Россия сделала следующий шаг в закреплении итогов «пятидневной
войны», оформив отношения с новыми государствами – Абхазией и Южной
Осетией.
Подписание договоров о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи
было необходимо – с момента признания независимости двух территорий
статус российских военных там лишился всякой легальной базы.
Прежние форматы миротворчества, основанные на документах 1990-х
годов, утратили силу де-факто, а потом (после официального выхода
из них Грузии) и де-юре. «Шесть пунктов», согласованные
президентами Медведевым и Саркози 12 августа, были политическим, а
не правовым документом. То же касается и соглашений глав России и
Франции, принятых на прошлой неделе.
В условиях юридического вакуума простор для противоречий
необъятный, все желающие трактуют договоренности по собственному
усмотрению. Фундаментальное разночтение – что считать Грузией. В
дискуссии между Россией и ЕС (точнее – Францией, выступающей от
имени Евросоюза)
под «Грузией» вроде бы имеется в виду то, что с легкой руки
немецких политиков Ангелы Меркель и Франка-Вальтера Штайнмайера
получило название «собственно Грузия» или «грузинское ядро», то
есть территория без Абхазии и Южной Осетии. Однако генсек НАТО Яап
де Хооп Схеффер, выступая в Тбилиси, потребовал вывода российских
войск из международно признанной Грузии.
При подобных «нестыковочках» рассчитывать на политическое
урегулирование не стоит.
Но теперь, по крайней мере, у Москвы есть основания ссылаться на
двусторонние договоренности о размещении российских военных. Коль
скоро Россия признала отношения с Абхазией и Южной Осетией
межгосударственными, можно придерживаться этой версии и выстраивать
последовательную модель. И все же, спустя пару недель, когда
ситуация успокоилась, как оценить ставшее для многих неожиданностью
решение Кремля столь быстро признать Абхазию и Южную Осетию?
С точки зрения необходимости обеспечить в регионе хоть какую-то
безопасность признание было позитивным шагом. К концу августа стало
понятно, что дипломатическая битва за резолюцию СБ ООН, которая
зафиксировала бы окончание боевых действий и определила
промежуточный статус-кво, обещает быть тяжелой и затяжной. Россия
столкнулась с консолидированным сопротивлением попытке направить
будущее обсуждение в русло неизбежного признания.
Нервное напряжение росло – достаточно вспомнить накал страстей в
Совбезе ООН и стягивание к региону натовских военных кораблей.
Обстановка в непосредственной зоне конфликтов была тем более
взрывоопасной – любая провокация могла вызвать новую вспышку боевых
действий, что в условиях политической и правовой неразберихи
грозило мрачными последствиями и дальнейшим втягиванием в
противостояние внешних сил.
Признание Сухуми и Цхинвали, по крайней мере, внесло ясность:
Россия оттуда уже не уйдет, но и дальше двигаться, видимо, не
собирается.
Стоит отметить, что после первого шока, вызванного заявлением
Дмитрия Медведева, ситуация на местах начала разряжаться. Что и
сделало возможным второй успех Никола Саркози. Однако, смягчив
проблемы практической безопасности, решение России создало
политический тупик, выйти из которого едва ли реально.
Заявления о том, что свежеиспеченные государства могут быть
признаны как минимум парой десятков стран, основаны на безудержном
оптимизме ораторов. Ценой серьезных усилий, возможно, удастся
набрать «коалицию добровольцев», готовых последовать примеру
Даниэля Ортеги. Однако это будут государства того же калибра и
международного влияния, что и Никарагуа. Обеспечить нормальный, то
есть одобренный ООН, статус для Абхазии и Южной Осетии все равно не
получится. Этого не добились даже Соединенные Штаты, пропихнувшие
признание Косово и сколотившие относительно солидную группу
союзников по этому вопросу.
Без России, Китая и целого ряда других влиятельных стран
рассчитывать на настоящую государственность Приштине не
приходится.
Вашингтон обеспечил себе другое – возможность переложить
непосредственную политическую и финансовую ответственность на
чужие, европейские, плечи. Но Москве этого не надо – она готова
самостоятельно нести бремя развития новых соседей. Тогда непонятно,
зачем, собственно, добиваться их признания еще кем-то. Как заметил
по этому поводу председатель президиума Совета по внешней и
оборонной политике Сергей Караганов, лучше быть в одиночестве, чем
в странной компании. Выслушивать же уклончивые обещания со стороны
«союзников» просто унизительно. Скажем, когда Александр Лукашенко
начинает рассуждать о том, что решение будет принимать новый состав
парламента, в белорусской ситуации это трудно воспринять иначе как
издевательство. Да и вообще, признание Абхазии и Южной Осетии любая
страна будет рассматривать как огромное одолжение, за которое
попытается взять с России побольше – деньгами или услугами.
Москве предстоит неприятная рутина. Россия будет добиваться,
чтобы везде, где обсуждаются соответствующие проблемы, Сергей
Багапш и Эдуард Кокойты либо их эмиссары были представлены на
равных с грузинскими официальными лицами. Это нереально, поэтому
начнут изобретать конструкции, которые позволяли бы вести хоть
какой-то диалог, но не поступаться принципами. Первой ареной такого
рода дипломатического представления станет Женева, где на середину
октября намечены переговоры по статусу в соответствии с «шестью
пунктами». Скорее всего, предварительным скандалом по поводу
представительства они пока и завершатся.
Дополнительную головную боль способны доставить сами
новоявленные союзники. В отличие от Багапша – осторожного и
изощренного в дипломатии – Кокойты, похоже, привык говорить, что
думает. Он уже поставил в неудобное положение министра Лаврова и
премьера Путина, заявив участникам клуба «Валдай», что Южная Осетия
войдет в состав России. Оба федеральных руководителя это
категорически опровергли.
На подписании договора югоосетинский лидер мысль усложнил, но
озадачил еще больше: «Южная Осетия – действительно разделенный
народ. Мы хотим войти в состав России, и из этого мы никогда не
делали тайны». Однако при этом «Осетия не намерена отказываться от
своей независимости». А фраза «формы объединения – они разные, есть
много форм интеграции» и вовсе наводит на странные мысли. Ведь,
если задуматься, форма воссоединения разделенного народа при
сохранении независимости – это объединение не в составе России, а
как раз вне ее. Ничего подобного Эдуард Кокойты в виду, очевидно,
не имел, но полет мысли цхинвальского президента и впредь способен
создавать интересные казусы.
Если взглянуть на вещи реально, то будущее у Южной Осетии и
Абхазии действительно разное. Первая территория быть жизнеспособным
государством не может, так что вхождение в Российскую Федерацию
неизбежно. Вторая способна существовать как зависимая от России, но
самостоятельная страна.
Однако когда кавказская конфигурация обретет окончательные
контуры – сказать невозможно. Как ни оценивай причины и движущие
силы того, что случилось в августе, один факт налицо. «Распечатан»
принцип формальной неприкосновенности советских административных
границ, на котором базировалась относительная стабильность
территории бывшего СССР. Дальнейшее развитие событий предсказать
трудно.
