даже лучшим умам в этой области.
Между тем, как показывает вульгарная практика, самый надёжный вариант – это три точки опоры. Знатоки скульптуры знают, что вздыбленные конные статуи, в конструкции которых конь не опирается (помимо задних копыт) ещё и, допустим, на хвост – редчайшие шедевры, которых по всему миру насчитывается едва ли два десятка.
Такой «третьей точкой опоры» теории международных отношений можно считать конструктивизм. Правда, опора из него получается несколько сомнительная, не слишком надёжная – хотя бы потому, что признавать конструктивизм полноценной теорией согласны далеко не все, и среди таких несогласных встречаются и конструктивисты. А если (упрощая и обращая один из немногих постулатов конструктивизма) социум не верит в существование какого-то явления, значит – его и не существует, по крайней мере, для этого социума.
Однако в результате и реалистского анализа, и либеральных фантазий тоже появляются новые смыслы. В итоге и те, и другие, и третьи «рассказывают истории», формируя политический нарратив.
Полифония нарративов, структурированная лишь отчасти, изменчивая и противоречивая – естественная среда обитания конструктивистов. Но эту среду формируют и реалисты, и либералы, и бихевиористы, и структуралисты – все участники больших дебатов. А значит все они – отчасти конструктивисты.
Когда реалист пытается учесть морально-этические категории в сложнейшем уравнении баланса сил – это конструктивизм. Реальный реалистский конструктивизм. Когда либерал доказывает, что «правильные» нормы и законы могут обуздать анархию международных отношений – это тоже конструктивизм, но, разумеется, либеральный.
Более того, практически все создатели политических нарративов говорят почти на одном и том же языке, используют схожие средства выразительности, оперируя образами, метафорами и аллегориями. «Холодная война» и «конец истории», «мягкая сила» и «стратегическая фривольность», «ловушка Фукидида» и «квантовое сознание» – эти и другие конструкты стали неотъемлемой частью языка, теории и практики международных отношений.
Для конструктивиста процесс взаимодействия государств на международной арене и процесс изучения этого взаимодействия типологически тождественны – как для математика-тополога тождественны (гомеоморфны) бублик и кружка. Они взаимно однозначно и непрерывно отображаются друг в друга. Примерно так же для конструктивиста тождественны социальные процессы.
Возможно, поэтому конструктивисты чуть лучше других международников отдают себе отчёт в том, насколько глубоко они вовлечены в создание политической реальности. В ней субъект познания не отделяется от объекта – он не обретается в башне из слоновой кости, но принимает участие в социальных практиках, которые изучает.
Сам процесс академической рефлексии над политической проблемой, выливающийся в дискуссию о ней, порождает дискурс, а тот, в свою очередь, становится элементом формирования политической идентичности.
На уровне взаимодействия акторов мировой политики (или интерпретации такого взаимодействия) публичные заявления о кризисе миропорядка могут означать не констатацию фактического разрушения прежних структур и связей, но представления о таком кризисе, «идеи в отношении необходимого» – желание обозначить и занять то место в миропорядке, которое эти акторы полагают для себя достойным. То есть изменить статус-кво.
В итоге складывается бартовская ситуация обоснования означаемого через означающее, а система знаков перерастает в систему фактов, с которыми приходится иметь дело уже практикам, поскольку к реальному политическому руководству конструктивистов – к добру ли, к худу ли – не подпускают. Впрочем, политики практики с их развитой интуицией вполне способны дать фору любому конструктивисту-теоретику.
И если сейчас настало время возвращения «больших нарративов» (о чём интеллектуалы твердят уже лет десять), то это время конструктивистов, поскольку большие нарративы дают больше пищи для ума, провоцируют более интенсивный обмен мнениями, стимулируют творчество масс. В конце концов, в них попросту больше жизни – они не позволяют реализму и либерализму выхолоститься до уровня взаимно критических теорий.
Возвращаясь к метафоре, с которой мы начали разговор, конструктивизм, конечно, можно уподобить самогону (за подсказку огромное спасибо поклоннику виски и исторической социологии Алексею Куприянову). Отсутствие строгой канонической рецептуры, бесконечное разнообразие источников и их интерпретаций, национальный колорит (те, кому доводилось отведать кашасу «с фазенды», поймут) невероятный разброс по качеству – от вонючей сивухи до марочных сортов (есть и такие) – вполне описывает как достоинства, так и недостатки конструктивизма.
Впрочем, ещё лучше уподобить конструктивизм обычной воде. Вода – универсальный естественный растворитель и связующий элемент, проникающий практически куда угодно, важнейшее вещество для любого организма. Вода – основа кругооборота энергии, ключевой фактор формирования погоды и климата. «Высшая добродетель, – писал Лао-Цзы, – подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется с ними. Она находится там, где люди не желали бы быть. Поэтому она похожа на дао».
Конструктивизм вряд ли стоит считать дао международных отношений (одну из ключевых максим даосизма – «знающий не говорит; говорящий не знает» – конструктивисты, очевидно, не соблюдают), но с некоторых пор эти отношения и процесс их познания без конструктивизма представить сложно.
Напомним, что в рубрике «Руководство к действию» мы рассматриваем текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. У каждого своя линза и свой угол зрения. А нашим читателям мы предоставляем возможность выбирать, чья теория убедительнее интерпретирует события современной политики.
