На женевских переговорах по урегулированию конфликтов в
Закавказье произошло примечательное событие. После демарша Сухуми и
Москвы обзорный документ, регулярно представляемый генсеком ООН,
был нейтрально назван «Доклад генерального секретаря,
представленный в соответствии с резолюциями Совета безопасности
1808, 1839 и 1866». Заголовки прежних документов того же жанра с «О
ситуации в Абхазии, Грузия» – подчеркивали неприятие суверенности
территории. Новый вариант означает, что начинается поиск форм,
которые позволят вести практическую работу в зоне конфликтов.
Когда существуют разночтения относительно статуса участников
переговоров, ключевым моментом становится нахождение формулировки,
позволяющей всем сохранить лицо. Иначе любые действия чреваты
ловушкой «косвенного признания».
Например, Тбилиси категорически против отдельных миссий ОБСЕ в
Южной Осетии и Абхазии, Москва же настаивает на том, что грузинский
офис организации отношения к этим ныне независимым государствам
больше не имеет. Спор из-за названия парализует всю работу, хотя
все согласны с тем, что международные наблюдатели в зоне недавних
боевых действий нужны во избежание рецидивов. Формулы же, которая
помогла бы перейти от схватки престижей к обсуждению содержательных
вопросов, пока нет. И шаг, сделанный в Женеве, важен как пример
того, что формулы все-таки возможны, если есть желание их найти и
дипломатические навыки.
К числу негативных изменений, случившихся после холодной войны,
относится эрозия дипломатического искусства, достигавшего в период
двухполюсного противостояния выдающихся вершин. Тогда и политики, и
государственные деятели, и представители дипслужбы отдавали себе
отчет в ответственности, которая на них лежит. Это не гарантировало
от ошибок и глупостей. Но дамоклов меч взаимного уничтожения
заставлял серьезно относиться и к линии, за которую не стоит
заступать, и к способам, при помощи которых можно выбраться из
водоворота обострения.
Последнее десятилетие прошлого века еще дало несколько примеров
дипломатических успехов, результатов кропотливой работы. Так,
например, проклинаемые ныне 90-е стали временем удач отечественной
дипломатии, тем более ценных, что добивались их в условиях распада
прежней системы и хаоса по всему периметру российских границ.
Вывод ядерного оружия с Украины, из Казахстана и Белоруссии,
соглашение о Черноморском флоте, деятельность по прекращению войн в
соседних странах (Грузия, Молдавия, Азербайджан, Таджикистан) –
лишь некоторые примеры достижений, которые сегодня не оцениваются
по праву ни в России, ни за ее пределами.
Несмотря на кошмары боснийской войны и длительное бессилие
внешних сил перед лицом братоубийства, Дейтонское урегулирование
тоже можно отнести в актив мировой дипломатии. Однако постепенно
это искусство стало отходить на второй план, оказалось менее
востребованным. Американский историк Джон Льюис Гэддис писал, что
еще с клинтоновской администрации интенсивность дипломатических
усилий США, в том числе в отношениях с союзниками, стала снижаться,
достигнув низшей точки при Джордже Буше-младшем. И дело не в
осознанном высокомерии, просто, пишет Гэддис, возникло ощущение,
что это больше не нужно. Ведь по большому счету ясно, какая система
ценностей и представлений правильная, соответственно, решение
конфликтов должно базироваться на ее принципах.
Для Соединенных Штатов как страны, изначально основанной на
мессианском и морализаторском пафосе, подобный подход был
органичен. Еще отцы-основатели отвергали практику сделок,
свойственную погрязшей в цинизме Европе. Однако впервые в истории
Америка оказалась в положении единственной сверхдержавы, способной
не просто пропагандировать свои идеалы, но и навязывать их мировой
политике.
Классическую дипломатию потеснили идеологический подход к
спорным ситуациям и готовность применить силу для их разрешения
(см. различие боснийского и косовского урегулирования).
Катализатором стала распространившаяся идея о размывании и
постепенном стирании суверенитета.
А если под сомнение ставится суверенитет, то дипломатия в
затруднительном положении, ведь в ее основе всегда представление о
национальных интересах. Примеры «стерильной» наднациональной
дипломатии – это, как правило, периферийные, малозначительные
конфликты.
В газете The Wall Street Journal на днях опубликован комментарий
Марка Тиссена – бывшего старшего спичрайтера президента Буша и
министра обороны Дональда Рамсфельда. Автор издевается над
«возвращением разоруженческих динозавров», которые начали
консультации с Россией о новом договоре взамен СНВ-1, истекающего в
декабре этого года. Тиссен полагает, что втягивание в рутину
разоружения по модели холодной войны пагубно. Она возвращает Москву
и Вашингтон к конфронтационной повестке дня, отвлекая внимание от
подлинных вызовов, стоящих перед обеими странами.
Взамен Тиссен предлагает подход, которым руководствовался Джордж
Буш, – договоры ни к чему, пусть каждая страна сама принимает
решения, сколько и чего ей требуется, тем более что арсеналы России
и Соединенным Штатам теперь нужны не друг против друга, а для
обеспечения своей безопасности вообще. Бывший спичрайтер опасается,
что, увлекшись игрой в паритет с Кремлем, Обама предаст заветы
Рональда Рейгана и пойдет на отказ от планов противоракетной
обороны, крайне необходимой Америке для защиты от угроз XXI века.
Напомню, что в 1986 году на саммите в Рейкьявике именно
категорическое нежелание Рейгана отказаться от Стратегической
оборонной инициативы (СОИ), прообраза глобальной ПРО, не позволило
договориться о радикальном сокращении арсеналов, которое предлагал
Михаил Горбачев.
С автором можно было бы согласиться, поскольку опасность свести
отношения двух стран к подсчету боеголовок, заготовленных на случай
реализации давно протухших оперативных планов, действительно
существует. Однако Тиссен либо не понимает, либо сознательно
игнорирует ключевой факт – основой решения любой крупной
международной проблемы является доверие и узаконенная возможность
подкрепить его взаимной проверкой. Тот же Рейган не раз повторял
найденную для него Кондолизой Райс русскую поговорку «Доверяй, но
проверяй».
Поэтому, даже если принять аргументы Тиссена о том, что
отсутствие договоров не мешает Вашингтону сокращать ненужные
арсеналы, без механизмов проверки и контроля доверия все равно не
возникнет. А значит, напряженность будет расти по всем
направлениям, что, собственно, и происходило в годы
неоконсервативной администрации.
За последние годы и российская внешняя политика, кажется,
отучилась целенаправленно и кропотливо трудиться над достижением
результата. Отвечая на идеологизацию международных отношений
западными контрагентами, Россия преуспела в замене дипломатических
подходов политическими либо коммерческими. По многим приоритетным
направлениям работают не профессионалы международных отношений, а
представители других специальностей – от сотрудников спецслужб и
пиарщиков до менеджеров сырьевых монополий. Так что если на
горизонте и правда маячит возвращение серьезной дипломатии, то
ресурса может не хватить.
