Накануне своего визита в Россию Барак Обама ввел в оборот
очередную метафору. «Одной ногой он [Путин] стоит на старых методах
ведения дел, а второй – на новых», – сказал президент США в
интервью агентству Associated Press. Можно поспорить, сколь
тактична и целесообразна публичная оценка одного из главных
собеседников накануне важного разговора. Но сам образ,
использованный Обамой, применим не только к главе российского
правительства, но и к российско-американским отношениям в
целом.
Если быть еще более точным, то твердо упирается в почву лишь
нога, стоящая на старых методах. А та, что занесена, чтобы сделать
шаг вперед, повисла в воздухе, поскольку непонятно, на что ей
встать.
Два года назад официальным отношениям между Россией и
Соединенными Штатами исполнилось 200 лет. Однако, когда сейчас
говорят об инерции, имеется в виду, конечно, наследие второй
половины XX столетия. То время невозможно сравнить ни с каким
другим периодом, потому что Москва и Вашингтон обладали уникальным
статусом: они являлись двумя столпами международной системы. Это
переводило советско-американские отношения из категории
межгосударственных в системообразующие для мировой архитектуры.
Складывались они по-разному, но глобальная ответственность,
лежавшая на плечах двух сверхдержав, во многом определяла
поведение.
После окончания холодной войны положение обеих сторон на мировой
арене резко изменилось, но противоположным образом.
Россия ослабела и перестала быть мировой сверхдержавой. Тем не
менее ряд сохранившихся атрибутов – гигантский ядерный арсенал,
территория, ресурсы, местоположение на стыке большинства глобальных
процессов, общемировой горизонт политического видения и бремя
бывшей метрополии – не позволяет ей стать обычной страной.
Соединенные Штаты из сверхдержавы превратились в гипердержаву,
несопоставимую по своей совокупной мощи ни с одной страной или
группой стран. Впервые в истории Вашингтон приобрел возможность
всемирного доминирования. Учитывая, что американская
государственность с момента рождения имеет идеологический характер,
это не могло не привести к попытке переустроить планету в
соответствии с собственными представлениями. Оказалось, что сил на
это не хватает даже у Америки.
В результате нормальных межгосударственных отношений между
Москвой и Вашингтоном снова не получается – теперь уже из-за
асимметрии. Россия слишком слаба, чтобы быть равным партнером, но
чересчур сильна, чтобы согласиться на подчиненное положение.
Америка достаточно могуча, чтобы рассчитывать на доминирование в
любом взаимодействии, но не до такой степени, чтобы заставить всех
с этим согласиться.
Российский ученый-международник Алексей Богатуров писал, что в
истории внешней политики США можно отыскать всего два случая
равноправного партнерства – это союз Соединенных Штатов с Россией в
пору «вооруженного нейтралитета» Екатерины II, то есть на этапе
становления американского государства в пику Великобритании, и
советско-американское сотрудничество в годы борьбы с нацизмом.
«Американское партнерство – это альянс сильного, ведущего, с менее
сильным, ведомым, – отмечает Богатуров. – Но такое понимание дружбы
плохо сочетается с российскими представлениями о союзе как о
договоре равных или договоре сильного с менее сильным, в котором
роль ведущего отводится России».
Сегодня в силу описанной асимметрии это противоречие ощущается
особенно остро. Сюда надо добавить и психологический фактор.
Американское ощущение победы и российское ощущение поражения в
холодной войне не способствуют ровному и сбалансированному
восприятию.
Помимо особенностей взаимной психологии есть и объективная
причина. Прежний тип отношений исчерпал себя вместе с исчезновением
существовавшей тогда международной системы. Но нового не появилось
по той причине, что и новой системы не возникло.
После окончания холодной войны мир вступил в переходное
состояние, которое продолжается и спустя 20 лет. Ставка на
американское лидерство как способ обеспечить структурную
стабильность не сыграла – начинается новый этап, который за
отсутствием иных определений называют многополярным миром. Как он
будет функционировать, никто не знает: никогда еще конкуренция
крупных держав, а это неотъемлемая часть многополярности, не
осуществлялась в условиях всеобщей экономической
взаимозависимости.
Барак Обама осознает, что Америке нужны новые методы обеспечения
своих позиций. Общие заявления о многосторонних подходах, опоре на
союзников и партнеров, уважительном отношении США к другим
государствам совершенно справедливы. Но никто не знает, сработают
ли многосторонние подходы в условиях упадка всех международных
институтов, готовы ли традиционные союзники служить опорой и
каковые критерии уважения, ожидаемого от Вашингтона другими
государствами? Иными словами, Соединенные Штаты на ощупь ищут путь
вперед.
Москва озабочена проблемой своего места в будущей мировой
архитектуре. Когда наступила вожделенная многополярность,
выяснилось, что свою состоятельность как полюса нужно еще доказать.
Потенциально Россия обладает многими из необходимых параметров, но
реализовать их, соседствуя с двумя мощными центрами экономического
роста (Евросоюз и Китай) и центром пассионарного политического
развития (исламский мир), очень трудно. К тому же контуры
международной системы, какой она будет через 10-20 лет, пока даже
не наметились. А это значит, что делать выбор сегодня опасно:
обстоятельства могут измениться до неузнаваемости.
Россия и США продолжают обсуждать повестку дня, порожденную
холодной войной. И дело здесь не только в инерции мышления обеих
сторон. Важнее непонимание того, какое будущее нас ждет. Зачем
Россия и Америка друг другу в XXI веке? На этот вопрос пока нет
ответа, свободного от идеологических наслоений второй половины
минувшего столетия. И только когда Москва и Вашингтон найдут новую
модель отношений как два государства, озабоченные вызовами
будущего, а не прошлого, можно будет сказать, что под политической
историей XX века подведена черта.
