Книга «Война по необходимости, война по выбору» – отчасти хроника недавней истории, отчасти обширные личные воспоминания – заслуживает пристального чтения. И не только потому, что Ричард Хаас – выдающийся специалист в своей сфере. Он занимал один из ведущих постов во внешнеполитическом ведомстве, а сейчас возглавляет Совет по международным отношениям. Проницательный и хорошо осведомленный автор, Хаас рассказывает о решениях, которые за десять с небольшим лет привели Соединенные Штаты к двум крупным войнам в Ираке. Особую ценность книге придают выводы о более общем уроке, который США следует усвоить при определении своей политики на Ближнем Востоке.
В качестве одного из ведущих сотрудников Совета национальной безопасности, отвечающего за Восток, Хаас участвовал в принятии решения о начале войны против Саддама Хусейна в 1991 году. Он помог помощнику президента по национальной безопасности Бренту Скоукрофту квалифицировать внезапный захват Кувейта Саддамом как недопустимый акт агрессии, угрожающий стабильности на Ближнем Востоке и выживанию проамериканского режима в Саудовской Аравии. Ричард Хаас ясно дает понять, что президент Джордж Буш-старший сам с первого дня придерживался такой точки зрения. И Буш, и Скоукрофт представлены в книге героями.
Хаас обращает внимание на систематическую дипломатическую кампанию, которую организовали Соединенные Штаты с целью заручиться международной поддержкой своих действий. Благодаря этому в военной кампании, возглавляемой США, приняли участие крупные европейские и (что еще более важно геополитически) арабские и мусульманские контингенты. Участвовала даже Сирия.
Сама военная компания – «война по необходимости» – имела четко ограниченную стратегическую задачу: уничтожить военный потенциал Саддама и изгнать Ирак из Кувейта. Заранее было ясно, что обе цели достижимы, и они были достигнуты. За этими целями не скрывались посторонние мотивы, а политика отражала холодный подсчет потенциально огромной стоимости бездействия по сравнению с ограниченными издержками четко направленного военного реагирования. Здесь не имеет значения, что ранее Вашингтон негласно поддерживал Ирак в войне против Ирана; что США , как пишет Хаас, не возражали против использования Багдадом химического оружия против Ирана, а сам он выступал за расширение отношений с Ираком. Короче, Соединенные Штаты руководствовались жестким реализмом по учебнику.
Война праведная и неправедная
Ричард Хаас был, по его собственным словам, «второстепенным» игроком в принятии решений, которые привели ко второй войне, начатой чуть больше десяти лет спустя. В тот период он занял должность директора по вопросам политического планирования в Государственном департаменте при Колине Пауэлле. С годами влияние отдела политического планирования снижалось. К тому времени, когда его возглавил Хаас, диапазон обязанностей подразделения простирался от спичрайтерства для госсекретаря до редких предложений конкретных политических инициатив. Но он уже никогда поднимался до высокого статуса, связанного с реальным формированием национальной стратегии, как это было при директоре Джордже Кеннане в начале холодной войны.
Сам Пауэлл не был доминирующей фигурой в той небольшой группе государственных чиновников, с которыми после 11 сентября 2007-го президент Джордж Буш-младший консультировался по поводу того, что делать с Саддамом и якобы имеющимся у него оружием массового уничтожения. Уже к июлю 2002 года, пишет Хаас, президент, подталкиваемый динамикой войны против терроризма, которую он сам объявил, решил выступить против Саддама невзирая ни на что. Кондолиза Райс, занимавшая тогда пост советника президента по национальной безопасности (в первой администрации Буша она была другом и коллегой Хааса в Совете национальной безопасности), разозлилась в ответ на опасения Хааса по поводу слишком поспешного начала войны. Она твердо заявила, что вопрос о выборе между войной и миром закрыт.
Теперь более чем очевидно – и рассказ Ричарда Хааса служит тому солидным подтверждением, – что «война по выбору» отнюдь не была результатом тщательного обдумывания, а скорее выбором, основанным на убежденности. Ее начал великий «Решатель», склонный к манихейским упрощениям, и страстно пропагандировала ее среди членов его администрации группа неоконсерваторов. Судя по мемуарам Хааса, к антигероям – помимо Буша-младшего – относятся Райс, вице-президент Дик Чейни, министр обороны Доналд Рамсфелд, заместитель министра обороны Пол Вулфовиц и Пол Бремер, возглавлявший Временную коалиционную администрацию в Багдаде.
Свидетельство Хааса о том, насколько неадекватно принимались решения, является настоящим компроматом. Автор неоднократно отмечает, что Госдепартамент был оттеснен на обочину (в отличие от периода первой иракской войны, когда ведомством руководил Джеймс Бейкер) и Буш был о нем «невысокого мнения». В начале 2003-го Хаас лично подготовил меморандум для Пауэлла, в котором обрисовал возможные альтернативы немедленным военным действиям: «Я хотел, чтобы Буш знал, что у него остаются пути для отступления». Но меморандум никуда не пошел.
Книга Ричарда Хааса вызывает доверие, потому что он честно признаёт, что изначально был готов рассматривать возможность «войны по выбору». Как он пишет, «меня самого не посещали сомнения» относительно наличия у Саддама оружия массового уничтожения. Хотя автора тревожил произвольный и односторонний характер процесса принятия решений, его беспокойство «не было фундаментальным».
Это достойное уважения прямое признание имеет непосредственное отношение к ключевому различию, которое Хаас подчеркивает и выносит в название своей книги. Как он пишет, война по необходимости (первая война в Ираке) – это война, в ходе которой Соединенные Штаты реагировали на внешние действия других государств и отправлялись сражаться тогда, когда считается, что данные действия угрожают жизненно важным интересам США. «Война по выбору», напротив, – это такая война, в которой Соединенные Штаты стремятся изменить характер других государств и оправдывают начало кампании амбициозными идеологическими и моральными целями.
Выбор и необходимость
В этом и кроется проблема: любое решение начать войну, если это не реакция на нападение, является следствием оценки понятия «необходимость» в качестве реакции на то или иное зловещее событие за рубежом. Ричард Хаас активно поддерживал первую войну (из-за «необходимости», вызванной вторжением Саддама в Кувейт) и не противодействовал второй войне (из-за угрозы, которую представляло оружие массового уничтожения, которым, как Хаас поначалу считал, Саддам действительно обладал). Исходя из этого, по терминологии автора, на тот момент он полагал, что обе войны мотивировались не столько выбором, сколько явной необходимостью.
Пока итог войны неизвестен, разница между необходимостью и выбором неоднозначна. За исключением случая, когда война навязана Соединенным Штатам путем прямого нападения, политикам всегда приходится в зависимости от обстоятельств делать выбор, следует ли инициировать военные действия. Поэтому важнейшее значение приобретает то, как они принимают данное решение, а на его содержание влияют интеллектуальные и личные пристрастия чиновников и их идеологические предпочтения.
Очевидно, что чем меньше в процессе участвуют эмоции и чем больше задействован разум, тем лучше результат. Необходимо систематически взвешивать варианты, проводить совещательный анализ и тщательно изучать разведданные (учитывая и то, что неизвестно либо что известно не наверняка), не говоря уже о жесткой оценке вероятных издержек и международных последствий войны. Для принятия решения начать войну не в последнюю очередь требуется ясность в определении целей: идеологически неоднозначные цели второй иракской войны, в отличие от ограниченных геополитических целей первой, явно привели к катастрофическим последствиям.
После того как итог боевых действий становится известен, разница между необходимостью и выбором кажется элементарной. Приговор истории постфактум неизбежно базируется на простой аксиоме: неудачников не прощают, победителей не судят. Предположим, что вторая иракская война не только завершилась быстрым военным триумфом, но и привела к появлению в Ираке стабильной демократии с «освобожденными» иракцами, благодарно обнимающими американских солдат и сторонящимися антиамериканских повстанцев. Тогда, по всей вероятности, войну задним числом посчитали бы оправданной необходимостью, даже несмотря на то, что никакого оружия массового уничтожения найдено не было. И наоборот, приведи первая иракская война к длительному сопротивлению в Ираке, помешай выводу американских войск, втяни Соединенные Штаты в пятилетнюю кампанию по умиротворению и вызови беспорядки в регионе, то освобождение Кувейта, несомненно, представлялось бы задним числом неправильным стратегическим выбором. (Конечно, тот факт, что вышеупомянутых противоположных действительности итогов не случилось, подкрепляет предположение, что важнейшая разница между обоими войнами состояла в том, до какой степени процесс принятия решений в каждом случае был основан на совещательной рациональности и критически проверенном реализме.)
Сейчас уже очевидно, что накануне второй войны общенациональный шок, вызванный событиями 11 сентября и усугубленный (неважно, по каким причинам) кампанией по нагнетанию страха посредством употребления демагогических и огульных выражений типа «исламо-фашисты», «джихадисты» и «мусульманский терроризм», не говоря уже об апокалипсических упоминаниях «грибовидного облака» и «Третьей мировой войны», создал токсичную атмосферу. Демократическое общество тут же ринулось одобрять (отметьте большое число сенаторов от Демократической партии, де-факто проголосовавших за войну) то, чего изначально добивалось лишь несколько ответственных за принятие решений лиц. Сам президент, словно национальный предводитель фанатов, в какой-то момент даже обсуждал с британским премьер-министром Тони Блэром возможность спровоцировать casus belli для войны, которая, по его глубокому убеждению, была необходима.
Путь из Багдада
Размышления Ричарда Хааса заставляют поднять более широкие вопросы, касающиеся того, чего Соединенные Штаты добились за последние несколько десятилетий в формировании геополитики на Ближнем Востоке, особенно в отношении трагического израильско-палестинского конфликта. Итог первой иракской войны мог бы стать отправной точкой для более решительной и конструктивной политики США в этом неспокойном регионе. Ее окончание совпало с распадом Советского Союза и обозначило Соединенные Штаты как победителя в длительном, но мирно завершившемся глобальном геополитическом и идеологическом конфликте. США с гордостью наслаждались тем, как восхищался ими весь мир.
Как отмечает Хаас, в то время наблюдались признаки того, что первый президент Буш готов утвердить лидерство Соединенных Штатов, с тем чтобы закончить застарелый и болезненный израильско-палестинский конфликт, радикализирующий регион. В 1991 году первым ощутимым плодом этого очевидного решения стала Мадридская мирная конференция. США вынудили Организацию освобождения Палестины умерить свою позицию относительно существования Государства Израиль, одновременно с этим Буш выступил с энергичными возражениями против продолжавшегося строительства Израилем еврейских поселений на палестинских территориях. Ранее госсекретарь Джозеф Бейкер в программном заявлении, адресованном Американо-израильскому комитету по общественным связям (известному под аббревиатурой AIPAC), призвал Израиль «раз и навсегда отказаться от нереалистического представления о будущем Большом Израиле» (речь написал Хаас вместе с Деннисом Россом и Даниелом Куртцером.)
Вскоре после войны, несмотря на давление со стороны Конгресса, Буш отказался предоставить существенные кредитные гарантии премьер-министру Израиля Ицхаку Шамиру, который также настаивал на продолжении строительства поселений на Западном берегу реки Иордан.
Вскоре после этого израильтяне отвергли Шамира и избрали премьер-министром героя войны Ицхака Рабина. Это резко повысило надежды на мир. Но, как становится ясно из повествования Хааса, поражение Буша на выборах в конце 1992-го снизило энергию усилий США, а убийство Рабина лишило Вашингтон серьезного и отважного израильского партнера, стремившегося к миру. Администрация Билла Клинтона тянула резину, не предприняв ни одного решительного усилия вплоть до запоздалой и несколько импровизированной – (а в конечном счете и безрезультатной) второй встречи в Кэмп-Дэвиде к концу второго президентского срока Клинтона.
Хотя и с осторожностью, но Хаас намекает на то, каковы были бы его предпочтения, доведись ему в третий раз заняться формированием политики в правительстве Соединенных Штатов. С его точки зрения, подлинный мир должен обеспечить безопасность для Израиля и справедливость для палестинцев. Для этой цели, утверждает он, президент США должен отчетливо определить в громком публичном выступлении ключевые элементы подлинного компромиссного мира и в конечном итоге примирения сторон. То, что Джордж Буш-младший не сумел этого сделать, привело к составлению нечеткой «Дорожной карты» движения к миру, которая превратилась в дорожную карту движения к неведомой цели. Тем временем публичное одобрение, выраженное Бушем премьер-министру Израиля Ариэлю Шарону как «человеку мира», еще больше оттолкнуло арабов. Результатом стала фаталистическая непримиримость со стороны как израильтян, так и палестинцев. В соответствии с откровенно высказанным вердиктом Хааса Соединенные Штаты упустили возможность действовать.
Президенту Бараку Обаме необходимо извлечь важный урок из проницательных мемуаров Хааса. Если новый президент хочет избежать на Ближнем Востоке не только серьезных ошибок своего непосредственного предшественника, но и чересчур долгой пассивности в годы президентства Клинтона, ему действительно необходимо активно проявить инициативу. Нельзя не признать, что это осложняется наследием минувших 16 лет, когда в подходе США к израильско-палестинскому конфликту произошел незаметный сдвиг: США перешли от роли подлинного посредника, стремившегося подтолкнуть обе стороны к миру, к позиции слабо завуалированной пристрастности в пользу одной из сторон конфликта. Результат негативно отразился на шансах на мир, ибо без энергичного и по-настоящему инициативного посредничества Соединенных Штатов обе стороны конфликта обнаружили неспособность прийти к компромиссу.
Ситуация усугубляется еще и тем, что среди палестинцев все больше распространяется радикальный исламизм, а израильские политики в настоящее время движутся в сторону растущей непримиримости. В предстоящие месяцы новый премьер-министр Израиля может попытаться подтолкнуть США к началу войны с Ираном, неискренне заявляя, что палестинцы сначала должны ускорить свое экономическое развитие, а потом уже можно будет серьезно думать о мире между Израилем и Палестиной. Тем самым доводы по палестинскому вопросу будут сводиться, по сути, к тому, чтобы оставить все как есть, невзирая на опасность того, что длительная патовая ситуация (с периодическими вспышками насилия и неуклонным распространением поселений) уже подрывает шансы на решение проблемы путем создания двух государств.
В этих обстоятельствах пассивность Соединенных Штатов перед лицом малоприятной необходимости болезненного выбора нанесет ущерб национальным интересам США, обнаружит пренебрежение страданиями палестинцев и в конечном счете поставит под угрозу существование Израиля. На Ближнем Востоке Соединенные Штаты уже запоздали (хотя пока еще не окончательно опоздали) наконец-то продемонстрировать требуемое отважное лидерство.
Збигнев Бжезинский
Автор рецензии занимал пост Советника президента по национальной безопасности США с 1977 по 1981 год. Последняя выпущенная им книга – Second Chance: Three Presidents and the Crisis of American Superpower («Второй шанс: три президента и кризис американской сверхдержавы»). Опубликовано в журнале Foreign Affairs, номер 3 (май – июнь) за 2009 г. © Council on Foreign Relations, Inc.
