Россия в глобальной политике

В июне 2025 г. израильские ВВС нанесли массированные удары по ядерным и оборонным объектам Ирана, сооружениям, связанным с руководством и научной элитой страны, включая телецентры. Тегеран ответил залпами баллистических ракет по территории Израиля. Спустя двенадцать напряжённых дней стороны пришли к шаткому прекращению огня.

Одним из факторов боевых действий стали космические технологии. Разведывательные спутники, глобальные каналы спутниковой связи и баллистические ракеты, чьи траектории включают суборбитальные участки полёта, сформировали основу военной стратегии обеих сторон.

Израиль: орбитальное превосходство как военный фактор

Израиль последовательно развивает собственную космическую инфраструктуру в интересах национальной безопасности. В составе ЦАХАЛ (Армии обороны Израиля) имеется орбитальная группировка разведывательных спутников серии «Офек» (Ofek – «горизонт»), запуск которых осуществляется лёгкими ракетами-носителями «Шавит» с полигона «Пальмахим» в пустыне Негев. Самый новый аппарат этой линии «Офек-13», запущенный в марте 2023 г., оснащён радиолокационной системой с синтезированной апертурой (SAR, Synthetic Aperture Radar), что обеспечивает круглосуточное наблюдение за объектами на Земле вне зависимости от облачности и освещённости. Как отметил глава Управления космических программ минобороны Израиля, новый спутник «существенно повысит разведывательные возможности страны из космоса на годы вперёд»[1].

Благодаря подобным «глазам» на орбите Израиль мог тщательно спланировать удары по иранским ядерным и ракетным объектам и затем оценивать их результативность.

Современные камеры израильских спутников способны проводить детальную оценку нанесённого ущерба (battle damage assessment) и помогать в последующем оперативном планировании[2]. После каждого удара израильское командование имело возможность со спутников подтверждать разрушение целей и при необходимости корректировать дальнейшие действия.

Израиль одна из немногих стран, обладающих полной цепочкой создания и запуска собственных спутников дистанционного зондирования Земли[3]. Наличие таких аппаратов обеспечивает ему стратегическое преимущество в получении разведданных о враждебной деятельности на Ближнем Востоке.

Помимо орбитальной разведки Израиль опирается на эшелонированные ракетно‑противоракетные системы, интегрированные с космическими компонентами – спутниковой разведкой (оптической и радиолокационной), каналами защищённой спутниковой связи, навигационным обеспечением и средствами раннего предупреждения о пусках. Это позволяет поддерживать непрерывное ситуационное оповещение и оперативное целеуказание. В период интенсивных обстрелов со стороны Ирана эшелонированная израильская ПРО доказала практическую эффективность. Ключевым элементом верхнего эшелона служит комплекс «Хец-3» (Arrow-3), рассчитанный на перехват баллистических ракет за пределами атмосферы. По своим функциям Arrow‑3 сопоставим с американской системой THAAD (Terminal High Altitude Area Defense), обеспечивая «верхний слой» перехвата за счёт кинетического поражения цели на экзоатмосферных высотах. Ещё в 2013 г. эта израильско-американская разработка подтвердила способность уничтожать цели на заатмосферном участке траектории[4]. Во время июньской войны «Хец-3» работал в связке с системами среднего радиуса «Праща Давида» (David’s Sling) и ближнего радиуса «Железный купол» (Iron Dome), формируя интегрированный многоуровневый щит; функционально его ниша сопоставима с американским THAAD, но адаптирована под израильский театр и угрозы.

Согласно сообщениям открытых источников, по Израилю направлено свыше трёхсот различных средств поражения (комбинация беспилотных аппаратов, крылатых и баллистических ракет), из которых многоуровневая система ПРО при поддержке союзников перехватила, если верить официальным данным, более 99 процентов. Абсолютной непроницаемости достичь не удалось, но, насколько известно, это привело лишь к ограниченным локальным повреждениям без масштабных последствий для оборонной инфраструктуры. Способность перехватывать вражеские ракеты на заатмосферных высотах наглядно показывает, что Израиль фактически вынес внешний эшелон противоракетной обороны на околокосмические высоты, позволяющие нейтрализовать часть баллистических угроз ещё в фазе полёта за пределами плотных слоёв атмосферы. Израильское оборонное ведомство намерено углублять этот тренд: Йоав Галант в бытность свою министром обороны говорил, что страна «и далее будет развивать и укреплять свои уникальные космические возможности», рассматривая их как неотъемлемый компонент национальной безопасности[5].

Иран под прицелом: космическая программа на линии огня

Для Ирана космос имеет двойное значение. С одной стороны, действует гражданская программа под эгидой Иранского космического агентства, предполагающая, в частности, в перспективе пилотируемый полёт. С другой – значительная часть орбитальных проектов курируется Аэрокосмическими силами Корпуса стражей исламской революции (КСИР), которые параллельно развивают военные спутники и баллистические ракеты. Тегеран добился заметных успехов: на низкую околоземную орбиту выведены малые спутники серии «Нур» (Noor) – первый в 2020 г., «Нур-2» в марте 2022 года[6]. Эти аппараты осуществляют разведку и связь и стали важной вехой для КСИР. По заявлениям иранского командования, в ближайшие годы планировалась целая линия военных спутников, а в перспективе – вывод аппаратов на геостационарную орбиту (~36 тыс. км)[7]. В августе 2022 г. российская ракета «Союз‑2» вывела спутник дистанционного зондирования «Хайям», что показало: помимо военной линии КСИР Иран использует канал двусторонней кооперации для доступа к более стабильной орбитальной платформе дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ), потенциально повышающей качество и периодичность получаемых изображений по сравнению с собственными экспериментальными аппаратами.

Всё это тревожит Запад, так как свидетельствует о растущих технических возможностях Ирана в ракетно-космической сфере.

Запуски «Нуров» подтверждают, что Тегеран совершенствует ракетные технологии, несмотря на санкционное давление, и именно они теоретически могут быть адаптированы для межконтинентальной доставки ядерного вооружения. Не случайно иранская космическая программа с 2019 г. находится под американскими экспортными ограничениями[8].

Война 2025 г. заметно притормозила космические планы Тегерана. Израильские ВВС не атаковали непосредственно космодромы и стартовые площадки (их инфраструктура осталась целой), но прицельные удары пришлись по критически важным производственным и исследовательским центрам, без которых реализация орбитальных проектов невозможна. Иранские ракеты-носители и боевые баллистические ракеты создаются на общей технологической и промышленной базе. Израиль методично разрушал именно её: были атакованы заводы и полигоны, связанные с ракетостроением. По оценке экспертов, поражение ракетных производственных линий неминуемо бьёт и по возможности Ирана изготавливать космические носители, ведь многие компоненты и материалы у них общие. Например, топливные системы, двигатели и элементы управления, используемые в баллистических ракетах, применимы и в ракетоносителях для спутников. Таким образом, разрушение даже «не космических» объектов могло заморозить запланированные орбитальные пуски.

В первые часы кампании, 13 июня, высокоточный израильский авиаудар уничтожил бригадного генерала Амира Али Хаджизаде – многолетнего командующего Аэрокосмическими силами КСИР, курировавшего как ракетные войска, так и военную космическую программу страны. По сообщению официальных лиц Ирана, вместе с ним погибло ещё семь высокопоставленных офицеров из его штаба, что дезорганизовало руководство ракетно-космической программы[9]. Хаджизаде был центральной фигурой, курирующей как разработку баллистических ракет (включая программы создания новых дальнобойных средств), так и запуск спутников типа «Нур». Прежде чем проекты вернутся к достигнутым ранее темпам, предстоит найти равноценную замену, восстановить управленческие цепочки и согласовать финансирование. Точечный удар по командованию Аэрокосмических сил КСИР вынуждает Тегеран заново формировать руководящую вертикаль в критически важной отрасли. Сложность процесса определяется совокупностью факторов: санкционные ограничения сужают импорт компонентов (высокоточная электроника управления, композитные материалы корпусов, элементы систем наведения), утрата ключевых офицеров нарушает цепочки принятия решений и контроля качества, а структурная закрытость программы снижает скорость восполнения кадрового и технологического дефицита. Это повышает вероятность временных разрывов в графиках как ракетных, так и космических испытаний даже при сохранности материальной инфраструктуры стартовых площадок.

Дальнейшие запуски иранских спутников, вероятно, откладываются на неопределённый срок: даже при наличии стартовых площадок нужно заново наладить производство ракет-носителей и восстановить систему управления проектами.

В условиях перемирия Тегеран постарается минимизировать информационные утечки о масштабах нанесённого ущерба.

Российский контур в ближневосточной «звёздной» войне

Прямое вооружённое столкновение Израиля и Ирана поставило Москву в непростое положение. С одной стороны, Россия традиционно поддерживает тесные связи с Ираном и рассматривает его как важного партнёра в противостоянии с Западом. После начала боевых действий на Украине ценность Ирана для России выросла, особенно если исходить из многочисленных открытых сообщений о военно-технической и экономической поддержке Москвы Тегераном. В январе 2025 г. стороны подписали соглашение о стратегическом партнёрстве, формально закрепившее сближение. С другой стороны, у Кремля имеются достаточно эффективные рабочие каналы с Израилем, включая определённую координацию действий в Сирии.

Российская реакция оказалась поэтому максимально сдержанной. Уже 16 июня президент Владимир Путин в телефонном разговоре с турецким лидером Реджепом Тайипом Эрдоганом осудил «силовые акции» Израиля против Ирана и призвал к незамедлительному прекращению огня. Кремль подчеркнул, что любые разногласия, включая вопросы иранской ядерной программы, следует решать исключительно политико-дипломатическими методами. Российские власти публично квалифицировали авиаудары Израиля, а затем и Соединённых Штатов по территории Ирана как незаконные и неспровоцированные, подчёркивая риск дальнейшей эскалации.

Космическое измерение конфликта может стать импульсом для дальнейшего технологического сближения Москвы и Тегерана.

Уже имеющееся сотрудничество – выведение Россией на орбиту иранского спутника «Хайям» в 2022 г. и трёх микроспутников в 2023–2024 гг.[10] – может получить продолжение: стороны, скорее всего, обсудят передачу Ирану важных технологий (бортовой электроники, компонентов ракет-носителей) и предоставление услуг для восстановительных запусков. Формально Россия будет настаивать, что любые договорённости не нарушают международных режимов нераспространения, однако часть помощи, по оценкам экспертов, вполне может осуществляться негласно, чтобы избежать резкой реакции Израиля и США.

Ракета ↔ спутник: неразрывная цепь стратегического сдерживания

В ирано‑израильском противостоянии взаимосвязь ракетных и космических технологий проявляется отчётливо: обе стороны используют одну и ту же технологическую и индустриальную базу (двигательные ступени, топливные системы, системы управления и телеметрию) как для баллистических ракет, так и для космических носителей. Запускаемые Тегераном баллистические ракеты средней и большой дальности имеют траекторию с кратковременным выходом боевого блока выше плотных слоёв атмосферы (суборбитальный сегмент) перед возвращением к цели. Разработка баллистических ракет и ракет‑носителей частично опирается на общую технологическую базу (двигательные ступени, топливные системы, инерциальное управление), но, конечно, расходится в ряде критических решений. Поэтому в Израиле и Соединённых Штатах иранскую космическую программу рассматривают не столько как научную, сколько как прикрытие для совершенствования ракетного потенциала. Как отмечал глава Стратегического командования США генерал Энтони Коттон, освоение космоса «вероятно сокращает для Ирана время, необходимое для создания межконтинентальной баллистической ракеты, ввиду технологической общности»[11]. Именно поэтому Вашингтон ещё в 2019 г. ввёл санкции против Иранского космического агентства и аффилированных НИИ, прямо связывая их с ракетной программой Тегерана[12].

Официальный Тегеран отрицает наступательный характер своих космических усилий, утверждая, что не разрабатывает МБР и добровольно ограничивает дальность ракет 2000 км – этого достаточно для поражения целей на Ближнем Востоке, но не Европы или США [8]. Скептицизм в отношении подобных заявлений силён. Показателен комментарий государственного секретаря США Марко Рубио: «Зачем им нужна космическая программа? Не затем ли, чтобы построить ракету, способную нести ядерный боезаряд?»[13]. Пуски военных спутников, действительно, идут параллельно с испытаниями всё более мощных баллистических ракет, а рост их дальности и точности уже выходит за пределы ближневосточного театра.

В июньском конфликте 2025 г. «ракетно-космическая» составляющая оказалась ключевой. Израиль стремился уничтожить объекты, которые подводят Иран к статусу ракетно-ядерной державы – урановые центрифуги, опытные производственные линии боеголовок и ракет-носителей. Тегеран же сделал ставку на массированный ракетный обстрел, компенсируя отставание в авиации.

Космос стал в этой войне скрытым фронтом: соревнованием дальностей, точности и скорости вывода спутников, без которых современный ракетный арсенал теряет значительную часть своей эффективности.

Орбита информации: спутники, связи и киберфронт конфликта

Стремясь затруднить координацию протестов и распространение нежелательных новостей, иранские власти прибегли к точечным отключениям или искусственному замедлению трафика внутри страны[14]. Изоляция, однако, оказалась неполной: глава SpaceX Илон Маск объявил об активации спутникового интернета Starlink над территорией Ирана, фактически «включив сигнал» поверх национальных ограничений. Частный космический оператор напрямую вмешался в межгосударственный конфликт, предоставив коммуникационные возможности населению страны, находящейся под ударами. Подобную роль Starlink уже играл в кампании России на востоке Украины, обеспечивая ВСУ стабильную связь; теперь же коммерческие спутниковые группировки становятся самостоятельным фактором ближневосточного противостояния, объединяя оружейную, информационную и кибернетическую плоскости современного конфликта.

Спутники дистанционного зондирования – как государственные, так и коммерческие – стали одним из ключевых источников информации о ходе боевых действий. Международные организации и глобальные СМИ активно пользовались орбитальными снимками для верификации заявлений сторон и оценки нанесённого ущерба. Так, уже 14 июня компания Maxar Technologies опубликовала изображения, на которых зафиксированы взрыв и серьёзные повреждения электроподстанции, питающей ядерный комплекс в Нетензе, а также разрушения на поверхности «экспериментальной залы обогащения». Позднее эксперты МАГАТЭ подтвердили данные, уточнив, что подземные сооружения в Фордо не пострадали[15].

Аналогичные съёмки зафиксировали разрушения на ряде иранских военных баз, в том числе на ракетных объектах в окрестностях Тебриза. В отличие от прежних войн, когда оценки ущерба базировались на редких репортажах и официальных сводках, сегодня высокодетальные космические фотографии и видеоматериалы выступают своеобразным «независимым свидетелем» и повышают ответственность воюющих государств за свои заявления. Однако массив данных несбалансирован: открытые коммерческие съёмки охотно освещают иранские цели (энергетические, ядерно‑связанные и военные объекты), тогда как сопоставимые серии снимков израильских объектов публикуются намного реже.

Цифровое поле боя оказалось не менее интенсивным, чем физическое.

По состоянию на 17 июня хакерская группировка, которую западные специалисты связывают с Израилем, вывела из строя информационные системы Bank Sepah, финансового института, аффилированного с Корпусом стражей исламской революции; атака вызвала серьёзные перебои в работе сети[16]. Параллельно пресс-служба ЦАХАЛ сообщила о рассылке SMS якобы от имени израильского Командования тыла (Home Front Command), призванных посеять панику среди гражданского населения[17].

Хотя перечисленные операции не являлись сугубо космическими, они демонстрируют широту современного фронта – от наземных серверов до орбитальных ретрансляторов. Спутники обеспечивают критические каналы связи и навигации, потому защита собственных космических систем и выведение из строя чужих (глушение сигналов, взлом ПО, подмена данных) становятся неотъемлемой частью стратегии. Прямых антиспутниковых ударов – например, кинетического перехвата аппарата на орбите – в ходе кампании не зафиксировано, но осознание уязвимости орбитальной инфраструктуры отчётливо присутствовало. Судя по косвенным признакам, применялись «мягкие» меры: помехи сигналу GPS, дезактивация разведывательных каналов, маскировка передвижений от спутников-шпионов, киберсканирование наземных центров управления. Тем самым космос окончательно утвердился как арена противоборства – пусть и без громких заявлений о войне на орбите.

Космос как ключевой фактор будущих конфликтов

Стратегическая дуэль между Израилем и Ираном далека от завершения. Уроки июньской кампании в первую очередь касаются космического аспекта. Вероятны следующие тенденции.

Расширение перечня целей. В случае возобновления боевых действий израильское командование, вероятно, включит в список первоочередных объектов иранскую космическую инфраструктуру. Пусковые площадки, центры управления полётами и наземные станции, сохранившиеся в июне 2025 г., могут быть объявлены законными целями, если станет ясно, что через них Тегеран ускоряет баллистические программы. Превентивный удар по ключевому космодрому надолго отсрочит запуски, лишив Иран возможности испытывать носители, способные эволюционировать в МБР. Израиль, добившийся полного господства в воздухе к финалу последней кампании, может решиться на подобный шаг, если сочтёт иранский «космический рывок» критической угрозой.

Реструктуризация и скрытность в Иране. Восстанавливаясь после израильских ударов, Тегеран, по-видимому, придёт к выводу, что ракетно-космическую программу необходимо надёжнее укрыть. На практике это будет означать дальнейшее рассредоточение и засекречивание критических объектов: перевод производственных линий в подпольные бункеры, создание ложных целей, широкое использование средств маскировки от спутниковой разведки. Вероятно, усилится и роль КСИР: военный корпус уже ведёт параллельную космическую программу, а после гибели генерала Амира Али Хаджизаде его преемники могут получить карт-бланш на объединение всех направлений – от спутников до крылатых ракет – под эгидой «сил сопротивления». Кадровые потери заставят Иран искать внешнюю технологическую подпитку: вероятно, углубится сотрудничество с Россией и Китаем в области ДЗЗ-спутников, бортовой электроники и пусковых услуг. Такая поддержка, скорее всего, будет носить дискретный характер.

Гонка средств противокосмической борьбы. Осознавая ключевую роль спутников – как разведывательных, так и коммуникационных – участники конфликта неизбежно активизируют разработку систем противодействия орбитальным аппаратам. Израиль, вероятно, сосредоточится на комплексах радиоэлектронного подавления и ослепления, способных нейтрализовать вражеские спутники, пролетающие над его территорией, лишая Иран «глаз» и каналов связи в новом раунде противостояния. Одновременно стоит ожидать ускорения программы разработки собственных спутников раннего предупреждения, фиксирующих тепловую сигнатуру ракетных пусков из космоса и повышающих автономность национальной ПРО.

Тегеран, со своей стороны, постарается минимизировать технологическую асимметрию.

Наиболее вероятный сценарий – вывод на орбиту более совершенных разведывательных спутников, возможно при техническом содействии Москвы, а также развитие средств радиоэлектронной борьбы, нацеленных на израильские аппараты. В предельном варианте Иран приступит к созданию противоспутникового оружия: перехватчиков или соорбитальных систем, способных выводить из строя низкоорбитальные платформы, – путь, которым ранее уже прошли Индия, Китай и Россия. Достоверных сведений о таких программах пока нет, однако после июньской кампании давление на иранский ВПК усилится, подталкивая к асимметричным ответам на технологическое превосходство Израиля.

Вовлечение внешних игроков. Космическая плоскость конфликта неизбежно притягивает внимание крупных держав. Вашингтон уже оказывал Израилю информационную поддержку (делился данными со спутников-разведчиков) и дипломатическое прикрытие. При новом обострении Соединённые Штаты, вероятно, подключат и «тяжёлые» космические активы: постоянное слежение за мобильными пусковыми установками Ирана в режиме реального времени, обеспечение глобальной защищённой связи израильских сил, а при необходимости – переброску дополнительных систем ПРО.

Москва, нуждающаяся в надёжных партнёрах, может ответить более откровенным содействием иранской орбитальной программе. Ещё до украинского конфликта сотрудничество России и Ирана в космосе набирало обороты, после израильских ударов эта линия, вероятно, продолжится. Пекин также внимательно следит за ситуацией. Для Китая Иран – важный узел инициативы «Пояс и путь», и китайские корпорации готовы предложить партнёру технологии в обход санкционных барьеров – от компонентов ракет-носителей до услуг собственной спутниковой группировки связи.

Ближневосточный конфликт может превратиться в площадку космического соперничества великих держав, каждая из которых стремится усилить своих клиентов доступом к передовым орбитальным сервисам.

Дипломатические вызовы. Военное столкновение отразится и на переговорах по контролю над вооружениями. Прежде мировое сообщество концентрировалось на ядерной программе Тегерана, но теперь под пристальный взгляд попадёт и космическое направление. В будущих соглашениях – если переговоры всё-таки возобновятся – будут обсуждаться не только параметры уранового обогащения, но и испытания доработанных ракет-носителей. Израиль уже даёт понять, что без таких оговорок любая новая «ядерная сделка» окажется неполной. Но после прямого противостояния доверие сторон окончательно подорвано, Тегеран, почувствовав уязвимость перед израильскими ударами, не склонен отказываться от оставшихся инструментов сдерживания – ракетных и космических.

Вывод. Космос окончательно утвердился в качестве самостоятельного фронта ирано-израильского соперничества. Июньский конфликт наглядно продемонстрировал, что орбитальное превосходство обеспечивает серьёзные военные дивиденды: от точечной разведки и защищённой связи до контроля над высокоточным оружием. Израиль сумел превратить свои спутники и противоракетные комплексы в ощутимое преимущество; Иран – показать готовность бороться за собственное «место на орбите», даже если пока его возможности скромнее. Вероятно, в будущих столкновениях важность космического компонента увеличится: появятся новые аппараты-разведчики, спутники раннего предупреждения и, возможно, системы активного противодействия на орбите. Тем самым ближневосточная гонка вооружений перемещается из пустыни и неба в ближний космос и становится частью глобального противостояния великих держав.

Автор: Даяна Алагирова, аспирантка (PhD) Школы международных отношений им. Сэма Нанна Технологического института Джорджии (США), магистр международных отношений, исследователь в области космической политики, международной безопасности и контроля над вооружениями.