Президентские выборы в США привлекают внимание всего мира, особенно если интрига лихо закручена. Давно не было кампании, финал которой был бы настолько открыт, как теперь. Да и ставка выше, чем карьеры политиков или престиж партий. На кону вопрос об американском лидерстве в момент, когда мир вступает в самый, пожалуй, решающий период за последние четверть века.
Подобное утверждение может показаться необоснованным. Ведь с начала 1980-х годов международные отношения пережили революционные перемены, до неузнаваемости изменившие политический ландшафт. Неужели нас ожидает нечто еще более судьбоносное, чем финальный виток холодной войны, крах коммунизма, распад СССР и атака террористов на Америку?
Вопрос, однако, не в новых потрясениях. Дело в том, что в результате случившихся перемен мировая среда качественно изменилась. Инерция прежних подходов больше уже не работает. А новые подходы отсутствуют, потому что изменения не осмыслены из-за той же инерции.
На протяжении последних десятилетий действия Соединенных Штатов определялись логикой, которую породила холодная война. Сначала все зависело от расстановки сил в противостоянии с главным противником – СССР. Потом – от итогов этого противостояния. Победа Запада, казалось, создала понятную идеологическую и геополитическую матрицу дальнейшего развития.
При всей разнице между Джорджем Бушем-старшим и Биллом Клинтоном общее направление их политики представлялось безальтернативным – укрепление и расширение лидерских позиций Америки как безусловного победителя глобального конфликта. Победителя не только военно-политического, но и морального и интеллектуального.
После 11 сентября Джорджу Бушу-младшему пришлось срочно приспосабливаться к нежданным изменениям. Но парадигма не сменилась. Просто представления 1990-х годов получили мощную подпитку. Отныне переустройство мира под руководством Вашингтона рассматривалось еще и как залог обеспечения национальной безопасности США в самом конкретном смысле – физической безопасности граждан.
Правда, изначально бросалось в глаза двойственное отношение к контртеррористической кампании самих борцов. С одной стороны, эффект 11 сентября действительно сделал противостояние террору доминантой американской политики. С другой – война в Ираке, которая стала главной внешнеполитической акцией администрации Буша, к предотвращению террористической угрозы не имела отношения и диктовалась иными мотивами.
«Война с терроризмом» явилась и попыткой преодолеть нарастающий хаос мировой политической среды, структурировать ее в соответствии с привычной моделью идеологической конфронтации. Роль врага отвели «международному терроризму». Однако превратить его в системообразующий элемент мироустройства не удалось. Довольно быстро стало понятно, что противник-призрак не способен ни объединиться в прочный союз, ни послужить базой для четкого идейно-политического размежевания. Да и вообще, терроризм – не самостоятельное явление, которое движет политическим развитием, а результат сложного стечения обстоятельств и продукт ошибок при решении разнообразных геостратегических и геоэкономических задач.
Тем не менее, стремление обрести системного оппонента налицо. Сейчас много пишут об «авторитарном капитализме», который олицетворяют Китай и Россия. По описанию он больше, чем терроризм, подходит для того, чтобы прийти на смену коммунизму в качестве «полюса отталкивания». Беда в том, что конструкция «авторитарный» капитализм против «либерального» от начала до конца искусственно выдумана. Скорее всего, не по злой воле (хотя иногда кажется, что ее цель – именно спровоцировать идеологическое противостояние), а просто от неспособности всерьез объяснить то, что происходит.
Понять это и вправду чрезвычайно сложно. Глобальная трансформация, начавшаяся с распадом биполярной системы, идет полным ходом. Когда она закончится – непонятно, но очевидно, что не очень скоро. Идейно-политический триумф Запада оказался не пунктом назначения, а лишь промежуточной станцией. Пресловутый многополярный мир, о котором с восторгом рассуждают во многих столицах, есть не итог процесса, а отражение того, что он активно продолжается. Кстати, от существования в условиях реальной многополярности, то есть очень сложной и нестабильной системы, мир давно отвык, и учиться приходится на ходу.
Любые политические решения, принимаемые сегодня, носят временный характер, скорее, это реакция на происходящее, чем попытка взять его под контроль.
Апеллировать к холодной войне, как сейчас часто делают политики, бесполезно, ибо ситуация с той поры действительно принципиально изменилась. И, как ни странно, нынешняя эпоха еще более переходная, чем, например, 90-е годы. Тогда, по крайней мере, американская политика реализовывалась в четких идейных рамках. Они, правда, не слишком хорошо сработали и в то время, не говоря уже о нашем.
Следующему президенту предстоит не просто разгребать завалы, оставляемые нынешней администрацией. Речь пойдет о выработке стратегического курса, уже не обусловленного наследием холодной войны. Штампы, ставшие привычными за последние полтора десятилетия, – от «продвижения демократии» до «международного терроризма» – не помогают находить концептуальные решения множащихся проблем.
Инстинктивная тяга американцев к новым лицам, которая проявилась на первых праймериз, отражает объективную потребность в новых подходах. Будущей команде необходим свежий и непредвзятый взгляд на окружающую реальность. С этой точки зрения, оба ныне лидирующих кандидата – Хиллари Клинтон и Джон Маккейн – не внушают оптимизма.
Вопрос о России присутствует на периферии всех последних президентских кампаний в США. Когда-то республиканцы обвиняли Клинтона в «потере» России, теперь встречные упреки звучат в адрес Буша. Вопрос, что было сделано не так в отношении Москвы, ставится постоянно. Но спрашивать надо не об этом. Вопрос должен формулироваться следующим образом: что вообще было сделано не так? И почему американское лидерство, казавшееся незыблемым 10 лет назад, сегодня не выглядит столь бесспорным?
Политику в отношении России больше невозможно отделить от того, что происходит на мировой арене в целом. Нынешнее самоощущение Москвы, ее расширившиеся возможности – во многом результат не собственных успехов, а просчетов и глупостей, которые совершил Вашингтон в качестве мирового гегемона. И выработать адекватный подход к новой России невозможно без трезвого осмысления глобальной ситуации и понимания того, как Америке разрешить общие проблемы, отчасти ей же самой созданные.
В условиях продолжающегося транзита от одной мировой системы к другой вряд ли удастся найти устойчивые решения. Но трезвый взгляд на происходящее поможет хотя бы минимизировать издержки.
