Выступая с заключительным словом на Всебелорусском народном собрании, Александр Лукашенко сказал: «Мы с вами, и прежде всего я, простите за нескромность, лепили эту страну. Мы ее лепили, как могли. И не было обозначенных путей, по которым надо было идти. И имеем то, что имеем». Трудно более емко резюмировать новейшую истории Белоруссии и роль в ней человека, который через несколько дней в очередной раз станет ее президентом.
В отличие от некоторых других республик Союза ССР, где существовали достаточно влиятельные национал-демократические движения, Белоруссия никогда не входила в число первопроходцев самостийности. Страна обрела суверенитет по причинам от нее самой в основном не зависящим. Желание российского руководства избавиться от власти Горбачева и союзного центра в сочетании с сепаратистскими тенденциями в Прибалтике и Закавказье сделали за малочисленных и вполне маргинальных белорусских националистов начала 1990-х годов работу, которая им самим была явно не по силам. Однако, нежданно обретя власть, национал-демократы негаданно ее и потеряли. Причем то, что случилось в Белоруссии в 1994 году нельзя назвать реваншем сил прошлого. Ведь президентом стал молодой политик нового поколения.
Лукашенко, которого долго считали российской марионеткой и который активно использовал тему братства народов и интеграции с Россией, при этом почти с нуля создал новую национальную идентичность Белоруссии. Это едва ли удалось бы его оппонентам, обвинявшим Лукашенко в предательстве интересов родины, потому что чисто националистический проект в духе Народных фронтов не имел шансов в постсоветской Белоруссии. Зато странная смесь социальной риторики (сохранение лучшего из советского прошлого), своеобразной великодержавности (отстаивание идеи Союзного государства и противостояние Западу), элементов национального мифа (битва при Грюнвальде и пр.) привилась на белорусской почве, не готовой для стандартного восточноевропейского варианта. И хотя устойчивость такой идентификации не очевидна, и она будет меняться, Лукашенко приучил сограждан к тому, что они живут в собственном суверенном государстве. И отказываться от него не собираются.
Александр Лукашенко извлек максимум из стремления России ощущать себя «старшей сестрой». Союзное государство, запущенное в конце 1990-х, представляло собой обмен экономических преференций для Минска на его демонстративную геополитическую лояльность Москве. В ту пору это устраивало обе стороны. Потом ситуация начала меняться. Россия при Путине больший упор делала не на «поцелуи», а на экономическую выгоду, для чего пыталась вывести интеграцию на следующий уровень – общая валюта, единый эмиссионный центр, Конституционный акт… Но Лукашенко хорошо понимал, что в случае настоящего объединения его статус неизбежно снизится вплоть до утраты реальной власти. Слишком велика разница в весе партнеров (Путин как-то сказал о соотношении 97 к 3). Два последних президентских срока (после выборов 2001 и 2006 годов) белорусскому лидеру удавалось лавировать, в целом сохраняя экономические льготы Москвы и продолжая говорить об интеграции, но уклоняясь от сближения. Это, правда, вызывало нарастающее раздражение Кремля.
2010 год стал переломным. Накопившиеся экономические противоречия переросли в острый политический конфликт по целому ряду тем – от признания Абхазии и Южной Осетии и отношения к свергнутому президенту Киргизии Бакиеву до курса, проводимого в основных совместных институтах ОДКБ и Таможенном союзе. Финальным аккордом стала личная перепалка президентов Медведева и Лукашенко, которые перестали стесняться в выражениях в адрес друг друга.
Белорусский президент давно заигрывает с Евросоюзом. Еще относительно недавно его там именовали не иначе как «последний диктатор Европы». Потом Старый Свет умерил критику, посчитав, что важнее увести Минск из сферы российского влияния, приручив его. Но экономический кризис смешал и эти карты – амбиции ЕС существенно снизились, тратить значительные деньги и силы на соседние страны он сейчас совершенно не готов. Тем не менее, Александр Лукашенко не оставляет надежду разыграть и европейскую карту, по крайней мере, для того, чтобы усилить позиции в торге с Россией. Как минимум, одного он, похоже, добился. Как бы ни прошли выборы 19 декабря, Европа не будет объявлять их недействительными, а избрание Лукашенко нелегитимным, как это бывало раньше.
Скорее всего, не будет этого делать и Москва, несмотря на нескрываемую антипатию к Лукашенко. Во-первых, это идет слишком уж вразрез с линией России на то, что выборы – сугубо внутреннее дело любой страны. Во-вторых, непризнание результатов загоняет отношения в окончательный тупик, непонятно, как взаимодействовать в рамках многосторонних институтов. Скорее Россия просто примет к сведению итог голосования.
Далее возможны два сценария. Стороны могут сделать вид, что переворачивают страницу. Первый сигнал должен поступить от Минска, Москва на него ответит. Владимир Путин недавно вновь высказался в том духе, что экономические запросы Белоруссии могут быть удовлетворены в рамках Единого экономического пространства, которое предполагается далее создавать на базе Таможенного союза. Однако если Лукашенко не захочет переступить через амбиции и, переизбравшись, продолжит атаковать Россию, не исключен и другой сценарий – полномасштабная торгово-экономическая война с закрытием российских рынков для белорусских товаров и максимально неблагоприятной ценовой конъюнктурой на углеводороды. Такой вариант крайне неприятен для обеих сторон, но это уже будет вопрос принципа.
Летом 1994 года, во время инаугурации Александра Лукашенко, едва ли кто-то мог вообразить, что этот бывший директор совхоза и оголтелый демагог заступает на президентский пост, чтобы оставаться на нем два десятилетия. Да еще и превратится в заметного европейского политика, который ведет азартную игру с сильными мира сего.
Еще относительно недавно «батька» выглядел досадным исключением на фоне общей атмосферы обновленной Европы, но теперь он уже не так выделяется. Изменился не Лукашенко, изменилось все вокруг.
Тот, кого многие считали олицетворением «совка», на деле во многом предвосхитил постсоветскую и европейскую политику. Талантливый популизм, подчеркнутое отсутствие какой-либо идеологии и этических ограничений, которые заменяются обостренной интуицией «политического животного», бравирование собственной физической формой, неразборчивость в средствах, готовность к манипулированию – Лукашенко аккумулировал все качества, свойственные сегодня многим лидерам на огромном пространстве от Владивостока до Лиссабона. Конечно, ему до сих пор не хватает лоска и образовательной базы Сильвио Берлускони или Николя Саркози, все же сказывается совхозное происхождение, но в остальном он смело может относить себя к той же политической когорте.
Еще относительно недавно «батька» выглядел досадным исключением на фоне общей атмосферы обновленной Европы, но теперь он уже не так выделяется. Изменился не Лукашенко, изменилось все вокруг. Стремительно правеет Старый Свет, где либерализм дает сбои под давлением глобализации, а о правах человека все чаще говорят просто потому, что так положено. Россия же переняла за последние 10 лет немало ноу-хау, которые «батька» применял еще в середине 1990-х годов. Ведь Лукашенко первым на постсоветском пространстве освоил метод «управляемой демократии» — не глухого и мрачного среднеазиатского авторитаризма, а более гибкой и адаптивной системы. А первопроходцам всегда достаются лавры.
| Иносми