Пятнадцать лет назад, 10 июля 1994 года, крепкий советский
хозяйственник Леонид Данилович Кучма выиграл второй тур
президентских выборов на Украине. Бывший директор «Южмаша» десять
лет возглавлял вторую по значимости страну из тех, что образовались
на месте СССР.
К окончанию срока полномочий Кучма превратился в объект
неприязни для большей части сограждан и стал почти нерукоподаваемым
на Западе.
Его поведение во время выборов-2004 раздражило и Россию, которая
сочла, что уходящий президент «кинул» ее, решив не идти до конца в
отстаивании согласованного преемника. Приход к власти «оранжевых»
сопровождался обещаниями вскрыть подноготную кучмовского правления
и привлечь к суду всех запятнавших себя, включая и самого экс-главу
государства. «Прозрел» даже зять Кучмы миллиардер Виктор Пинчук,
который публично критиковал авторитарные замашки прежнего
времени.
Однако шум улегся быстро. Спустя несколько месяцев о делах Кучмы
и его окружения уже не вспоминали. И даже самые громкие истории
начала 2000-х, повернувшие развитие событий, такие как жестокое
убийство журналиста Георгия Гонгадзе и отравление Виктора Ющенко,
изуродовавшее ему лицо, остались непроясненными.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Кучма был одним из самых
интересных и характерных политиков постсоветской эры. Его
предшественник Леонид Кравчук, профессиональный партийный
функционер, легко сменил советскую идеологическую лояльность на
антисоветскую, что вписывалось в эйфорическую атмосферу,
порожденную образованием независимого украинского государства.
Кучма же пришел на следующей волне – волне смятения, которое
испытывало население, обескураженное масштабом и болезненностью
перемен.
Второго президента ошибочно считали пророссийским политиком. На
деле он отражал ностальгию большинства не по России, а по
упорядоченной и благополучной жизни.
Как и большинство представителей советской номенклатуры,
сохранивших власть в национальных республиках, Кучма искренне
грустил о крушении «великой страны», в которой этому общественному
слою жилось весьма неплохо. Но никто из прежних первых секретарей
или «красных директоров» не собирался расставаться с нежданно
обретенными благами: свободой от диктата центра и – самое главное –
собственностью.
Перед Кучмой стояла задача вывести страну из хаоса и начать
строительство полноценной украинской государственности, которой
никогда раньше не было, особенно в границах, полученных от СССР.
Кучма понимал, что урегулирование наиболее острых вопросов с
Москвой – о судьбе Черноморского флота и признании территориальной
целостности – условие существования Украины. Равно как и
поддержание ровных отношений с Россией, которая даже в период
максимальной слабости не переставала воспринимать украинскую
независимость как иронию истории. К тому же пророссийский имидж
пригодился Кучме на закате его правления – сохранить власть до
истечения срока полномочий президенту удалось во многом благодаря
поддержке Кремля.
Но вектор движения на Запад стал безальтернативным уже в
середине 1990-х.
Едва ли бывший директор флагмана советского ВПК ощущал тягу к
«европейским ценностям» и вообще понимал, что это такое. Однако
инстинкт самосохранения как главы суверенного государства диктовал
необходимость выстраивания гарантий на случай обретения Россией
нового «дыхания».
Оппоненты и преемники Кучмы вменяли ему в вину
«многовекторность», которая означала постоянное маневрирование
между Москвой и западными столицами, по мнению многих – топтание на
месте. Будь Кучма решительнее и последовательнее в реформах,
считают его критики, Украине удалось бы совершить рывок в Европу в
тот период, когда Россия еще была очень нестабильна, погружена в
собственные проблемы и не могла активно противодействовать.
Конечно, советский менталитет имел четкие ограничители в том,
что касается преобразований. Но даже будь это иначе, в 1990-е Запад
не был готов принять Киев в свои объятья. Европа и США, конечно,
поощряли Украину, поскольку стратегический характер этой территории
очевиден. Но западные политики были слишком заняты перевариванием
первой порции трофеев из геополитического наследия бывшего СССР. А
когда внимание сфокусировалось на постсоветском пространстве,
ситуация уже радикально изменилась – и внутри западного сообщества,
и в России.
Благодаря бесконечному маневрированию Кучма выиграл время,
необходимое для хотя бы первоначального формирования общеукраинской
идентичности. Трудно сказать, что случилось бы, попробуй Украина
совершить рывок десять лет назад.
Даже сейчас попытки поставить нацию перед выбором между Россией
и не-Россией вызывают трещину в сознании, хотя строительство нации
продвинулось сегодня дальше, чем тогда.
Политический потенциал Кучмы начал исчерпываться, когда
общество, передохнув в условиях стабильности, запросило динамизма и
развития. Этого когорта «красных директоров», погрязшая в
собственных экономических интересах и представлениях, обеспечить не
могла. Менялась и внешняя среда – конкуренция за влияние на Украину
нарастала, сначала подспудно, потом и открыто, степенное
постсоветское лавирование давалось все с большим трудом. Созревшее
для свершений поколение бэби-бумеров требовало власти и денег.
«Оранжевая революция» стала квинтэссенцией всех процессов,
обеспечила выброс общественной энергии, толкнула страну к
геополитической определенности и разрушила баланс интересов. Время
Кучмы закончилось, а попытка удержать его посредством «управления»
демократией привела только к окончательному провалу – Украина
слишком сложна и многообразна, чтобы терпеть авторитарный
стиль.
Сегодня иллюзий и надежд пятилетней давности не осталось.
Наследники Кучмы не меньше одержимы личными интересами, чем он
сам и политики его времени, но зачастую уступают в
профессионализме, эффективности и адекватности.
Интуитивная мудрость, которую иногда неожиданно проявляли
выходцы из советской номенклатуры, не свойственна новому поколению
лидеров. А инновационный заряд, которого от них ждали, в основном
ушел на выяснение отношений.
Кучму никто не трогает. Это отражает общую специфику украинской
политики, в которой все переплетено куда больше, чем кажется со
стороны. Но есть впечатление, что даже яростные критики признали
роль второго президента в государственном строительстве. И более
успешного опыта пока ни у кого нет.
Кучме принадлежит фраза, по своему цинизму беспрецедентная даже
для неприглядных постсоветских политических нравов. В 2001 году во
время учений украинские зенитчики по ошибке сбили российский
пассажирский лайнер, летевший из Тель-Авива в Новосибирск, погибли
78 человек. После долгих отрицаний Кучма все-таки признал
случившееся, но попросил «не делать трагедии» из инцидента,
назидательно добавив: «Бывали ошибки и не такого масштаба».
Презрение к личности сочетается в этом высказывании с
непробиваемым номенклатурным достоинством, уверенностью в
возможности все «разрулить». В этом сила и слабость Кучмы и
руководителей его типа. Историки когда-нибудь оценят, чего больше
было в деятельности политиков того смутного переходного
времени.
|| Gazeta.ru