Россия в глобальной политике

После завершения холодной войны США, ментально почувствовавшие себя в конце истории, стали последовательно пренебрегать Латинской Америкой в своей внешней политике. Регион, проявление левых тенденций в котором во второй половине ХХ века вызывало решительное неприятие Вашингтона, стал пространством, которым Америка занималась по остаточному принципу. Сегодня ситуация меняется стремительно: Соединённые Штаты возвращаются туда, действуя частично в неоконсервативной парадигме.

Латинская Америка во внешней политике США после холодной войны

Суть вашингтонского видения Латинской Америки после холодной войны отражает учрежденный при администрации Билла Клинтона Саммит Америк. Этот форум был символом объединения региона (за исключением Кубы) на основе «приверженности демократии и рыночной экономике». Показательным результатом уже первого этапа взаимодействия на данной площадке стало учреждение глобалистским Агентством США по международному развитию (USAID) сети неправительственных организаций по всему Западному полушарию и для активизации их «общественного участия в реализации политики»[1].

Сотрудничество с регионом осуществлялось в основном в рамках совместных инициатив по борьбе с нелегальной иммиграцией и наркотрафиком. Основной же фокус внимания Вашингтона сместился на Ближний Восток и Афганистан в рамках начатой при Джордже Буше-младшем войны с терроризмом.

В этой связи латиноамериканский аспект[2]^,[3] стал более существенным фактором внутренней политики США, чем внешней, в особенности по той причине, что соответствующая группа увеличилась за первую четверть XXI века с 35,3 млн до 68 млн человек[4].

Исторически урождённые латиноамериканцы тяготели к демократам благодаря целенаправленным агитационным кампаниям, впервые проведённым ещё в 1960 г. в поддержку кандидата в президенты Джона Кеннеди[5], конкретным мерам поощрения иммиграции и улучшения благосостояния новоприбывших[6]. Тенденции последних лет свидетельствуют о переменах в электоральных предпочтениях латиноамериканского сообщества Соединённых Штатов. В 2024 г., хотя демократы и выиграли борьбу за голоса представителей этой группы, Дональд Трамп отстал от Камалы Харрис лишь на 3 процента[7]. Немалую роль сыграла трансформация Флориды, сыгравшей ключевую роль в борьбе за президентство в 2000 г. и голосовавшей за Барака Обаму в 2008 и 2012 годах. Она стала штатом, где население последовательно поддерживает республиканцев[8].

Есть несколько причин роста поддержки Трампа и республиканцев в целом среди латиноамериканского электората.

Во-первых, по данным на 2022 г. больше 60 процентов представителей этого сообщества идентифицировали себя как верующие христиане[9]^,[10].

Американцы-христиане в общем более склонны поддерживать республиканцев, хотя в случае латиноамериканцев ситуация несколько сложнее: католики по-прежнему значительно чаще голосуют за демократов, но среди протестантов заметный перевес в 2024 г. был уже на стороне республиканцев.

Во-вторых, значительная часть кубинцев США, концентрированно проживающих во Флориде, группируется скорее вокруг республиканцев из-за их жёсткого внешнеполитического курса в отношении Кубы[11]. Враждебность данной категории населения к коммунистическому правительству острова проявляется, например, в поддержке многолетнего американского эмбарго[12].

В-третьих, приоритизация экономической повестки республиканцами, ориентированными на снижение налогового бремени на предпринимателей и борьбу с инфляцией, также встретила поддержку латиноамериканского населения[13].

Наконец, среди этого меньшинства велика доля тех, кто негативно относится к мягкой миграционной политике и тяготеет к жёстким мерам по ограничению въезда в страну иностранцев и выдворению нелегалов. Сторонники такой позиции полагают, что приезжие бьют по их социальному статусу в США, где остальное население негативно относится к иммигрантам из стран к югу от Техаса и не слишком скрупулезно дифференцирует латиноамериканцев по времени нахождения в Соединённых Штатах и их правовому статусу[14].

Значение Латинской Америки во внешнеполитическом курсе в период второй каденции Трампа также возросло. Это обусловлено приоритетным вниманием Белого дома к борьбе с нелегальной иммиграцией, профилактике наркотрафика и стремлением к ограничению влияния Китая в Западном полушарии путём принуждения стран региона ограничить их взаимодействие с Пекином в различных секторах.

Такую смену приоритетов[15] отражает выбор Трампом в руководители внешнеполитического ведомства США сына кубинских иммигрантов Марко Рубио, уроженца Флориды, носителя неоконсервативных взглядов и непримиримого противника правящих режимов Никарагуа, Кубы и Венесуэлы[16].

Данное назначение можно расценивать и как попытку заигрывания с электоратом Флориды и латиноамериканским населением как таковым. Это особенно важно, потому что настроения данного сообщества переменчивы. Например, на недавних губернаторских выборах в Вирджинии и Нью-Джерси победили демократы, отыграв по сравнению с 2024 г. порядка четверти голосов представителей этой группы населения[17]. Тем не менее, сама способность республиканцев навязать борьбу за эти голоса является признаком существенного изменения предпочтений латиноамериканского электората и расширения способности республиканцев с ним работать[18].

Таким образом, к моменту инаугурации в январе 2025 г. 47-й президент США оказался в ситуации, когда латиноамериканский фактор стал крайне значимым, а с течением времени превращается в один из доминирующих.

Идеологические основания латиноамериканской политики Вашингтона

Особенностью политики второй администрации Трампа является совмещение признаков двух идеологий – трампизма и неоконсерватизма. Справедливости ради, не все действия нынешнего американского руководства вписываются в определённые идеологические параметры: часть принимаемых мер, о чём будет сказано далее, обусловлена личными симпатиями президента, а не стройной государственнической логикой.

Подходящей метафорой для определения того, чем принципиально отличается концепция трампизма от неоконсерватизма, является та самая стена, возведение которой было и остается одним из основных постулатов действующего лидера. Если трампизм предполагает изоляционизм, отгораживание страны от внешнего мира, то неоконсерватизм скорее про изменение окружающего мира и конкретно Латинской Америки согласно приоритетам Вашингтона.

От трампизма в нынешнем курсе – протекционизм в экономике, проявившийся в агрессивной тарифной политике, скептицизм в отношении обременительных альянсов, в частности НАТО, европейским партнерам по которому Вашингтон устами вице-президента Джей Ди Вэнса недвусмысленно указал, что у Америки другие приоритеты – вне Старого Света[19]. Главный же тезис, что интересы Соединённых Штатов прежде всего, действительно находит подтверждение в ряде проектов Вашингтона, но до некоторой степени главным глашатаем является не сам Трамп, но, опять же, его потенциальный будущий преемник Вэнс. Так, высоко оценивают его роль в принятии законопроекта о сокращении налогов, активность в агитационной компании в самих штатах в поддержку экономического курса республиканской администрации, а также посещение границы с Мексикой для демонстрации успехов правительства в борьбе с нелегальной иммиграцией[20].

Главным идеологом неоконсервативных наклонностей администрации является Рубио, биография которого предопределила его идеологизированность и непримиримость в отношении ряда государств Западного полушария. Возможно, именно по причине большого влияния главы госдепа ориентация Трампа на прекращение «бесконечных войн» по типу Ирака и Афганистана и миротворчество уживается с наращиванием военного присутствия в Карибском море и пока ограниченным применением силы[21].

Реализующаяся уже продолжительное время политика сдерживания Китая в торговой сфере не прекращалась и при демократической администрации Джозефа Байдена[22]. Она перешла на новый уровень интенсивности во второй срок Трампа. Это проявилось в череде мер по ограничению торговли с Китаем, стремлении ликвидировать отставание от Поднебесной в сфере искусственного интеллекта и резко снизить зависимость от Пекина в критических отраслях экономики, таких как производство полупроводников, химическая и фармацевтическая промышленность, добыча и переработка редкоземельных металлов[23]. Решение этих и других задач США в сфере безопасности напрямую связано с достижением результатов внешней политики на латиноамериканском направлении.

За первые двадцать лет текущего столетия торговля Китая со странами ЛАКБ выросла многократно, превысив отметку в полтриллиона долларов в 2024 г., тогда как китайские банки за аналогичный период предоставили латиноамериканским контрагентам свыше 140 миллиардов долларов в виде кредитов на реализацию инфраструктурных проектов, а также инвестировали в технологии будущего – производство электромобилей, возобновляемую энергетику и ИКТ[24]. Особенно активно китайцы помогали Бразилии, Эквадору и Венесуэле, на которую пришлось 49 процентов китайских кредитов с 2005 года[25].

Хотя торговая и долговая зависимость стран региона создаёт предпосылки для политического влияния, всё-таки она не вызывает беспокойства, какое порождают проекты военной направленности.

В рамках флагманской китайской инициативы «Пояс и путь», к которой присоединились больше двадцати стран ЛАКБ, сооружён порт в перуанском Чанкае, права на эксплуатацию которого принадлежат китайской госкомпании Cosco[26]. США опасаются, что этот объект, открытый в конце 2024 г. лично Си Цзиньпином, будет использоваться китайским военно-морским флотом, также инфраструктура полезна для сбора разведывательных сведений[27].

Состоявшийся в мае 2025 г. в Пекине форум с участием представителей стран-членов Сообщества государства Латинской Америки и Карибского бассейна (СЕЛАК) отмечен объявлением китайского лидера о запуске новой программы кредитования инфраструктурных проектов и инициатив в сфере безопасности в размере 9 миллиардов долларов[28]. Более того, техника из КНР стоит на вооружении в целом ряде стран региона, китайцы активно используют инструменты «военной дипломатии» и мягкую силу: обучают латиноамериканских военных в своих академиях, проводят специализированные форумы с военными специалистами из стран ЛАКБ[29].

Понятно, почему некоторые элементы неоконсервативной концепции внешней политики так востребованы при нынешней администрации США. Неоконсерватизм построен вокруг идей американской исключительности, наличия внешних угроз гегемонии Соединённых Штатов, необходимости поддержания имиджа сильной державы и экспорта её модели экономики, системы политического устройства и ценностей[30].

Если последние пункты самого Трампа, судя по всему, интересуют мало, и свои намерения он склонен заявлять прямолинейно, не пряча их за красивыми словами о демократии и свободе, то стремление к демонстрации силы за счёт военных акций и односторонних экономических мер сближает Трампа с неоконсерваторами.

Пообещав избирателю поставить во главу угла внутриамериканские дела, Трамп, любящий быть в центре внимания[31], посвящает всего себя миротворчеству[32] и идёт на весьма спорные с точки зрения трампизма меры, такие как предоставление Аргентине многомиллиардного стабилизационного займа[33] и, вдобавок, 870 миллионов долларов на выплату этой страной долга перед МВФ[34]. В данном случае подобные действия скорее обусловлены личными симпатиями Трампа к президенту этой южноамериканской страны[35], чем следованием строго определенной идеологии.

Разобщённость Латинской Америки как стратегическая цель США

Особенностью развития ряда стран Латинской Америки является отсутствие преемственности в государственном развитии. Так, в Эквадоре, Боливии и Аргентине исследователи отмечают высокий уровень хаотичности во внешней политике при смене правительства[36]. Основным индикатором является избираемый новой властью курс в отношениях с США. Яркий тому пример – именуемый центристом новоиспеченный президент Боливии Родриго Пас, ставший первым нелевым политиком у руля страны с 2006 года. Ещё до вступления в должность он отправился в Вашингтон за помощью в решении проблемы дефицита горючего и финансов, а также враждебно высказался в отношении Венесуэлы, Кубы и Никарагуа, акцентировав правый поворот во внешней политике Боливии[37].

Грозная, хаотичная и бесцеремонная стилистика политики действующего американского руководства привела к ещё большей фрагментации региона на про- и антитрампистские страны при сохранении нейтральных государств, таких как Мексика.

Она не может себе позволить занять ни ту, ни другую позицию и должна балансировать сильный антиамериканский сентимент в обществе, испытываемый после возвращения Трампа во власть 69 процентами мексиканцев[38], с необходимостью сохранения и укрепления экономических связей со столь могущественным соседом.

Ярким проявлением поляризации региона стала отмена запланированного на декабрь ранее упомянутого Саммита Америк, который должен был состояться в декабре 2025 г. в Доминиканской Республике. Руководство этого островного государства в ноябре сообщило, что согласовало решение «с ближайшими союзниками, включая Соединённые Штаты»[39]. Причины отмены кроются в том, что доминиканские власти решили не приглашать на форум Венесуэлу, Никарагуа и Кубу, после чего от участия отказались лидеры Мексики и Колумбии[40]. Кстати, в подтверждение особой позиции Мексики замечу, что, отказавшись участвовать в Саммите Америк, её руководство воздержалось от поездки на Саммит СЕЛАК-Евросоюз, проходивший в ноябре в антагонистически настроенной по отношению к Вашингтону Колумбии, президент которой Густаво Петро является одним из наиболее жёстких критиков Трампа.

Поляризация Латинской Америки, проявляющаяся как внутри стран, так и в межгосударственных отношениях, отвечает интересам Соединённых Штатов, поскольку в таких условиях ни о какой консолидации региона со схожими культурой, историей и языком не может идти и речи. Левые тяготеют к левым, правые – к правым, а признаком лояльности единомышленникам является ограничение взаимодействия с государствами противоположной идеологической ориентации. Это прослеживается, например, в позиции президента Аргентины Хавьера Милея, присягнувшего на верность Вашингтону с самого начала мандата, и в кратчайшие сроки после инаугурации отозвавшего заявку на вступление страны в БРИКС – прямо накануне его большого расширения 1 января 2024 года[41]. Следующим шагом может стать аргентинский или даже совместный с Боливией и исторически проамериканским Парагваем демарш против жёстко критикуемого Милеем бюрократизированного и, с его точки зрения, ограничивающего свободу торговли интеграционного объединения Меркосур, членами которого помимо упомянутых стран являются Бразилия и Уругвай[42].

Первый серьёзный шаг в этом направлении вот-вот будет сделан: между Белым и Розовым домами достигнута рамочная договорённость по американо-аргентинскому соглашению об инвестициях и преференциальных условиях в торговле[43]. Сторонники Меркосур последовательно выступают за то, что переговоры по соглашениям такого рода могут вестись странами-членами только коллективно, а не в индивидуальном порядке[44]. В случае подписания аргентино-американского документа не слишком удачный, но продолжительный и небезрезультатный[45] интеграционный проект в Южной Америке понесет тяжёлый урон, встанет вопрос о его реформировании или даже ликвидации. Одновременно с анонсированием соглашения с Аргентиной Белый дом сообщил о схожих договоренностях с Сальвадором, Эквадором и Гватемалой, дав наблюдателям дополнительную информацию, кто сегодня Вашингтону друг[46].

«Застолбить» Латинскую Америку за США

Логика Соединённых Штатов на латиноамериканском направлении фактически повторяет то, к чему стремились руководители этой страны в холодную войну: сделать так, чтобы США с территории региона угроза не исходила, а экономические интересы Америки были защищены. Если смотреть с этих позиций на действия американских вооруженных сил, уничтожающих катера в Карибском море и неспешно[47] наращивающих там свою группировку, то можно интерпретировать давление Вашингтона на Венесуэлу следующим образом.

В течение последних лет правительство Николаса Мадуро предпринимало откровенно враждебные действия по отношению к Гайане, с которой у Венесуэлы очень давние разногласия по поводу богатого нефтью региона Эссекибо[48]. Борьба с наркотрафиком, которой Трамп объясняет спорные с точки зрения международного права удары по судам, направляющимся от Венесуэлы в сторону Тринидада-и-Тобаго, не является основной задачей в рамках этой эскалации. С тех пор как Вашингтон взял курс на демонстрацию силы в отношении Каракаса, тема территориальной принадлежности Эссекибо пропала с повестки дня. Тем примечательнее и заметнее ноябрьское заявление высокопоставленного представителя американского нефтяного гиганта Chevron, владеющего наряду с китайской CNOOC и другой американской компанией Exxon Mobil долей в месторождении к северу от Эссекибо. Тогда член правления корпорации заявил, что текущие оценки объёмов запасов имеющейся там нефти ошибочны и, вероятно, её больше заявленных ранее 11 миллиардов баррелей[49].

С этой точки зрения, смена власти в Каракасе для США не так важна до тех пор, пока венесуэльское руководство демонстрирует сговорчивость по интересующим Вашингтон темам.

Ещё одним таким вопросом является возможность разработки корпорацией Shell вместе с госкомпанией Тринидад-и-Тобаго венесуэльского газового месторождения «Дракон». В октябре власти Соединённых Штатов предоставили им разрешение, действующее до апреля 2026 г., на ведение соответствующих переговоров с подсанкционной венесуэльской стороной[50].

В пользу того, что военный сценарий в Венесуэле не является приоритетным, говорят ещё два фактора. В первую очередь, то, насколько громко Вашингтон заявляет о грозных планах[51] и уведомляет мировое сообщество, что американские спецслужбы активизируются на венесуэльском направлении[52]. Публичное объявление о планах секретных служб добавляет аргументов в пользу гипотезы, что это кампания давления, ориентированная на достижение целей без полномасштабного вторжения в Венесуэлу.

Суть другого фактора в том, что в контексте миротворческих усилий в Газе и на Украине Трамп проговаривался, что прожил жизнь не вполне праведно, а потому вряд ли достоин рая. Такие публичные размышления 79-летнего, не склонного к самокритике политика породили подозрения, что миротворчеством он стремится улучшить свой послужной список и повысить шансы на лучшую загробную жизнь[53]. В этой связи одно дело уничтожать суда, перевозящие неизвестные и потенциально незаконные грузы, а другое – использовать военную силу против суверенного государства, непосредственно США не угрожающего. Возможно, эти соображения в совокупности с опасениями нарваться на затяжной конфликт станут сдерживающим фактором при принятии решения о военном вторжении в Венесуэлу.

Расширение военного присутствия в регионе также преследует цель «застолбить» Латинскую Америку.

В апреле достигнуты соглашения между Вашингтоном и Панамой об интенсификации двустороннего сотрудничества в сфере обороны. Стороны договорились вместе обеспечивать безопасность ключевого для американской торговли Панамского канала, реализовывать совместные программы подготовки военнослужащих для ведения боевых действий в джунглях, а также провести учения по обороне канала в 2026 году[54].

Важным шагом должно было стать возвращение американских военных в Эквадор. Местное правительство под руководством уроженца Майами Даниэля Нобоа давно и последовательно делало ставку на то, чтобы восстановить военные базы Соединённых Штатов на территории страны, отменив соответствующий конституционный запрет. Эта мера обсуждалась в ходе многочисленных контактов высокопоставленных представителей двух стран, и Рубио демонстрировал открытость к данной инициативе[55]. Более того, министр внутренней безопасности Кристи Ноэм в начале ноября посетила Эквадор и, в частности, базу ВВС в городе Манта, которую до 2009 г. использовали американские военные и на которую они должны были вернуться в обозримой исторической перспективе[56]. На референдуме 16 ноября эквадорское общество решительно отвергло эту инициативу, против – 60 процентов[57]. Это сильно смешало карты не так давно переизбранному правительству и американским партнёрам. Тем не менее, произошедшее – лишь отдельно взятая неудача, после которой Вашингтон и Кито продолжат развивать военное сотрудничество в менее болезненных для национального самолюбия южноамериканцев форматах.

Наконец, Латинская Америка нужна США для обеспечения собственной независимости от Китая в некоторых чувствительных областях. Добыча и переработка редкоземельных металлов – одна из таких отраслей, и в данном вопросе КНР опережает весь остальной мир[58]. После многомесячного периода напряжённых отношений с чуждым Трампу левым правительством Бразилии и введения в отношении большой группы товаров повышенных пошлин[59], американцы вложили почти полмиллиарда долларов в добычу редкоземельных металлов в этой крупнейшей южноамериканской стране[60].

Таким образом, внешняя политика Белого дома в Латинской Америке идейно неоднородна. Она сочетает в себе признаки трампизма, неоконсерватизма, сугубо личностной специфики и персональных предпочтений действующего американского лидера. Тем не менее стратегический курс – независимо от конкретных тактических шагов и их успешности – определён и направлен на достижение ряда ключевых целей: переманивание на свою сторону латиноамериканского избирателя, превращение Латинской Америки в безопасный для США регион, вытеснение из него Китая и заключение выгодных для Вашингтона сделок в чувствительных торгово-экономических вопросах.

Автор: Олег Краев, кандидат философских наук, журналист-международник.