Евразийский экономический союз переживает не лучшие времена – взаимный товарооборот падает. Но в процессе интеграции нужно видеть не только сиюминутную выгоду, но и перспективу, доказывает в интервью «Газете.Ru» Татьяна Валовая, министр по основным направлениям интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии (ЕЭК).
Вежливый отказ
— Когда читаешь сводки с юго-востока Украины, начинает казаться, что Евразийский союз был создан в пику Европейскому и внес свою лепту в нынешнее противостояние.
— Никоим образом.
— Но почему тогда от руководства Евразийского союза периодически исходит такая мысль: грянул кризис, значит, бывшим советским республикам нужно объединяться и за счет своих сил выходить из кризиса. Разве не возможен иной подход?
— Спасайся, кто может?
— Нет – не противопоставлять себя Европе, а вместе с ней как основным торговым партнером выходить из кризиса.
— Сейчас я вам расскажу, как надо спасаться с цивилизованной Европой. Европу я, кстати, очень люблю, и так же как многие специалисты по евразийской интеграции, раньше занималась европейской интеграцией.
Итак, про Европу. Мы никогда не противопоставляли нашу евразийскую интеграцию Европе. Более того, из проекта Единого экономического пространства – России, Белоруссии, Казахстана и Украины — по сути, за десять лет вырос Евразийский экономический союз. В другом формате, без Украины, но из той самой идеи. Но одновременно тогда появилась и другая идея общего экономического пространства.
— От Лиссабона до Владивостока?
— Именно! И эта идея, которую выдвинули в 2003 году Россия и Европейский союз, подразумевала, что мы не будем создавать наднациональных структур, как в Европе или как в нашем евразийском проекте, но наша задача — создать гармоничные механизмы регулирования экономик. Мы начали вести подобного рода диалоги, проект стал активно продвигаться. И не Россия стала тормозить этот проект, а наши европейские коллеги.
— Из чего это следует, из каких заявлений?
— Это следовало из конкретной работы по подготовке нового соглашения. Когда Россия предложила Евросоюзу: давайте в наше общее экономическое пространство включим Белоруссию и Казахстан, с которыми мы теперь создаем Таможенный союз, нам ответили дипломатично. Сказали: Белоруссия и Казахстан – не члены ВТО. Вот когда они вступят в ВТО… Это была, знаете, очень культурная реакция: ребята, нам вы неинтересны. В этот период наши европейские коллеги активно наращивали работу по своему собственному треку — восточному партнерству.
Вместе на равных
— Но та же Белоруссия является участником программы «Восточное партнерство», финансируемой Евросоюзом и направленной на интеграцию с ЕС. Нет противоречия?
— Нет, наоборот, мы это очень активно поддерживаем. Потому что считаем, что между Европой и Белоруссией, между Европой и нами не должно быть преград, но только это партнерство должно быть равноправным.
— То есть интеграция не заладилась по вине Евросоюза?
— Да, но мы очень хорошо относимся к Европейскому союзу и очень заинтересованы в выстраивании отношений, но на равных. Тем более что наши технические регламенты ничем не хуже. Допустим, по защите потребителей, санитарные нормы, ветеринарные у нас могут быть даже более жесткими, чем нормы ЕС. Наши техрегламенты на 80%, а иногда и больше, совпадают или очень близки к европейским. Мы исходим из интересов, как говорится, защиты нашего населения по ряду ключевых позиций.
— Я был бы рад с вами согласиться, если бы никогда не ездил в Европу и ничего там не покупал. Но качество товаров в Европе точно выше. В чем тогда смысл более жестких, как вы утверждаете, российских требований к качеству?
— Как ни сложно сейчас в это поверить, но я абсолютно убеждена: нынешняя ситуация как раз и говорит о том, что без взаимодействия двух союзов найти экономическую гармонию на нашем континенте невозможно.
Кроме того, если бы было общее экономическое пространство между Европой и Евразией, наверное, вопрос о том, в какой части этого пространства экономически себя видит Украина, был бы не столь острым. Он бы вообще не стоял.
Украина между двух союзов
— А ведь поначалу Украина пыталась интегрироваться в евразийский формат. Но не срослось. Почему?
— Идея евразийской интеграции стала рождаться в день распада Советского Союза. В 1991 году. Мало кто внимательно читал Беловежские соглашения, у всех они ассоциируются с распадом СССР. На самом деле Беловежские соглашения подразумевали создание на месте Союза нового экономического объединения. Потом, в марте 1994 года, Нурсултан Абишевич Назарбаев выступил с лекцией в МГУ и предложил создать Евразийский Союз Государств.
На тот момент его не очень поддержали, все больше думали об укреплении, как говорится, национальных суверенитетов.
— А какой была позиция Украины на тот момент?
— Украина не хотела входить в ЕврАзЭС, но хотела создать единое экономическое пространство с Россией, Белоруссией и Казахстаном. Тогда появился проект «четверки» — Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина. Договор о едином экономическом пространстве Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина подписали в 2003 году. От Украины подписывал Леонид Данилович Кучма.
— Почему Кучма был против ЕврАзЭС?
— Он полагал, что Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина больше готовы к экономической интеграции, чем Киргизия и Таджикистан, которые по своему экономическому развитию на тот момент еще отставали. И в этом была экономическая логика.
— Иными словами, Кучма не хотел брать «бедных родственников» из бывших советских азиатских республик?
— Не то чтобы кто-то не хотел «бедных родственников». Это не про бедность, это про то, что нашим партнерам предстояло проводить у себя экономические реформы, создавать инфраструктуру, которая могла бы функционировать в условиях единого экономического пространства. В 2004-м у Украины стали меняться ориентиры, из процесса интеграции «четверки» она вышла. Передумал уже другой украинский президент — Виктор Андреевич Ющенко. Но Россия, Белоруссия, Казахстан решили двигаться вперед. Было решено, что Таджикистан и Киргизия присоединятся по мере готовности.
— Армения стала членом Евразийского союза с января этого года. Вы считаете, Армения присоединилась все-таки по экономическим причинам? Но конфликт между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха?
— Армения не рассматривает Карабах как часть своей территории. Это слова президента Республики Армения, сказанные во всеуслышание. И мы из этого исходим. Вы можете сказать, например, частью какой территории является Гибралтар? Испания считает, что Гибралтар должен быть частью Испании, Великобритания — что частью Великобритании. И по этому поводу они уже где-то четыре столетия дискутируют.
— Так-то — они. А мы как начнем дискутировать — сразу «майдан»… И если причины расширения союза экономические, почему товарооборот внутри ЕАЭС снижается третий год подряд?
— Сначала товарооборот во взаимной торговле очень быстро рос. В 2010 и 2011 годах он составлял $47,1 и $63,1 млрд соответственно. Да, в 2012 году пошло замедление. Но темпы нашей взаимной торговли внутри Таможенного союза были все равно в три раза выше, чем темпы торговли с внешним миром.
Сейчас мы имеем статистику за 11 месяцев 2014 года. Объем взаимной торговли — $52,8 млрд, или 90,2% к уровню соответствующего периода 2013 года. Здесь есть несколько сюжетов. Один связан, естественно, с падением цен на энергоносители, это сказывается на взаимной торговле.
Второй сюжет — замедление темпов экономического роста в России и у наших партнеров. Мы очень почувствовали падение торговли по металлам и металлопродукции. Но хочу сказать: если бы не было интеграции, у нас бы взаимная торговля сократилась еще существеннее. Благодаря интеграции по ряду товаров идет рост.
По сравнению с соответствующим периодом 2013 года возросли доли взаимной торговли такими товарными группами, как продовольственные товары и сельскохозяйственное сырье (с 12,7 до 14%), машины, оборудование и транспортные средства (с 20,4 до 20,7%) при одновременном снижении удельного веса минеральных продуктов (включая топливно-энергетические товары) — с 32,6 до 30,7%. И, честно говоря, абсолютные цифры, хотя меня и волнуют, не являются критичными. Для меня важной является структура нашей торговли, которая более гармонична по сравнению с торговлей с третьими странами.
— Соотношение сырьевого и несырьевого экспорта?
— Именно. За период с 2010 по 2013 год доля сырьевого экспорта с третьими странами выросла с 70 до 74%. Это очень плохой показатель. А в рамках нашей взаимной торговли, внутри Евразийского союза, в 2010 году уже был очень приличный показатель – всего 38% сырьевого экспорта. Остальное — торговля промышленными товарами и продуктами продовольствия, сельхозпереработки и т.п.
Берем 2013-й год: с ЕС — 74% составляло минеральное сырье, у нас — 34%. По 2014 году доля минеральных ресурсов упала до 32%. Это, вообще, абсолютно оптимальное соотношение.
— За счет чего структура взаимной торговли улучшилась на фоне падения экономики?
— Белоруссия и Россия увеличили поставки продовольствия. Белоруссия увеличила существенно поставки в Россию и Казахстан. В Казахстане создали автомобилестроительную отрасль. В Советском Союзе в Казахстане не было ни одного автомобильного завода, сейчас – несколько. Это автосборка с высокой степенью локализации, как и в России. Рост произошел благодаря интеграции. Никто бы не вкладывал средства в автомобильную сборку в Казахстане, там рынок очень маленький, но все понимают теперь, что у нас единый рынок.
— За счет чего общий рынок товаров и услуг ЕАЭС может расти в ближайшие годы?
— Вопрос актуальный. Эффект от отмены таможенного контроля и свободной торговли мы уже в основном исчерпали. Дальше можно расти за счет снятия барьеров, а также за счет рынка услуг, капиталов и рабочей силы. Рынок услуг, между прочим, — это больше половины ВВП каждого из наших государств.
— Как полагаете, какие услуги будут наиболее востребованы?
— Рынок строительных услуг. Белорусские строительные компании строят в общем-то дешевле, чем российские, и очень качественно.
— А что изменится для рынка рабочей силы? Предположим, на одно и то же рабочее место претендуют два человека: гражданин России и гражданин Киргизии или Казахстана…
— Если я, допустим, как частный предприниматель вижу, что квалификация выше у казаха, а не у россиянина, я могу взять казаха.
— Какая из стран — членов ЕАЭС больше выиграла от интеграции?
— Все страны выиграли в равной степени. Иначе бы они на эту интеграцию не шли. Но поскольку экономики Белоруссии и Казахстана меньше, выигрыш от интеграции, наверное, иногда заметней у них. Казахстан точно выигрывает от того, что к нему пошло больше инвестиций в сектора, в которые раньше не шли, я уже называла автомобильный сектор. Казахстан выигрывает еще и от того, что ему стало легче торговать с Европой через Россию.
Раньше для того, чтобы казахстанскому товару, например, оказаться в Италии или в Австрии, надо было пройти границу с Российской Федерацией, Белоруссией, а потом только уже внешнюю границу. Ушло две границы. Мы по статистике видим, насколько возросли поставки Казахстана в отдельные европейские страны. Если в 2010 году доля Италии во внешнеторговом обороте Казахстана составляла 15,4%, то в 2013-м — 16,1%, Нидерландов — 6,2 и 9,4% соответственно.
У Белоруссии возросли поставки в Азию. Потому что тоже не стало двух таможенных границ. Белоруссия , так же как Казахстан, стала более привлекательной для инвестиций из других стран.
— А Россия-то что получила от интеграции?
— Те же самые инвестиции в Казахстан или в Белоруссию часто делают российские компании.
— Следующий этап интеграции?
— Стать серьезными игроками на мировом рынке. Необходимо стимулировать экспорт из ЕАЭС, расширять его. Мы задействуем для стимулирования экспорта институты развития, такие как ЭКСАР и Евразийский банк развития. Активно вовлечен ВЭБ. Они кредитуют проекты, которые реализуются на территории наших государств. И это очень востребованный институт поддержки. Потому что, как правило, он кредитует проекты интеграционные, где участвует не одно государство.
Мы не строим из Евразийского союза крепость, чтобы отгородиться от внешнего мира. Мы как раз объединяем свои усилия, чтобы в этом внешнем мире чувствовать себя увереннее и наращивать отношения с внешним миром.
