Москва предупредила, что подготовлен
«комплекс шагов и мер на случай объявления независимости Косово».
Одновременно российский МИД предостерег от размещения в крае миссии
Европейского союза без мандата ООН. Партия, в которой разыгрывается
статус мятежной территории, переходит в эндшпиль.
А как, собственно говоря, Россия может отреагировать на
провозглашение суверенитета Приштины и быстрое его признание двумя
дюжинами европейских стран и США?
Стоит с уверенностью ожидать серии жестких заявлений Кремля и
Смоленской площади. Случившееся будет названо попранием
международного права, которое чревато тяжелейшими последствиями не
только для Балкан, но и для всех регионов со спорным
статусом.
Россия еще раз четко обозначит свою резко негативную позицию и
заявит о непризнании самопровозглашенной независимости. Скорее
всего, Москва потребует созвать Совет Безопасности ООН, официально
призовет организацию дать юридическую и политическую оценку
действий косовских властей и тех, кто их поддержит.
Заблокировать размещение в крае миссии Евросоюза
Россия не сможет. Зато в ее силах, апеллируя к ранее принятым
резолюциям ООН, максимально вытолкнуть процесс косовского
урегулирования после провозглашения суверенитета за рамки
международно-правового поля.
С тем, чтобы европейцы действовали на бывшей сербской территории
исключительно на свой страх и риск. И, соответственно, несли полную
ответственность за дальнейшее развитие событий. Чего, надо сказать,
объединенная Европа не слишком любит.
На этом арсенал «шагов и мер», касающихся самих Балкан, скорее
всего, исчерпается. Что вполне естественно, поскольку, если
отвлечься от сантиментов, непосредственных интересов у России там
нет (сербскую нефтяную компанию «Газпром» уже приобрел).
Зато совершенно иная ситуация на постсоветском пространстве, где,
скорее всего, Косово аукнется громче всего.
Даже те, кто твердит, что косовский случай не станет
прецедентом, отдают себе отчет в том, что бесследно для аналогичных
конфликтов он не пройдет.
Что предпримет Россия?
Москве трудно выбрать точную линию поведения. С одной стороны,
просто проигнорировать балканские события не удастся. Россия
слишком давно и слишком глубоко вовлечена в абхазский и
югоосетинский конфликты, чтобы теперь от них просто
дистанцироваться. Обе «горячие точки» – скорее наследие распада
СССР и политики 90-х, чем осознанный выбор сегодняшнего Кремля.
Нынешняя сверхпрагматичная российская власть, которая умеет считать
выгоды, возможно, и хотела бы избавиться от этого бремени, но
теперь уже не получится. Потому что отказ от «тех, кого приручили»,
нанесет тяжелый удар по имиджу Москвы на Кавказе и, скорее всего, в
СНГ в целом. С другой стороны, «удар возмездия» в виде признания
какого-то из постсоветских непризнанных государств чреват тяжелыми
международными последствиями.
Сложная, иногда на грани фола, но в целом рациональная игра,
которую сейчас Кремль ведет для повышения статуса России в
международных отношениях, будет в один момент сломана. Тбилиси не
раз заявлял, что расценит признание Абхазии или Южной Осетии как
объявление войны. И это не пустые слова, поскольку для грузинского
руководства на кону национальная честь, а война, как ни цинично это
звучит, способна стать решением многих внутренних проблем. То есть
России надо быть готовой к вооруженному конфликту с Грузией,
которую и морально, и материально поддержит весь западный мир. Что
при таком развитии событий произойдет на Кавказе – и Северном, и
Южном – предсказать трудно.
Поэтому коридор возможностей, в котором придется действовать
Москве, не слишком широк. Жесткость позиции должна сочетаться с
гибкостью подхода. Расширение и укрепление отношений с бывшими
грузинскими автономиями возможны и без формального признания, а
экономическое, культурное, гуманитарное сотрудничество не требует
открытия посольств. При этом следует жестко контролировать власти
непризнанных территорий с тем, чтобы Россия не превратилась в
заложника их стремления к скорейшему обретению нового статуса. В
этом смысле стоит брать пример с косовской модели. Приштина,
неуправляемости которой многие опасались, пока неукоснительно
выполняет рекомендации своих западных партнеров и не проявляет
самодеятельности, которая может поставить их в трудное положение.
Вопрос, который рано или поздно прозвучит открыто – есть ли в
принципе шансы урегулировать абхазский и югоосетинский конфликты в
составе Грузии?
Тбилиси прекрасно понимает: чем больше проходит времени, тем
менее вероятно возвращение Сухуми и Цхинвали под грузинскую
юрисдикцию. Собственно, уже теперь это довольно трудно (а в случае
с Абхазией – почти невозможно), вообразить. Фактор, роль которого
может оказаться решающим, – это перспектива вступления Грузии в
НАТО.
В отличие от многих других посткоммунистических и постсоветских
стран, стремившихся и стремящихся в альянс по символическим
причинам, для Тбилиси членство имеет огромный практический смысл.
Участие в НАТО (если Североатлантическая организация рискнет
принять страну с двумя неурегулированными территориальными
конфликтами) меняет ситуацию. Находясь под официальными военными
гарантиями НАТО, Грузия может надеяться на силовое решение проблемы
целостности. И тогда вмешательство России, практически неизбежное в
случае попытки вооруженного разрешения коллизии, окажется уже
атакой на государство – член альянса с вытекающими
последствиями.
Поэтому в ближайшее время, скорее всего, можно
ожидать активизации российской дипломатии на натовском
направлении.
Москва постарается не допустить того, чтобы на бухарестском
саммите в апреле был поднят вопрос о Плане действий относительно
членства Грузии в НАТО – это первый шаг к вступлению. Если же
решение все-таки будет положительным, то вероятность резких шагов
России в направлении признания нового статуса Абхазии и Южной
Осетии возрастет. И тогда надо готовиться к другим «шагам и
мерам».
// Gazeta.Ru
