Почему многим странам в Азиатско-Тихоокеанском регионе выгоднее «сидеть на заборе»? Чего там ждут от президентских выборов в США? Чего опасаются? Как Трамп может помочь обрести Южной Корее ограниченный ядерный потенциал? Почему Япония вооружается? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал Дмитрий Стрельцов, завкафедрой востоковедения МГИМО, ведущий научный сотрудник Института Китая и современной Азии РАН, в интервью для программы «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: В Азиатско-Тихоокеанском регионе сейчас довольно нервозно. Это в пределах нормы или появились какие-то новые веяния?
Дмитрий Стрельцов: Можно сказать – и так, и так. С одной стороны, мы видим кризис вокруг Тайваня и новое обострение, связанное с силовой демонстрацией со стороны Китая вокруг Тайваня. Оно короткое, но очень демонстративное. С другой стороны, если мы посмотрим историю холодной войны и вообще то, что происходило в Восточной Азии после 1953 г. после Корейской войны, то увидим, что таких кризисов было очень много и ни один из них не приводил к полномасштабному вооружённому конфликту. Думаю, сейчас ни одна из сторон, ни один из видимых акторов в этом регионе не заинтересован в эскалации этой напряжённости в стадию вооружённого конфликта. Это демонстрация силы, всегда дающая какой-то результат, но, повторяю, у стран есть свои экономические интересы, которые, как мне кажется, тоже учитываются при принятии решения.
Фёдор Лукьянов: В холодную войну тоже экономические интересы тормозили? Или тогда не было такого переплетения?
Дмитрий Стрельцов: В холодную войну действовала логика биполярности, когда взаимное сдерживание и ядерный фактор не допускали эту эскалацию (не только в Азии), что предотвратило ядерный конфликт.
Но если брать уже постбиполярный период, то, действительно, мы видим, что экономические интересы были очень важны. Все страны, входящие в этот регион, участвуют в каких-то крупных проектах, интеграционных группировках, и это тоже является определённым фоном. Есть экономическая и есть политическая компонента – они взаимно сдерживают друг друга, но на выходе мы видим, что никакого совсем жёсткого решения каких-то международных проблем в виде силового варианта не происходит. Это внушает надежду, что в АТР не будет полномасштабной войны, подобной той, что в Европе.
Фёдор Лукьянов: Вокруг Тайваня очень короткая, но интенсивная демонстрация – это сигнал кому: тайваньским начальникам или американским?
Дмитрий Стрельцов: Скорее всего, это комплексный многовекторный сигнал. Он относится и к Тайваню, и к Америке, и к странам этого региона. Во многом это позиция Китая, которая обозначена в концептуальных документах и заявлениях лидеров КНР. Конечно, ничего не делать по достижению цели, установленной Пекином, Китай не может.
Фёдор Лукьянов: Цель – мирное воссоединение?
Дмитрий Стрельцов: Да, мирное воссоединение, но предполагающее различные формы давления на Тайвань. Конечно, играют роль и выборы в США, и то, что кандидаты в президенты во многом тайваньскую проблему не обозначили в должной степени – как приоритет. Они не разъяснили, как собираются эту проблему решать, а это может быть и приглашение к диалогу вокруг Тайваня к какой-то сделке, к каким-то договорённостям.
Фёдор Лукьянов: Трамп, по-моему, довольно чётко обозначил – не столько по Тайваню, сколько по Китаю. Это у него весьма навязчивая идея.
Дмитрий Стрельцов: По Китаю – да, но у Трампа подход достаточно транзакционный и основанный на личных договорённостях, не предполагающих большое количество участников – упор на двухстороннее сотрудничество. Его позиция по Тайваню вызывает обеспокоенность со стороны стран региона: Японии, Республики Корея, стран Юго-Восточной Азии. Япония вообще считает, что проблема Тайваня – это проблема национальной безопасности самой Японии. Во-первых, такое особое отношение к Тайваню связано с периодом холодной войны. Во-вторых, в Японии опасаются, что Китай будет воодушевлён, если состоится сделка вокруг Тайваня между Китаем и Соединёнными Штатами, что даст Пекину повод к дальнейшим действиям по решению, например, проблемы спорных островов Сенкаку (Дяоюйдао). В том числе они переживают, что, если Трамп придёт, он может заключить какие-то сделки по украинскому кризису, и это тоже будет поводом для Китая к новым шагам в силовом направлении.
Фёдор Лукьянов: За Трампом всё-таки уже давно наблюдаем и немного понимаем его психологию. Думаю, с его прямолинейным подходом он не может понять эту тончайшую диалектику – принцип одного Китая, который все понимают по-своему, но от него ни в коем случае нельзя отказываться.
Дмитрий Стрельцов: Для Трампа вопрос Тайваня второстепенный. Поскольку он выдвинул принцип «Америка прежде всего» (“America first”), для него всё, что касается интересов Америки в Восточной Азии, связано именно с прагматическими, достаточно узкими интересами США, которые могут не во всём учитывать интересы партнёров и союзников.
Кроме того, здесь можно говорить о коммерциализации – о том, что он экономические интересы ставит выше политических. Поэтому вопрос о Тайване завязан ещё и на внешнеторговом балансе Соединённых Штатов, на тарифной политике и на том, насколько Америка выиграет или проиграет в результате решения тайваньского вопроса (а если не решения, то какой-то заморозки).
Фёдор Лукьянов: Коммерциализация у Трампа тоже довольно прямо трактуется. На днях он заявил, что Южная Корея должна гораздо больше платить, иначе «нечего за наш счёт обеспечивать безопасность». Вот такие вещи в Японии, которая сейчас очень сблизилась со Штатами при Байдене и предыдущем премьере Кисиде, воспринимаются всерьёз, или они уже понимают, что это в основном болтовня?
Дмитрий Стрельцов: Насколько я понимаю, в Республике Корее внешнеполитический истеблишмент расколот в вопросе, чей приход к власти – Камалы Харрис или Дональда Трампа – будет выгоднее для южнокорейских интересов.
В Южной Корее волнуются, что победа Трампа будет означать ослабление многосторонних связей в рамках треугольника с Японией и ослабление давления на Северную Корею. Они опасаются какой-то сепаратной сделки между США и КНДР за счёт интересов Южной Кореи. Например, если США договорятся, что КНДР не будет разрабатывать ракеты средней или большой дальности, которые могут накрыть западное побережье Соединённых Штатов, но закроют глаза на ядерную программу Северной Кореи и так далее. Такой момент есть и давно – ещё со времён первого президентства Трампа.
Но имеются и другие взгляды. Например, часть правых в Южной Корее считает, что страна должна обзавестись ядерным потенциалом. Приход Трампа воодушевит эту часть истеблишмента и станет поводом, чтобы обрести хотя бы ограниченный ядерный потенциал, который будет гордостью корейского народа, тем более что на Корейском полуострове уже есть ядерное оружие. Что касается прогрессистов, то есть левых или левоцентристов, для них приход Трампа означает, что не будет такого давления на КНДР. Трамп проводит политику самоустранения – Корея должна решать свои проблемы самостоятельно. Это будет повод, чтобы попытаться вернуться к старой политике «солнечного тепла» и вновь навести мосты с Северной Кореей. Здесь неоднозначная позиция со стороны Республики Кореи.
Что касается Японии, с приходом нового руководства в лице Сигэру Исибы нет большой разницы между Трампом и Харрис, потому что Япония в любом случае будет достаточно активно проводить свою политику в регионе, основанную на усилении военной компоненты в её внешней политике, на программах сотрудничества в военно-стратегической, военно-технической сферах со странами Юго-Восточной Азии, с союзниками США и со странами, которые она считает своими единомышленниками (Филиппины, Индонезия, отчасти Вьетнам). Япония будет активно развивать многосторонние структуры, которые были созданы в области военной и стратегической безопасности: QUAD, треугольники США – Япония – Южная Корея и США – Япония – Филиппины. Она будет проводить свою индо-тихоокеанскую стратегию. Нюанс лишь в том, что если придёт Трамп, то эти многосторонние структуры будут в большей степени продвигаться Токио, а не Вашингтоном, потому что США в этом случае, наверное, будут больше полагаться на двусторонние формы сотрудничества с регионом, на какие-то сделки, но меньше уделять внимание этому направлению.
Фёдор Лукьянов: В Японии как раз предстоят выборы. Насколько общественное мнение интересуют проблемы безопасности? Боятся ли там граждане напряжённости или их другое волнует?
Дмитрий Стрельцов: Как и во многих странах, внешнеполитическая повестка там не на первом плане. Нет ощущения жёсткого кризиса, что сейчас решается вопрос о судьбе Японии. В большей степени это выборы вокруг внутриполитических проблем: политическая коррупция, вопрос о репутации правящей партии и так далее.
Что касается вопросов военной безопасности, военных и вообще дипломатии, здесь в какой-то степени имеется общественный консенсус, что страна должна занимать среднюю позицию, не впадать в какие-то крайности и радикализм. Эта предполагает, что нужно развивать военный потенциал, полагаться на силовую компоненту.
В этом смысле практически все оппозиционные партии это поддерживают, включая левую Конституционно-демократическую партию, которая всегда была пацифистской, а сейчас её лидер стоит на позициях признания необходимости именно силовой компоненты. Это вызывает поддержку в обществе и даёт определённый шанс оппозиции.
Я думаю, выборы не приведут к каким-то существенным изменениям. Правящая коалиция сохранит своё большинство, но оно будет менее заметным. С другой стороны, изменений во внешней политике Японии ждать не приходится – за исключением того, что она будет более инициативной, проактивной, напористой именно в отношении военного потенциала, военной безопасности и так далее.
Фёдор Лукьянов: Монография под вашей редакцией называется «“Новая холодная война” в Азии». Я понимаю, что метафоры и сравнения – это всегда не совсем точно, но всё-таки если сравнивать уровень напряжённости в регионе сейчас и шестьдесят лет назад, в чью пользу он будет?
Дмитрий Стрельцов: Нынешняя холодная война – условное понятие. Мы специально его взяли в кавычки, потому что сейчас нет полноценного блокового противостояния, нет идеологии (она уже не имеет такого серьёзного значения, как это было в период холодной войны). Сейчас речь идёт о соперничестве, прежде всего между США и Китаем, за лидерство в каких-то сетевых структурах: информационная, инфраструктурное развитие, финансовые институты, производственные мощности. Это различные проекты, в которых каждая из стран претендует на лидерство. Конкуренция между ними позволяет другим странам региона получать выгоды от такого соперничества.
Условно мы это называем «сидеть на заборе», то есть думать о том, кто больше даст. Если мы возьмём Юго-Восточную Азию, то, конечно, страны АСЕАН заинтересованы не в жёсткой конфронтации, а наоборот – в балансе. Приход Трампа этот баланс может нарушить, что вызывает в регионе определённую обеспокоенность. С одной стороны, государства действительно получают какие-то возможности, свободу выбора от различных проектов, которые предлагают и США, и Япония как их союзник. С другой стороны, есть Китай с инициативой «Пояс и путь». Такая политика, мне кажется, будет продолжаться и в дальнейшем.
