Уже более полутора десятилетий Черноморско-Каспийский
регион живет в условиях кардинально изменившейся геополитической
ситуации. Вместе с прежней конфронтационной линией между Востоком и
Западом, двумя гигантскими полюсами завершившегося противостояния,
исчезло и прежнее, более или менее устойчивое и управляемое,
равновесие.
В годы конфронтации выработались четкие правила,
предполагавшие сотрудничество (пусть и вынужденное) в вопросах
сохранения мира. На смену пришел длительный и пока еще не
завершившийся период трудной перенастройки международных отношений.
Черноморско-Каспийский регион, обладающий огромным экономическим,
геостратегическим и конфликтогенным потенциалом, оказался отнюдь не
на периферии данного процесса. В прошлом году в Европе и
Соединенных Штатах развернулась активная дискуссия о судьбе этой
территории, нашедшая отражение и на страницах журнала «Россия в
глобальной политике» (№ 3, 2007 г.) – в статье Рональда Асмуса
«Евро-атлантическое Причерноморье».
Относительная простота прежней расстановки сил на
черноморско-каспийском пространстве (СССР – Турция как
представитель НАТО – прозападный до 1979 года Иран) сменилась куда
более сложной и запутанной картиной. У Черного моря появилось семь
совладельцев, де-факто включая Абхазию (с учетом всех претендентов
на этот статус, входящих в Организацию черноморского экономического
сотрудничества, их число может достигнуть 13), а у Каспийского моря
– пять. Между этими акваториями уже не Советский Кавказ, а четыре
независимых государства, к которым при определенных обстоятельствах
могут добавиться еще три пока непризнанных (Абхазия, Южная Осетия,
Нагорный Карабах).
Возможности, открывшиеся перед новообразованными
странами, омрачаются жесткой и опасной борьбой за средства их
реализации. Трагическое наследие первых лет становления
государственности на Южном Кавказе пока не позволяет нейтрализовать
источники напряженности, постоянно чреватой кризисами. Ситуация
усугубляется громадным (как считается) энергоресурсным,
коммуникационным и военно-стратегическим потенциалом
Черноморско-Каспийского региона.
США и Европейский союз с разной степенью
откровенности объявили данную территорию сферой своих жизненных
интересов. Соответственно государствами региона предложено
проводить последовательную проамериканскую и прозападную политику,
что якобы будет способствовать и более легкому решению их
собственных внутренних проблем. В результате «естественная»
экономическая конкуренция на черноморско-каспийском пространстве
обостряется и выходит за положенные ей рамки, вольно либо невольно
провоцируя военно-политическое соперничество. Для последнего
характерна многосторонняя и подвижная конфигурация, которая далеко
не всегда выстраивается по жесткому блоковому принципу. В ряде
случаев интересы союзников вступают в конфликт, зато находятся
точки соприкосновения с интересами соперников. Это заметно
усложняет систему взаимодействия, делает ее менее гибкой и
предсказуемой, в том числе в кризисных ситуациях.
Нерешенные этнополитические конфликты не позволяют со
всей ясностью оценить перспективы развития Южного Кавказа, и в
частности использования его в энергетических и других проектах
Запада. Как показал опыт, практика искусственного политического
конструирования на постсоветской периферии, откровенно направленная
против России, мало способствует эффективному продвижению проектов.
Классическим примером является ГУУАМ (неформальное объединение
Грузии, Украины, Узбекистана, Азербайджана и Молдавии; после выхода
из него Узбекистана – ГУАМ. – Ред.). Своих изначально объявленных
экономических целей (повышение энергетической безопасности Запада)
эта организация по разным причинам не добилась. Однако достигнут
политический эффект – создан альянс, демонстративно
противопоставленный Москве.
Чем менее удачна энергетическая миссия ГУАМ, тем
очевиднее его эволюция в сторону военно-политического союза. Речь,
однако, идет не о внутреннем, естественном развитии, каким оно
могло бы быть при наличии объективных, органических предпосылок, а
об искусственном, управляемом извне и во многом экспериментальном
процессе. Обсуждается возможность расширения данного альянса за
счет Польши (Варшава вообще проявляет особую активность), Литвы,
Румынии и Болгарии (все эти страны являются к тому же участниками
Содружества демократического выбора, образованного в этой части
Европы после «цветных» революций в Тбилиси и Киеве). Если это
произойдет, иных доказательств намерения Вашингтона возвести
«санитарный кордон» вокруг России уже не понадобится.
Поскольку сама мысль о дальнейшем расширении ЕС
вызывает острую аллергию у жителей единой Европы, желающим стать
членами «клуба» предложен облегченный вариант – «Европейская
политика соседства плюс» (ENP+). По сути, она предусматривает
подчинение постсоветских государств воле и указаниям Брюсселя без
предоставления им реального членства в Евросоюзе и права
участвовать в принятии решений. Запад по привычке исходит из
предположения о том, что иных альтернатив «медвежьим объятиям»
Кремля у элит бывших советских республик нет. Вдобавок Брюссель и
Вашингтон никогда не задавались вопросом, а есть ли у этих элит
чувство гордости, достоинства, самолюбия…
Но главную остроту вносит в черноморско-каспийскую
проблематику идея дальнейшего продвижения НАТО на восток –
независимо от того, является ли эта идея реальным планом или
устрашающим блефом. Будучи, казалось бы, лишь плодом чьего-то
абстрактного мышления, она уже стала осязаемым, материальным
фактором, ибо страх перед ее реализацией прочно укоренился в
сознании российского политического класса. Точнее, в том
инстинктивно-подкорковом, оборонительном сегменте этого сознания,
который постоянно подпитывается исторической памятью и печальным
опытом.
Затасканная и не подкрепленная аргументами формула
«вам, россиянам, никто не угрожает» не может не вызвать у Москвы
ничего, кроме раздражения. За ней проглядывают то ли высокомерное
неуважение к способности Кремля анализировать геополитическую
обстановку, то ли расчет на неисчерпаемые запасы русской
наивности.
Под видом формирования интеграционных структур с
целью вовлечения их в глобальную экономику, по сути, реализуются
рискованные геополитические мегапроекты, которые предусматривают
радикальное изменение баланса сил и территориальные перекройки.
По периметру России в ускоренном порядке создаются
крупные регионы, составные части которых планируется объединить
общностью долгосрочных целей. Названия новых пространств непременно
включают в себя эпитет «большой»: «Большая Европа», «Большой
Ближний Восток», «Большой Черноморский регион» (его логическое
продолжение – «Большой Черноморско-Каспийский регион»).
Внутри этого «санитарного кордона», который на Западе
принято именовать эвфемизмом «пояс стабильности», как
предполагается, будет успешно идти процесс демократизации. Но, с
точки зрения проектантов, гораздо важнее другой процесс –
образования в регионе «критической массы стран», позволяющей
добиться численного и качественного преимущества над Россией и ее
союзниками. (Ради этого можно смотреть сквозь пальцы на любые
отступления от канонов демократии и либерализма, которыми богата
постсоветская жизнь.)
Уже никто не пытается скрывать, что у границ России
Западу нужна «долгосрочная военно-политическая структура»,
обеспечивающая «гарантии безопасности» перед лицом… нет, конечно,
не России, а «новых угроз и вызовов». Данный политологический
штамп, за которым можно спрятать все что угодно, широко освоен
теми, кто хочет убедить Москву: ее представления о
структурно-иерархическом содержании проблемы национальной
безопасности старомодны. А НАТО бояться не следует, поскольку
она-де давно сменила амплуа и сосредоточена в основном на вопросах
экспорта лучших образцов демократии.
В это нелегко поверить – ведь те же люди твердят о
насущной необходимости раскрыть над географическим окружением
России натовский «зонтик безопасности». В каких целях? Неужели лишь
с тем, чтобы укрыться от международных террористов, наркоторговцев,
нелегальных иммигрантов, экологических неприятностей и других
олицетворений «новых угроз»?
Остаются вопросы крайне болезненные для многих
европейских и американских аналитиков. Какая цена за торжество
демократии в постсоветском ареале может считаться приемлемой? Стоит
ли платить за это прогрессирующим и непредсказуемым обострением
отношений с Россией? И где черта, за которой повышение уровня
конфронтации становится недопустимым?
Пока у Запада нет однозначных ответов. Но влиятельные
политические эксперты евро-атлантического сообщества позволяют себе
заявлять о готовности Соединенных Штатов и Евросоюза проявить
«решимость двигаться дальше, несмотря ни на что» и тем самым
принудить Россию смириться с их планами. Это крайне рискованная
позиция, ибо Кремль может усмотреть в ней открытое приглашение
действовать в аналогичном духе, то есть «несмотря ни на что».
В доктрине укрепления безопасности на постсоветском
южном фланге, предусматривающей насаждение там демократии
посредством активного участия НАТО и Европейского союза, заложено
логическое противоречие. Реалии нынешней ситуации таковы, что
выбирать приходится между экспортом либеральных ценностей и
стремлением к более безопасному миру. Усиливающаяся дестабилизация
постсоветского, в том числе черноморско-каспийского, пространства –
одно из подтверждений этого.
Сами по себе опасные эксперименты в стиле «Drang nach
Osten» приобретают поистине зловещие обертоны на фоне ухудшающихся
американо-турецких и чреватых открытым столкновением
американо-иранских отношений. Удар по ядерным объектам Ирана
способен вызвать цепь плохо прогнозируемых и контролируемых
последствий и надолго лишить стабильности Черноморско-Каспийский
регион.
Объективные факторы, заставляющие беречь мир и
стабильность, а также субъективное понимание этой необходимости все
чаще вступают в последнее время в противоречие с иррациональным
началом в поведении вашингтонской администрации и отдельных стран –
членов ЕС. Явственным образом реставрируется модель восприятия
России как некоей византийской державы, противопоставляющей себя
европейской цивилизации (под которой непонятно по каким критериям
понимается цивилизация западноевропейская). Этот безнадежно
устаревший идеологический архетип активно реставрируют западные
СМИ. Он овладевает сознанием политиков, прежде всего молодого
поколения, ослабляет способность к трезвому анализу и превращается
в слепое руководство к действию.
В отличие от ветеранов холодной войны, испытавших на
себе последствия нарушений ее негласных правил, новых европейских и
американских лидеров, похоже, ничего не страшит. Чем еще объяснить
декларируемое ими без всякого смущения право Запада единолично
определять, какие интересы России в ближнем зарубежье законны, а
какие нет? Даже те, что признаны «законными», уважать не
обязательно. По ним всего лишь следует вести «широкую»,
«свободную», «конструктивную» дискуссию. А вот что действительно не
подлежит обсуждению, так это «жизненно важные интересы» Евросоюза и
НАТО на бывших территориях СССР.
Идея безальтернативности, связанная со стратегией
тотального оппонирования России везде и во всем, принимает
навязчиво-нездоровый характер. Вместо того чтобы вникнуть в
сущность той или иной российской инициативы, даже когда взаимная
польза очевидна, ее априорно отвергают, поскольку-де от Кремля
ничего хорошего ждать не приходится.
На черноморско-каспийском направлении проявления
подобного иррационализма порой выражаются в азартной готовности
поступиться экономической выгодой ради того, чтобы досадить Москве.
Не заиграться бы настолько, что в один прекрасный день обнаружится:
реальные, в том числе экономические, издержки от захватывающих
антироссийских игр бесконечно превышают полученные дивиденты.
Куда больше, однако, настораживает тенденция
рассматривать черноморско-каспийские геополитические проекты
приоритетными по сравнению с энергетическими. Регион пытаются
насильственно переустроить в соответствии не с географическими и
историческими реалиями, а с вашингтонскими планами радикального
переформатирования глобального пространства. В результате не
находится надлежащего места для осознания географической аксиомы.
Из 12 государств, непосредственно входящих в Черноморско-Каспийский
регион, лишь Россия имеет широкий доступ к обоим морям и владеет
внушительной по площади территорией между ними, что автоматически
наделяет ее особой функцией – служить идеальным связующим звеном
между Центральной Азией, Кавказом и Европой.
Данный статус основательно подкрепляется наличием
развитой и надежной энерготранспортной инфра-структуры к северу от
Главного Кавказского хребта. Словом, речь идет о геоэкономических
реалиях, которые гораздо легче и выгоднее принять (как, собственно,
и поступают многие вменяемые торговые партнеры России), чем тратить
силы на борьбу с ними.
Между тем именно такую во многом иррациональную
борьбу ведут Соединенные Штаты и отчасти Европейский союз, невольно
принося ей в жертву и соображения экономической целесообразности, и
региональную безопасность. А все ради того, чтобы заполучить по
периметру возрождающейся России как можно больше рычагов,
сдерживающих якобы имеющиеся у нее новые имперские амбиции.
Правда, официальный Запад пока декларирует другую
задачу – необходимость подстраховать свою экономику
энергомаршрутами, идущими в обход России (через Южный Кавказ,
Каспийское и Черное моря, Турцию, Украину). Однако их уязвимость
перед лицом разнообразных угроз, а также низкая рентабельность
наводят на мысль, что указанные альтернативы – это лишь благовидное
прикрытие для сугубо военных и политических проектов.
Опытным полигоном, на котором проходят испытание
данные проекты, стали государства Южного Кавказа, Турция, а в
перспективе может стать даже Иран. Всем им вместе и каждому в
отдельности отводится роль компонентов для сборки новой
геополитической конструкции, которой, по замыслу, суждено в
ближайшем будущем занять относительно самостоятельное место в
региональном балансе сил.
Поскольку западный налогоплательщик не привык
раскошеливаться на химеры, его стараются убедить в экономической
целесообразности продвижения НАТО на восток и активного участия
Евросоюза в проблемах региона. (Открыто проповедовать идею о
необходимости защититься от возможного нападения России почти никто
не решается ввиду ее полной абсурдности.) Отчасти поэтому СМИ не
спешат прекращать разговоры о несметных богатствах Каспия, об
имманентной готовности стран Южного Кавказа к либерализации и
европеизации (говорить такое о Центральной Азии не поворачивается
язык даже у сверх-оптимистов), а также, разумеется, о коварстве
Москвы.
Россию не может не волновать вопрос о будущем
предназначении искусственно образованных вокруг нее зон и о том,
кто будет их реально контролировать. Если, скажем, ядром новых
конструкций предполагается сделать ГУАМ с его нынешними
программными задачами и в пополненном составе, это приведет только
к нарастанию конфронтационных тенденций. Если же целью является
создание прочной системы коллективной безопасности во имя мира,
стабильности и всеобщей экономической выгоды, то к чему тогда под
любыми предлогами отстранять Россию от этого предприятия? Напротив,
необходимо глубоко интегрировать ее, причем с такой долей участия,
согласиться на которую Запад пока не готов.
В любом случае ясно одно: кремлевское руководство,
несущее ответственность за национальную безопасность, не имеет ни
права, ни возможности занимать нейтральную позицию в отношении
процесса ускоренного «регионостроительства» на бывшей советской
периферии. Сомнительные политические прожекты могут в конце концов
взять верх в этом процессе над историко-географическими
константами, экономическим прагматизмом и просто здравым
смыслом.
То, что сегодня представляется кое-кому «высокими
издержками бездействия Запада на полпути» в восточном направлении,
завтра может превратиться в ничтожную плату за сохранение всеобщего
мира. Печально другое: желающих принимать эту мизерную плату в
России уже не останется.
