Россия в глобальной политике

Кто для террористов важнее – дальний или ближний враг? Чему научились спецслужбы за четверть века современного терроризма? Что такое «сырный купол»? Что в плане вербовки изменил инструмент социальных сетей? Насколько сегодня типичен «коммерческий терроризм»? Можно ли уменьшить количество потенциальных рекрутов? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал Григорий Зерщиков в интервью для передачи «Международное обозрение».

Фёдор Лукьянов: Что такое ИГИЛ[1] (запрещена в Россиии) на сегодняшний день? Его поминают по любому случаю. Не стало ли это франшизой? Или действительно существует такая структура?

Григорий Зерщиков: Можно сказать, что сегодня ИГИЛ – это группа, состоящая из филиалов. После того, как центр этой организации был разгромлен американцами в 2019 г., и Абу Бакр аль-Багдади был уничтожен, этой организации со своим центром не существует. Но есть филиалы во многих странах исламского мира. Самые известные, может, вы знаете «Боко харам» в Африке: в Нигерии, в Камеруне, в Чаде. Другой известный филиал – это «Вилаят Хорасан»[2], который существует в Афганистане на границе с Пакистаном в провинции Нангархар. То же самое можно сказать и об «Аль-Каиде» (запрещена в России)[3]. У них тоже филиалы. Усама бен Ладена нет, Аймана аз-Завахири нет, но остались филиалы. Самые известные – «Харакат аш-Шабаб аль-Муджахидин» в Сомали, «Аль-Каида» в Магрибе, «Аль-Каида» на Аравийском полуострове. Эта система филиалов существует. 

Фёдор Лукьянов: То есть центрального управления нет? Они все действуют так, как хотят сами?

Григорий Зерщиков: Центральное управление де-юре есть. После убийства аль-Багдади существует халиф, который где-то прячется на границе между Сирией и Ираком. В настоящее время это Абу Хафс аль-Куреши. Но он, как британская королева, большого влияния на оказывает. Чисто формально руководство каждого филиала должно принести клятву верности – байа. Они ставят себя в клятве верности ниже халифа. Халиф чисто номинально может сказать: «Делай это и не делай вот это». Но фактически он ими не управляет. 

Фёдор Лукьянов: Может ли быть так, что этими филиалами кто-то пользуется, как ландскнехтами: нанимает их на выполнение каких-то функций? Или, может, не нанимает, но направляет их на какие-то специальные цели?

Григорий Зерщиков: Не думаю. В каждом из этих филиалов есть свой руководитель. Касательно «Вилаят Хорасан» в Афганистане – это Санаулла Гафари (ثناء الله غفاري ), реальный человек, этнический афганский таджик. Он уже пару лет возглавляет этот филиал. Трудно представить, что кто-то к нему подошёл и сказал: «По дружбе, братишка, давай сделаем террористический акт, помоги».

Фёдор Лукьянов: Методы работы таких филиалов или сообществ менялись за те 27 лет, что мы слышим об этом феномене, начиная с африканских терактов бен Ладена? Что происходит с методологией, так сказать?

Григорий Зерщиков: Методология работы, modus operandi этих двух организаций – Аль-Каида и ИГИЛ – следующая. Существует парадигма. «Аль-Каида» никогда не пыталась завладеть территорией, то есть они постоянно существовали в Афганистане, как бы как гости, их и называли гостями. Мало кто знает, но Усама Бен Ладен и Айман аз-Завахири принесли эту «байа» тому же главе «Талибана»[4]. Формально де-юре они были гостями и как бы подчинялись мулле Омару – главе «Талибана». Но они не пытались захватить Афганистан под своё государство. Они из Афганистана управляли террористическими актами. 

В случае ИГИЛ, особенно когда аль-Багдади стал их главным халифом, они поменяли парадигму. И сказали, что теперь им важна территория. Они создали это квази-государство со своими границами, со своей валютой, со своими министерствами, со своими почтовыми марками. Туда хлынул, конечно, поток мухаджиров со всего белого света. 

Методология опять чуть-чуть разнится. Если Усама бен Ладен и аз-Завахири из «Аль-Каиды» говорили: «Для нас важен дальний враг. Нам надо уничтожить дальнего врага, а ближние враги (правители арабских мусульманских стран), так как они марионетки дальнего врага (Америки), сами падут. Надо заняться Америкой». Поэтому случились события 11 сентября и другие. Когда же образовался ИГИЛ в своих вечно меняющихся границах, они, естественно, смотрели на ближних врагов – на Башара Асада, на руководство Ирака. Для них стали важны в первую очередь ближние враги. Но и те, и другие не упускали из виду террористические атаки в «неверных» странах: в Западной Европе, в Америке, в России и так далее. Эта разница – ближний враг, дальний враг – появилась ещё с момента возникновения джихадизма в 1960-х годах.

Идёт постоянный спор: кто важнее – дальний враг или ближний враг. Это вечно меняющаяся парадигма у них в дискуссии.

Фёдор Лукьянов: Не специалист представляет себе джихадиста как человека, который идёт исключительно умереть. В этом смысле что-то меняется? Пример «Крокуса» показывает, что они, в общем-то, умирать не собирались. Почему? Это же не типично?

Григорий Зерщиков: Это не типично, но это не единственный случай. Если мы посмотрим на самый известный и кровавый теракт последних времён в Западной Европе – нападение на ночной клуб «Батаклан» в Париже, – там они тоже расстреляли людей и уехали, как говорится. До того было нападение на еврейский музей в Брюсселе, когда террорист с автоматом Калашникова расстрелял четырёх человек и убежал. Его потом поймали во Франции. В октябре 2023 г. то же самое – террорист напал на шведских болельщиков, убил двоих, одного тяжело ранил. Его потом убили при задержании через пару дней. Никто из них не пытался убить себя во время теракта. Хотя большинство берут билет в один конец –приходят, чтобы умирать. Последний теракт такого рода был у ИГИЛ, опять-таки «Вилаят Хорасан» в Иране в январе 2024 года. На кладбище, где находится могила Касема Сулеймани, два смертника взорвали себя среди толпы, отмечавшую дату, годовщину убийства Сулеймани. Взорвали себя, убили сто человек. 

Фёдор Лукьянов: Ещё один аспект, который и здесь проявился, и в более ранних случаях. Может ли быть так, что каких-то людей, которые сами по себе и невежественные и не профессиональные в террористической деятельности, используют, если не совсем втёмную, то пользуются тем, что они не совсем понимают, что происходит? Какие-то анонимные заказчики, которые что-то им обещают. Насколько это типично?

Григорий Зерщиков: Это вполне типично. Существует множество исследований тех людей, которые из Западной Европы, из США поехали воевать на стороне ИГИЛ между 2013–2019 годами. Эта проблема хорошо изучена. Большинство этих людей были абсолютно невежественны – даже в плане знания основных постулатов/положений ислама. Они не владели классическим арабским языком, не интересовались теологией и так далее. Собственно, они и ехали на территорию, контролируемую ИГИЛ, не для того, чтобы углубиться в эту теологию. Они ехали, чтобы воевать. Вся их ментальность была построена на латинском выражении “Bello ergo sum” («я воюю, и я существую», или «я воюю для существования»). Это всё, что тем ребятам, которые за эти шесть-семь лет ехали в Сирию и в Ирак, было нужно.

То же самое эти таджики (исполнители теракта в «Крокусе» – прим. ред.). Они и по-русски не говорят, не говоря уже об арабском. Это абсолютная безграмотность. Проповедник или человек, выдающий себя за проповедника, может им всё что угодно рассказать и убедить, что вот это ислам. Но опять-таки большинство людей здесь не для этого. Они – для того, чтобы воевать.

Фёдор Лукьянов: Исполнителям теракта в «Крокусе» обещали 500 тысяч рублей или миллион. Бывала ли раньше коммерческая составляющая? Случалось, чтобы за деньги нанимали?

Григорий Зерщиков: Я такого не помню, чтобы за деньги нанимали. Это, как говорится, следствие покажет. Надо, чтобы прошло время. Для меня этот элемент явился самым необычным в этой истории: не то, что они убежали, уехали, а то, что им кто-то что-то заплатил. 

Фёдор Лукьянов: Чему в целом научились спецслужбы за эту четверть века современного терроризма? Какие ошибки допускаются? И какие, с вашей точки зрения, ошибки были допущены спецслужбами сейчас? 

Григорий Зерщиков: Спецслужбы, конечно, многому научились, особенно с момента 11 сентября. Прежде всего – это внутренний контроль внутри стран. Дигитализация, камеры и контроль везде, контроль за переводом денег и финансовых средств, контроль за потенциальными террористами и за людьми, которые могут быть подверженны этой идеологии.

Есть такой норвежский эксперт по терроризму Томас Хеггхаммер (Thomas Hegghammer). Он выдвинул теорию «сырного купола». Если вы представите сырную тарелку, стеклянный сырный купол, то западные страны, будь то Австралия, Франция или США, живут как бы под этим «сырным куполом». Террористам или экстремистам под ним очень тяжело жить. Чем больше проходит времени, тем тяжелее им становится жить. Чтобы как-то существовать, они должны время от времени покидать этот «сырный купол» и ехать в те регионы, где его нет, где они научатся чему-то, где они получат финансирование и потом вернутся под этот «купол». Это сравнение очень точное, как я думаю. Те же террористы, которые по тем или иным причинам не могут выехать, покинуть этот купол, умирают. Их организация, идеология сходят на нет. Поэтому ответ на ваш вопрос – да, многому научились и дальше учатся, особенно средствами контроля и наблюдения.

Конечно, полностью исключить террористические акции нельзя. Взял нож, пошёл резать шведских болельщиков в октябре 2023 г., потому что в Швеции сожгли Коран. За таким волком-одиночкой очень трудно уследить. Он быстро идеологизируется.

Согласно многим исследованиям, точки невозврата через идеологизацию, через проповедников, через интернет они достигают в течение двух-трёх-четырёх недель.

Это очень-очень короткий срок, поэтому трудно уследить за ним. Так что полностью исключить атаки невозможно.

Фёдор Лукьянов: Получается, согласно теории «сырного купола», необходимо постоянное повышение квалификации? Ты отъехал куда-то, где нет этого «купола», чему-то научился, вернулся, применил там?

Григорий Зерщиков: Абсолютно верно. Если мы посмотрим на таджиков в «Крокусе», их владение оружием смехотворно. Они нигде ничему не учились, в лучшем случае смотрели ролики в интернете. Как они ведут себя, как передвигаются, как стреляют из оружия, это, честно говоря, курам на смех. Это показывает, что они явно никакой подготовки нигде не проходили. Их быстро перевербовали, вручили оружие – и вперёд. Сам теракт длился 13 минут – это очень мало. Если мы сравним похожие теракты, например, в Кении, когда они торговый центр захватили, – там всё длилось сутки. Это большая разница. И ещё раз доказывает, что они нигде ничему не учились, их никто не тренировал, они не покидали «купол».

Фёдор Лукьянов: Изменил ли что-то качественно инструмент социальных сетей?

Григорий Зерщиков: Сильно изменил, безусловно. Особенно последнее десятилетие это показало. Самая скромная цифра – 30 тысяч добровольцев приехали на территории, контролируемые ИГИЛ, через радикализацию в соцсетях. Соцсети – главный инструмент вербовки и радикализации.

Мне кажется, бороться с соцсетями бесполезно – выключать, подключать. Они всё равно найдут выход из положения. Бороться с радикализацией надо, не отключая соцсети, а возвращаясь из виртуального мира в реальный. Нужно уменьшать количество потенциальных рекрутов, вытаскивая их из этого виртуального мира.