Когда в середине июля 2008 года цена на нефть достигла рекордного уровня в 147,5 долл. за баррель, некоторые менеджеры российских государственных нефтяных и газовых компаний давали прогнозы, по которым нефть в скором времени перевалит и за 200 долл. Сегодня же в правительстве рассматривают 60 долл. как «позитивный сценарий». Так как говорить о будущей цене на нефть – это просто моветон среди аналитиков или специалистов нефтегазового рынка, я попробую наглядно объяснить, почему в то знаковое лето 2008 года надо было не фантазировать о будущих 200 долл., а готовиться к тому, что цены неизбежно упадут, и весьма значительно. В конце концов, нефть ведет себя так же, как и любой другой товар, – конечно, не без нюансов, но выражение «рынок работает» в полной мере применимо и к ней. Хотя в силу советского прошлого многим экономистам и политикам в России до сих пор трудно в это поверить.
Две волшебные палочки
В сегодняшних низких ценах не без причины винят так называемую сланцевую революцию в Америке. Отчасти это действительно так, но, чтобы понять суть дела, сделаем небольшой экскурс в геологию. Я нарочито упрощу все технические детали, так как для понимания этой сути в них нет необходимости. К сожалению, нефть не находится под землей в виде своего рода подводных бассейнов, из которых ее выкачивают. Нефтесодержащий пласт – это порода, пропитанная нефтью, как бы каменная губка. То, как много нефти мы из нее «выжмем», при любом давлении, зависит, во-первых, от пористости породы, а во-вторых, от ее проницаемости. Пористость – это размер пустот этой каменной губки, а проницаемость – это то, как быстро пластовый флюид сможет мигрировать по ней, в нашем случае – наверх в скважину. Другими словами, чем больше поры и чем выше проницаемость, тем лучше.
Нефть никогда не залегает под землей одна. Она всегда находится в связке с газом и водой – в своеобразном слоеном пироге, выстроенном в соответствии с их плотностью. Нефть – это сложная смесь из многих составляющих, настолько разнообразных по физическим и химическим свойствам, что весь свет ею поглощается, поэтому нефть обычно черноватая, хотя бывает и рыжеватая и даже почти зеленая. Чтобы добыть это «чудо природы», скважина должна вскрыть пласт, и обычно природное давление в нем сделает за вас всю работу: вода снизу давит на нефть и выталкивает ее в скважину. Если же естественной тяги не хватает, можно, например, применить законтурное заводнение или «подбавить газку» – способов море. Но бывает и так, что нефть «не идет» по другим причинам.
И здесь на помощь приходят две «волшебные палочки» сланцевой революции: так называемый фрекинд, в России издревле называемый гидроразрывом пласта, и горизонтальное бурение.
С нефтяным пластом, когда его вскрывает буровое долото, происходит то же самое, что и с бутылкой кока-колы, когда вы ее открываете, предварительно встряхнув. Из-за огромной разницы в давлении флюид устремляется наверх. В начале XX века процесс вскрытия еще не умели контролировать, и все могло закончиться очень плачевно, когда поток нефти вперемежку с песком, газом и водой выбрасывал наверх десятки тонн буровых труб, разносил на куски огромные буровые вышки и, естественно, заканчивался пожаром, который было почти нереально потушить. Сегодня, слава технологии, такого почти не бывает, хотя в море (как, например, в Мексиканском заливе у British Petroleum) такое иногда случается.
Шипучка же из бутылки может и не вытечь из-за пробки в горлышке. Порой пористость и проницаемость породы настолько низки, что даже избыточное давление не в состоянии протолкнуть флюид в скважину. И тогда на помощь приходит гидроразрыв пласта (ГРП). По сути, это просто гидровзрыв под землей. Вы когда-нибудь видели, как стреляет водяная пушка? В скважину под огромным давлением закачивается очень едкая смесь кислот и воды (рецепт каждый раз подбирают индивидуально). После взрыва кислота под огромным давлением разрушает пробку на пути флюида – увеличивает пространство между порами и их проницаемость. Потом, чтобы порода опять не сомкнулась, в пласт закачивают крупнозернистый песок и фиксируют поры в их расширенном виде. Поток сразу интенсифицируется. Минусы этого подхода, помимо высокой цены, – только колоссальный расход воды и весьма вредное влияние на экологическую ситуацию. Гремучую смесь из скважины утилизировать сложно и затратно; кроме того, на пути к нефти скважина проходит и через множество водоносных слоев, и, хотя их изолируют, сделать это полностью все равно нельзя. Кроме того, под землей все находится в постоянном взаимодействии и движении, так что предвидеть, где именно всплывет эта отрава, зачастую невозможно. Именно поэтому массовое применение гидроразрыва для сланцевой добычи нефти и газа возможно в слабозаселенных просторах юго-запада США или на границе с Канадой, но нереально, например, в Германии и Польше.
Второй «волшебной палочкой» стало горизонтальное бурение, бурение с большим отклонением от вертикали и многозабойное бурение. Сегодня скважины бурят совсем не так, как раньше. Теперь скважина – это не вертикальная прямая, а «змейка» из одноименной игры, да еще с множеством ответвлений. А технология гибких труб и другие новации позволяют хирургически точно вскрывать нефтяные ловушки на многокилометровой глубине. Вы в прямом смысле не просто видите месторождение под землей, но и делаете это в реальном масштабе времени; не в последнюю очередь это стало возможно благодаря суперкомпьютерам, которые большую часть времени занимаются не моделированием ядерных взрывов, а именно анализом данных сейсморазведки.
О картелях и заговорах
Вернемся к сланцам. Сланцы – своего рода «недонефть». Согласно органической теории происхождения нефти, для образования этой последней нужны сотни миллионов лет – и давление. Органические остатки погружаются вниз, и сланцы – это уже не уголь, но и еще не нефть. Процесс ее образования уже начался, но не завершился. Если бы мы не трогали эти сланцевые месторождения, то через два–три десятка миллионов лет получили бы обычное нефтяное месторождение. А сейчас это твердая порода с вкраплением огромного количества линзочек нефти и газа. Раньше добыча ее была нерентабельна, так как надо было бурить отдельную скважину к каждому «карману», да и скважина давала дебиты всего несколько месяцев, а потом истощалась. Но гидроразрыв пласта и горизонтальное бурение, а также новые технологии анализа и интерпретации сейсмических данных позволили сделать невозможное: одной скважиной вскрыть сразу множество этих мини-месторождений.
И вот огромные, ранее нерентабельные для добычи запасы становятся экономически выгодными для разработки. Спасибо 147,5 долл. за баррель. Как же США удалось это сделать? Американский нефтяной рынок устроен совершенно иначе, чем российский. Там 90% нефти добывается малыми и средними компаниями, а на такие гиганты, как Chevron или Exxon, приходится только 10%. И для «малюток» инвестирование в новые технологии – единственный способ оставаться на плаву. Государство только поддерживало их стремление.
Теперь немного о заговорах. Если кто-то считает, что нынешнее падение нефтяных цен – это спланированная акция ЦРУ, Эр-Рияда или ОПЕК, он лишь выдает желаемое за действительное. Реальность гораздо сложнее. Начнем с ОПЕК. ОПЕК – это вовсе не нефтяной картель ни по форме, ни по сути. Хотя они бы хотели, чтобы мы с вами считали именно так. ОПЕК не может быть причислена к частномонополистическим объединениям (таким как картели, концерны или синдикаты), а является товарной ассоциацией суверенных государств, которая может порой прибегать к характерным для картелей методам регулирования рынка – например, квотированию, эффективность которого серьезно ограничивается нечастномонополистическим характером этой межгосударственной организации. Другими словами, механизма контроля за соблюдением квот нет и никогда не было. Поэтому ОПЕК – это скорее нефтяная ООН, чем НАТО.
Логика руководства стран ОПЕК, да и вообще всех нефтедобывающих стран, весьма проста. Нефтяной рынок – это в первую очередь объем. При цене в 48 долл. за баррель литр нефти стоит почти в три раза дешевле литра кока-колы. Но когда вы, как Россия, добываете 10 млн баррелей в сутки или 500 млн т в год, вас не слишком заботит цена (денег все равно будет много), вас в первую очередь заботит ваша доля на рынке или то, сколько нефти вы можете продать. Важнее продать больше нефти, пусть и по меньшей цене, чем меньше нефти, но по более высоким расценкам. А весь рынок ведь уже распределен между поставщиками. И тут, как везде в бизнесе, встает вопрос о доверии. Когда цена падает, все нефтяные режимы начинают напрягаться, для них низкие цены гораздо опаснее, чем высокие для нефтеимпортирующих стран. Естественно, раздаются возгласы: «А давайте снизим добычу». Это вполне естественное предложение, но провести его в жизнь невозможно, хотя все горячо поддерживают. Каждый ждет, что добычу сократит сосед, а сам он под шумок займет его место. Помните: выгоднее окажется продать больше, хоть и дешевле.
* * *
В результате мы получаем ситуацию 80-х годов прошлого века, на которой в свое время погорел СССР. Тогда ввиду низких цен Саудовская Аравия просила всех членов ОПЕК снизить добычу, но на практике делать это, кроме Эр-Рияда, никто не стал, в том числе и Советский Союз. И вышло следующее: саудовцы сокращали добычу до всего лишь 2 млн баррелей в сутки, но видимого результата это не давало, так как их высвобождающаяся доля на рынке моментально заполнялась другими поставщиками. В конце концов Саудовской Аравии эта «благотворительность» просто надоела, и король Фарук в начале 1986 года решил «открыть вентили» и смыть с рынка «недобросовестных» конкурентов. Добыча в стране увеличилась в пять раз, до 10 млн баррелей в сутки, и тут цена реально обрушилась, так как система переполнилась на целых 8 млн «лишних» баррелей. За счет увеличения их общего количества долларовая выручка Саудовской Аравии почти не сократилась, а вот всем остальным, кто привык жить фактически на нефтяные доходы, пришлось туго. Такого шока не выдержала и советская экономика. Почитайте Егора Гайдара, он все подробно описал.
Так что любое предположение о том, что нефть не подчиняется закону «спроса и предложения», неизбежно опровергается историей.
