Премьер-министр Дании Андерс Фог Расмуссен, недавно
избранный в третий раз подряд, намерен провести референдум.
Правительство спросит у граждан, сохранить ли исключения из
общеевропейских процессов, которые Дания выторговала себе в начале
1990-х годов. Главное из них – право не участвовать в валютном
союзе, то есть не переходить на евро.
Ничего странного в этих планах нет, но любопытен один нюанс.
Комментаторы убеждены: внезапно проснувшийся интерес властей к
мнению народа по данным вопросам связан с тем, что официальный
Копенгаген хочет избежать другого плебисцита – относительно нового
Договора о реформах. Он должен быть принят всеми странами ЕС как
основа дальнейшего функционирования сообщества. Датчане отличаются
упрямым нравом, могут и завалить. Зато отношение к евро сейчас
довольно благожелательное, есть шанс на положительный ответ. Ну а
проводить два референдума подряд – нонсенс, так что ратифицировать
базовый договор сможет парламент.
Умелая подмена понятий и манипулирование повесткой дня –
нормальный демократический механизм.
Можно вспомнить еще один относительно недавний пример –
избирательная кампания в Германии осенью 2002 года. Герхард Шредер
искусно нейтрализовал атаки оппозиции по самым болезненным вопросам
– занятость и социальная политика, – переведя дискуссию в другую
плоскость. Очень помогли летние наводнения, ликвидацию которых его
соперник Эдмунд Штойбер не сумел правильно «отработать», и
нагнетание событий вокруг Ирака. Выступив убежденным борцом против
американского милитаризма, Шредер предстал спасителем нации от
милитаристского угара. И выиграл выборы.
Эти истории наглядно демонстрирует суть современной публичной
политики. С таким явлением мы сейчас сталкиваемся в России.
Как ни странно, при обсуждении избирательного напора Владимира
Путина и «Единой России» никто еще не отметил очевидного: она
является калькой кампании-96, знаменитой «Голосуй или
проиграешь!».
Тот же лейтмотив: если не мы, то реванш разрушительных сил из
прошлого – тогда коммунистов, теперь олигархов. То же беспардонное
передергивание и сгущение красок – сегодня творения телеканалов
мало отличаются от тогдашних креативных находок наподобие
антикоммунистической газеты «Не дай бог!».
Разница заключается в том, что 11 лет назад противоборство
политических сил было очевидным, существовало идеологическое
противостояние, а на руках у коммунистов имелось множество козырей.
По всем законам посткоммунистической трансформации левые должны
были побеждать, что и случалось в ту пору в большинстве бывших
соцстран. Однако методами политических технологий, которые тогда
еще были в новинку, их возвращение к власти в России было
предотвращено.
Сегодня вся мощь пиар-машины, которая за истекшие годы
превратилась в великолепно отлаженный механизм, обрушилась на
политическое поле, где у власти нет реальных соперников.
Уничтожать, по сути, некого, удар наносится непосредственно по
общественному сознанию.
Феномен нынешней кампании, да и всей современной политики – это
резкое отделение содержания от формы при тотальном доминировании
последней. Ярким примером является «план Путина», которого не
существует как содержательного документа или даже осязаемого
печатного издания. Зато он присутствует как основной
пропагандистский образ.
Еще одно проявление – манифестация сторонников действующего
президента в Лужниках. Многие отмечали удивительное сходство этого
собрания с избирательными съездами в Соединенных Штатах:
мизансцена, антураж, режиссура, поведение участников – все это до
мелких деталей копирует американский оригинал. Как и речь самого
кандидата – просчитанный до последней буквы продукт
коммуникационной технологии. Поэтому выступление Владимира Путина
бессмысленно анализировать с точки зрения содержания и тем более
рассматривать как некую программу действий. Задача совершенно
иная.
Оболочку, подобную той, что была явлена на московском стадионе,
можно наполнить любым содержанием – столь же ярко и убедительно
будет выглядеть съезд коммунистического, либерального или
националистического толка.
Формат избирательных мероприятий в США напоминает богослужения
методистских пасторов с элементами музыкального представления и
религиозной экзальтации. И Герхарда Шредера в Германии, и Сильвио
Берлускони в Италии, и Николя Саркози во Франции упрекали в том,
что в европейскую политику, традиционно основанную на идеологиях,
они привносят оттенок американского шоу. Идейные различия между
партиями стираются, соревнование все чаще идет между личностями, а
не программами.
Неспособность многих европейских стран взяться за необходимые
экономические реформы зачастую связана с тем, что во время
избирательных кампаний партии и кандидаты стараются обходить острые
вопросы и концентрироваться на выигрышных эффектах.
В результате они получают убедительный мандат непонятно на что –
попытка реализовать на его основе непопулярные преобразования
приводит к массовому возмущению: нас обманули.
В России, кстати, унификация партийной политики принимает
карикатурные формы: СПС начинает радеть за пенсионеров, коммунисты
рассуждают о вере, а партия власти, как черт от ладана, шарахается
от попыток определить ее идеологическую принадлежность.
Повсеместная американизация политики не обошла и Россию. Разница
заключается в том, что в других странах у той или иной партии нет
монополии на обработку сознания избирателей. Конкуренция технологий
и относительно равные возможности доведения их до сведения граждан
составляют основу демократического процесса. У нас же самые
современные достижения политического маркетинга сочетаются с
фактической однопартийностью, что обеспечивает сокрушительное
воздействие на мозги.
Тем не менее, принципиальным моментом является то, что правящей
политической силе приходится-таки на всю катушку задействовать
технологию. Результат не гарантирован сам по себе, как это было в
советское время.
Возглавив список «Единой России», Владимир Путин вступил на
несвойственное ему поле. Президент неоднократно обозначал: он
гордится тем, что он не политик. Поскольку политика – это
популистская трескотня, а он квалифицированный управленец, который
занимается делом, берет на себя ответственность и дистанцируется от
всей этой шелухи.
Путину нет равных в хитрых аппаратных ходах, изощренных
комбинациях, личной коммуникации и даже эффектных жестах, но
массовая политика – иное дело, которое требует особых свойств.
До сих пор Владимир Путин лишь единожды решался положить свой
личный авторитет на алтарь публичной политической борьбы. В 2004
году, когда президент России сам отправился агитировать за Виктора
Януковича. Тогда это закончилось конфузом, пожалуй, самым крупным
внешнеполитическим поражением российского лидера. Результаты второй
попытки превратиться в народного трибуна станут понятны через
несколько дней.
