Человеческому сознанию свойственно упрощать действительность, представлять ее в виде интуитивно понятной формулы или схемы. В области международных отношений такой схемой давно стали представления о мире как о противостоянии нескольких гегемонов – дескать, мировая политика похожа на весы, на которых уравновешиваются интересы нескольких блоков государств. Бесконечные споры о том, в каком – однополярном, биполярном или многополярном – мире мы живем, стали не только камертоном научных или экспертных дискуссий о международной обстановке, но и вошли в стратегические документы, определяющие внешнюю политику многих стран.
Так, ныне действующая Концепция внешней политики Российской Федерации (2016 г.) постулирует, что «современный мир переживает период глубоких перемен, сущность которых заключается в формировании полицентричной международной системы» (п. 4). А в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (2015 г.) говорится, что «процесс формирования новой полицентричной модели мироустройства сопровождается ростом глобальной и региональной нестабильности» (п. 13).
Попробуем разобраться, что действительно стоит за той или иной формулой мирового порядка.
Многообразие формул
Однополярное (или униполярное) мироустройство с одним полюсом силы всегда воспринималось российской внешней политикой как опасное и нестабильное. Устойчивый тренд – не только осуждать попытки установить однополярный мир, но и стремиться сформировать коалиции противодействия таким экспериментам. Общепринятым стало описание однополярного мира в виде устройства международных отношений с одним гегемоном, подавляющим остальные центры силы, неким «мировым жандармом», навязывающим свои порядки и правила. Именно так трактуется американский курс 1990-х – начала 2000-х гг. – как политика гегемона, насаждающего под видом демократии (или псевдодемократии) свое военное и экономическое доминирование во всех частях света, не желающего, в силу своего лидерства, принимать другие точки зрения и идти на компромисс.
Отторжение Россией подобного поведения на международной арене имеет глубокие историко-философские основания. У нас сложилось чуть ли не мессианское представление о высшей цели нашей страны – не допустить появления гегемона в мировой политике. Недаром же ценой своей государственности мы остановили Монгольскую империю, затем в крупнейших конфликтах соответствующих эпох одолели Наполеона и Гитлера. Традиционное российское противостояние с Великобританией и США также часто вписывается в эту трактовку. У такой позиции есть и географические обоснования: Россия расположена в некотором удалении от мировых центров торговли, что не дает ей шансов самой стать гегемоном, однако ее почти неограниченные внутренние ресурсы позволяли в критические моменты останавливать доминирование того или иного центра.
На Западе у однополярной модели несколько иная интерпретация. Мир одного гегемона вызывает здесь такое же отторжение, помноженное на общее осуждение эпохи экспансии и колониализма. Но однополярный порядок, скорее, понимается как мир, объединенный общими ценностями, например, идеей примата индивидуальных свобод над государственными интересами, то есть мир демократических и рыночных государств. Еще со времен знаменитой гипотезы Иммануила Канта о том, что демократические государства не воюют между собой, надежда на построение мира универсальных ценностей считается на Западе самым верным путем преодоления глобальных конфликтов. Надо отметить, что, как это ни странно, именно российская (а точнее – раннесоветская) внешняя политика еще до эпохи «демократического мира» сформулировала стратегию построения однополярного мира в этом понимании. Это, конечно же, идея мировой революции 1920-х – 1930-х гг. – построение мира, объединенного коммунистическими идеалами и соответствующими формами общественно-политического и экономического устройства. Из других исторических примеров униполярности, вероятно, стоит назвать Римскую империю периода ее расцвета.
Биполярное мироустройство основано на разделении мира на сферы влияния двух антагонистических противников. Такая схема обычно применяется для описания послевоенной системы международных отношений, эпохи холодной войны между СССР и США. Для данной системы необходим паритет силы между двумя главными игроками, который поддерживает ее равновесие и удерживает ее от глобальной войны. Во время холодной войны таким балансом был принцип ядерного сдерживания. Подобный миропорядок на самом деле является следствием построения обоими гегемонами мира, основанного на их ценностях, – скажем, либерального или коммунистического, и характеризуется в первую очередь идеологическим противостоянием. Другими словами, биполярная система – результат стремления к униполярности, основанной на своих ценностях, что и приводит к идеологической нетерпимости.
Еще одна важная черта биполярности – оформление сфер влияния, жестких коалиций стран вокруг гегемона. Остальные участники международного сообщества вынуждены делать выбор: к какой из идеологических систем примкнуть, при этом у них почти нет возможности остаться нейтральными или сохранить хорошие отношения с обоими гегемонами. Историческими примерами биполярности являются противостояние Древней Греции и Персии, Рима и Карфагена. Современная доктрина внешней политики России трактует биполярную модель также как неудачную: она толкает к гонке вооружений, к противоборству в странах третьего мира и в конце концов истощает ресурсы, необходимые для внутреннего развития.
Многополярное (или полиполярное, полицентричное) мироустройство характеризуется не столько возрастанием числа ведущих игроков, сколько отсутствием идеологического антагонизма между сверхдержавами, разделением мира на сферы влияния. Для этого порядка характерны зоны ответственности, региональные блоки: в своем негативном смысле это напоминает колониальный раздел мира, в положительном – мир, разделенный на естественные и добровольные региональные группировки, основанные на экономической интеграции соседних государств. В таком мире Латинская Америка может быть, например, «задним двором США», а постсоветское пространство – «традиционной зоной привилегированных интересов России». Индия может выступать от имени государств глобального Юга, а Польша заявлять себя в качестве каркаса «стран Междуморья». В научной литературе встречается множество терминов, описывающих переходные модели мира, стремящегося к многополярности: полуторополярность, 2,5-полярность, трехполярность и так далее. Все они отражают идею о том, что для полицентричного мира не требуется полного равенства полюсов силы: в глобальном сравнении они неравновесны, однако являются важными участниками игры, поскольку доминируют в сложившейся вокруг них группировке стран.
Многополярность не стоит путать с еще одной моделью мироустройства – бесполярностью. Стремительный рост внешней торговли и мировое разделение труда привели к следующему: страны оказались настолько взаимосвязаны, что даже военный гегемон оказывается зависим от поставки какого-то ресурса из маленькой страны третьего мира. Страны-автаркии ушли в прошлое, и ни один игрок не может быть полностью обособлен от других. Полюса не исчезают, однако перестают контролировать стабильность, теперь она поддерживается общей взаимозависимостью государств друг от друга. Это мир гибких, открытых, пересекающихся коалиций, когда отдельные страны не привлекаются для решения конкретных проблем и не испытывают необходимости в патронах.
По всей видимости, в российском стратегическом позиционировании мира как стремящегося к полицентричности слились несколько аргументов. Во-первых, нежелание признать потерю статуса глобального игрока. Во-вторых, стремление обозначить существование отдельного субрегиона – постсоветского пространства – с привилегированным положением в нем российских интересов. В-третьих, надежда на формирование мира пересекающихся коалиций, в котором исчезнет нужда в гегемонах.
Как видно, представленные модели не столько описывают число гегемонов, сколько характеризуют систему поддержания баланса в сложившемся международном порядке. В униполярном она зиждется на общих ценностях, в биполярном – на равенстве игроков, не способных побороть друг друга, в многополярном – на разделении мира на непересекающиеся сферы влияния, в бесполярном – на принципе плотной взаимозависимости государств друг от друга. Таким образом, различие между полюсными моделями не количественное, а качественное.
Что такое полюс
Главным вопросом остается, что именно делает ту или иную страну полюсом силы. С российской точки зрения, ключевыми компонентами здесь являются значительная территория, население, природные ресурсы, наличие ядерного оружия и постоянного членства в Совете Безопасности ООН. Такая страна опирается на длинную историческую традицию независимого участия в мировой политике и осознает ответственность за глобальные проблемы человечества.
Здесь же важно отметить: с точки зрения российской внешней политики современная нам система международных отношений сложилась по итогам Второй мировой войны, в результате переговоров союзников по антигитлеровской коалиции в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Именно тогда были выработаны актуальные правила поведения на международной арене и определены основные игроки, ставшие потом полюсами силы в биполярном мире. Часто забывается, что непосредственно после войны существовало не два, а три полюса – Советский Союз, Соединенные Штаты и Британская империя. Это хорошо демонстрируют совместные действия США и СССР в пику англичанам по поддержке деколонизационных процессов, в частности – по предоставлению независимости Израилю и Палестине (это решение не прошло бы в Генеральной Ассамблее ООН без такой координации). Только с потерей Индии Великобритания стала существенно отставать от двух других гегемонов.
Понимание, что с этого момента началась современность, крайне важно для интерпретации всей российской внешней политики. Именно победа в войне обеспечила Советскому Союзу статус великой державы, а значит, и право вето в Совете Безопасности ООН и следующее отсюда право обладания ядерным оружием. Россия как правопреемница Союза унаследовала и этот статус, несмотря на распад страны, экономическое и технологическое отставание. По крайней мере, так выглядит близкий к официальному нарратив, подтверждающий место нашей страны среди полюсов силы.
В остальном мире трактовки великодержавности другие. Основаны они на том, что современные правила игры сложились не в 1945, а в 1991 г. по результатам холодной войны. «Советские» амбиции России рассматриваются как архаичные и необоснованные, это все равно что трактовать свою роль в мировой политике, опираясь на решения Венского или Берлинского конгрессов. В так называемом постбиполярном мире важна не столько военная мощь, сколько, например, технологическое превосходство, доминирование в наукоемких и сервисных отраслях экономики, лидерство в глобализационных процессах. Такая экономическая трактовка «великодержавности» присуща, в частности, Японии. Европейская традиция, скорее, социальная – здесь определяющими факторами считаются уровень жизни населения, открытость и толерантность общества. Возможны и более специфические трактовки, – скажем, в одной израильской научной публикации роль страны на международной арене определялась через «шум», который она производит в мировой прессе.
Другими словами, очевидный разнобой в понимании «великодержавности» приводит к асимметрии в восприятии того, кого считать полюсом. Более того, поскольку игроки по-разному отсчитывают начало современной системы международных отношений, мы фактически живем в различных мировых порядках, трактуем события с точки зрения разных правил и совершенно не можем понять друг друга. Отсюда постоянные обвинения с обеих сторон в двойных стандартах (хотя, вообще-то, суть дипломатии и сводится к поиску особого стандарта для каждой отдельной ситуации).
Итак, каков же сегодняшний мир: однополярный, основанный на ценностях западной цивилизации, формирующий новую биполярность на основе соперничества США и Китая или же многополярный с множеством взаимозависимых игроков и региональных группировок? Пожалуй, ни тот, ни другой, ни третий. На самом деле каждая из международных ситуаций представляется проекцией той или иной формулы, описывающей архитектуру международной системы. Скажем, поддерживая санкции против Северной Кореи, Россия ведет себя так, как будто мир однополярен, в нем есть базовые универсальные ценности, правила и отдельные «проблемные» государства, идущие против «цивилизованных» стран. Если говорить о противостоянии с Украиной, то многие политики в нашей стране считают, что у неё есть выбор лишь между двумя экономическими блоками – либо Запад и Европейский союз, либо Россия и ее Евразийский экономический союз, – то есть рассматривают ситуацию строго по канонам биполярного мира. Наконец, участвуя в сирийской кампании, Россия пытается лавировать между множеством накладывающихся друг на друга интересов глобальных и региональных игроков, не стремится разделить их на друзей и врагов, а старается найти модель выживаемости региона, учитывая противоречивые цели всех присутствующих в нём. Эта логика характерна для мира многополярного (или бесполярного, смотря как последний понимать).
Таким образом, сам мир не является ни однополярным, ни биполярным, ни многополярным. В разных ситуациях российская внешняя политика применяет окуляры, которые наиболее удобны ей для трактовки конкретных событий.
Сегодняшние международные отношения представляют собой противостояние разных стран в стремлении видеть мир таким, каким им хочется его видеть. Мы наблюдаем конкуренцию однополярной, биполярной, многополярной и бесполярной моделей поддержания баланса сил и интересов. И это сложная асимметричная конфигурация полюсов разного потенциала, не поддающаяся упрощению в виде одной простой схемы.
