Косово отметило годовщину провозглашения независимости. Праздник
прошел на удивление буднично и спокойно, особенно если вспомнить
страсти, кипевшие год назад.
За истекшее время косовская проблема заняла место, которого
изначально была достойна – периферийный и малозначительный в
глобальном контексте вопрос.
Что изменилось за 12 месяцев?
Прогнозы относительно неизбежной вспышки насилия не оправдались.
Сербия, истощенная серией проигранных войн, не стала бороться за
отторгнутый край, а также воздержалась от того, чтобы провоцировать
конфликт, например, в сербской части Боснии. Тон в политике Сербии
задают проевропейские силы, и у тамошнего политического класса
амбиций, кроме будущего вхождения в Евросоюз, не осталось.
Перспектива эта, правда, неопределенная, но реальных альтернатив
нет.
Само Косово стало тем, чем и должно было стать: дотационным
европейским протекторатом, не вполне стабильным, но пока
контролируемым.
В таком состоянии территория может оставаться неопределенно
долго – косоварам бороться вроде бы не за что, а Европа
дистанцироваться уже не может. В отдаленном будущем судьба Балкан
должна решаться на путях коллективной интеграции в Европейский
союз, но сейчас об этом нет смысла даже заикаться – ЕС отнюдь не до
расширения.
Успехами в государственном строительстве или налаживании
межэтнических отношений край похвастаться не может, но их никто и
не требует – все вовлеченные довольны уже тем, что ситуация
относительно спокойна. Публичный интерес резко снизился. Количество
признавших новое государство стран (54) – приемлемый компромисс.
Это меньше, чем рассчитывали, тем более что независимость так и не
признали даже пять стран-членов Евросоюза. Но достаточно для
соображений престижа, ведь среди тех, кто признал, – более чем
весомые державы и ряд важных соседей, в том числе Македония и
Черногория.
Европейский союз, которому предрекали раскол по косовскому
вопросу, проявил свойственную ему эластичность. Единой позиции по
отношению к независимости не сформулировали, зато направление в
Косово наблюдательной миссии (де-факто признание самостоятельного
статуса) поддержали все.
Цепной реакции также не последовало. Пророчества Владимира
Путина, который предрекал расколы в Европе, не осуществились, как
минимум пока. Собственно, даже в разгар полемики было понятно, что
автоматически проецировать косовский сценарий на Фландрию или
Каталонию абсурдно – какой-нибудь фламандский националист попросту
оскорбился бы, если бы в качестве образца ему предложили опыт
косоваров. И когда речь шла о прецеденте, это, конечно, касалось не
благополучных стран с устоявшейся, хоть и многонациональной
государственностью, а территорий, на которых процессы национального
строительства еще в самом разгаре.
Неудивительно, что самое громкое эхо косовской независимости
прокатилось именно по постсоветскому пространству. Ведь там нет ни
одной страны, которая могла бы с полной уверенностью утверждать,
что ее границы и этнический состав изменениям не подлежат.
Стали ли августовские события на Кавказе следствием действий
Приштины и ее союзников? Напрямую едва ли, напряжение вокруг Грузии
накапливалось давно и последовательно. Однако провозглашение
Косово, конечно, стало катализатором трагического сценария. Москва
посчитала, что более не связана обязательствами по формальному
соблюдению территориальной целостности Грузии, хотя и не собиралась
предпринимать решительных действий. Тбилиси же сделал свой вывод –
только физический контроль над территорией является гарантией
суверенитета, никакое международное право и никакая дипломатия не
защитят. Результат известен – пятидневная война и неправовое
признание Абхазии и Южной Осетии. Грузия же вместо восстановления
целостности получила то же, что и Сербия.
Косовский случай парадоксален. Накал психологического напряжения
явно превосходил масштаб подлинной значимости проблемы. Так вышло,
что именно крошечный край стал поводом, по которому схлестнулись
амбиции великих держав в эпоху растущей нестабильности.
Никаких серьезных геополитических интересов в этой части бывшей
Югославии не было ни у США, ни у России, ни у Европейского Союза.
Зато присутствовало острое стремление добиться своего, доказать
собственную правоту и состоятельность, утвердиться на более прочных
позициях в преддверии формирования нового миропорядка.
Соединенные Штаты из принципа продавливали косовскую
государственность, хотя в Вашингтоне мало кто мог внятно объяснить,
зачем Америке это нужно. К 2007–2008 годам уже стало понятно, что
внешняя политика администрации Джорджа Буша претендует на
сомнительные лавры чуть ли не самой неудачной в истории
президентств, так что Белому дому и Госдепартаменту был жизненно
нужен результат.
Россия провела «красную линию», дабы продемонстрировать, что
время уступок закончилось, и заняла принципиальную легалистскую
позицию в поддержку правовых процедур, чем вызывала уважение
многих. К сожалению, второе фактически было девальвировано
признанием Сухуми и Цхинвали, после которого говорить о
последовательности российского подхода стало невозможно.
Европа, как обычно, металась между разными мнениями на проблему
и в итоге, не будучи в восторге от происходящего, сочла признание и
мягкое отступление от принципов меньшим из зол.
Любопытно порассуждать,
каким было бы развитие событий, случись кульминация косовских
событий годом позже, в разгар экономического кризиса и в бытность
другой администрации Белого дома. Скорее всего, внимание к событию
было бы несравнимо меньшим – когда трещит мировая экономическая
система, не до европейского захолустья.
(Нельзя исключать, что косовары постаралась бы привлечь внимание
к краю, спровоцировав там беспорядки. Этого, кстати, очень боялись
в Европе). Госсекретарь Хиллари Клинтон едва ли была бы привержена
идее территориальной целостности Сербии, ведь Косово де-факто
отделили при президенте Билле Клинтоне. Но Вашингтон, наверное,
попытался бы быть более гибким по форме, то есть соблюсти какие-то
внешние приличия. Результат был бы тем же (а другим он быть и не
мог, все прекрасно понимали, что вернуть Косово в Сербию
невозможно), но участники процесса приложили бы усилия, чтобы не
превращать его в повод для скандала.
Однако год назад царили другие настроения, подпитываемые, с
одной стороны, углеводородным допингом (Россия), с другой –
ощущением вседозволенности единственной сверхдержавы (США).
И Косово, и Абхазия с Южной Осетией надолго повисли тяжелым
грузом на своих патронах – Европе и России соответственно. И там и
там вспышки насилия возможны, хотя не очень вероятны.
Перспектив политического урегулирования, то есть обретения
полноценного статуса всеми этими субъектами международных
отношений, немного – чуть больше в случае Косово. Но и там без
России не обойтись, а Москва, конечно, теперь станет увязывать
признание с бывшими грузинскими автономиями.
Независимость Косово не войдет в историю как поворотный пункт
политического развития, оставшись там как один из эпизодов смутного
европейского времени. И пример того, что для войны престижей повод
можно найти всегда.
