Опубликовано в журнале Foreign Affairs, №1, 2013 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
В ноябре американский избиратель, уставший от Вашингтона и его политических тупиков, проголосовал за то, чтобы не менять прежнее распределение власти – оставив президента Барака Обаму на второй срок и вернув демократический Сенат и республиканскую Палату представителей. Как только предвыборная неопределенность рассеялась, внимание быстро переключилось на то, как конгрессмены будут решать надвигающийся кризис так называемого «фискального обрыва» – ожидаемое в конце года повышение налогов и сокращение госрасходов, предусмотренное принятым ранее законом.
Пока США медленно, но верно поднимаются со дна финансового кризиса, никто в действительности не готов к тому, чтобы пакет масштабных мер экономии стал шоковым ударом и привел к рецессии, поэтому высоки шансы, что бюджетная игра прекратится в шаге от катастрофы.
Однако за «обрывом» зияет глубокая пропасть, представляющая еще более серьезный вызов – необходимость преобразования экономики, общества и системы власти в стране, чтобы привести Соединенные Штаты в соответствие с требованиями XXI века. Сейчас Вашингтон сосредоточен на налогах и сокращении расходов, в то время как его основной задачей должны быть реформы и инвестиции. США, помимо прочего, требуются существенные перемены в фискальной, социальной, инфраструктурной, иммиграционной и образовательной сфере. Однако поляризованный и часто парализованный истеблишмент откладывает проблемы на будущее, в результате их решение становится еще более сложным и дорогостоящим.
Исследования показывают, что обострение политических разногласий в Вашингтоне достигло максимума за весь период истории после Гражданской войны. Дважды за последние три года ведущая мировая держава – обладающая крупнейшей экономикой, мировой резервной валютой и доминирующей ролью во всех международных институтах – была близка к экономическому самоубийству. Американская экономика остается предельно динамичной. Но пока неясно, способна ли политическая система осуществить изменения, которые обеспечат устойчивый успех в мире глобальной конкуренции и технологических новаций. Иными словами, являются ли нынешние трудности реальным кризисом демократии?
Эта фраза как будто где-то встречалась. К середине 1970-х гг. страны Запада поразила стагнация, до небес подскочила инфляция. Вьетнам и Уотергейт подорвали доверие к политическим институтам и лидерам, а активисты общественных движений бросали вызов истеблишменту со всех сторон. В 1975 г. в докладе Трехсторонней комиссии под названием «Кризис демократии» известные эксперты из США, Европы и Японии утверждали, что демократические правительства индустриального мира просто утратили способность выполнять свои функции, столкнувшись с валом проблем. Раздел по Соединенным Штатам, написанный политологом Сэмюэлом Хантингтоном, выглядел особенно мрачным.
Мы знаем, что произошло дальше: за несколько лет инфляцию удалось укротить, возобновился рост экономики, а доверие было восстановлено. Спустя еще 10 лет рухнул коммунизм и Советский Союз, а вовсе не капитализм и Запад. Вот такой урок пессимистам.
И вот по прошествии более двух десятилетий развитые индустриальные демократии вновь окутаны мраком. В Европе экономический рост остановился, единая валюта под угрозой и уже поговаривают о возможном скором распаде Евросоюза. В Японии за 10 лет сменились семь премьер-министров – политическая система расколота, экономика переживает стагнацию, стране грозит упадок. Но Соединенные Штаты, учитывая их роль в мире, вызывают, возможно, наибольшую обеспокоенность.
Действительно ли наступил новый кризис демократии? Большинство американцев, по-видимому, думают именно так. Недовольство политиками и органами власти гораздо серьезнее, чем в 1975 году. По данным опросов Центра исследований американских национальных выборов (ANES), в 1964 г. 76% американцев солидаризировались со следующим утверждением: «Вы согласны с тем, что правительство в Вашингтоне делает то, что нужно, почти всегда или большую часть времени». К концу 1970-х гг. эта цифра упала до чуть более 40%. В 2008 г. таких респондентов было 30%, в январе 2010 г. – только 19%.
Эксперты склонны рассматривать нынешние вызовы чересчур апокалиптически. Возможно, эти проблемы тоже удастся преодолеть, и Запад будет двигаться дальше, пока, спустя поколение, не столкнется с очередным набором вызовов, которые кому-то вновь захочется драматизировать. Но возможно и то, что общественные настроения небеспочвенны. Стало быть, кризис демократии никогда не прекращался, его просто удавалось маскировать благодаря временным решениям; наконец, были и короткие передышки. Сегодня масштабы проблем возросли, а американская демократия функционирует с огромным трудом и обладает гораздо меньшим авторитетом, чем когда-либо ранее, и у нее значительно меньше рычагов, чтобы воздействовать на глобализированную экономику. На этот раз пессимисты могут оказаться правы.
Злободневные тенденции
Предсказания середины 1970-х гг. о скором конце западной демократии не оправдались благодаря трем крупным экономическим трендам: спаду инфляции, информационной революции и глобализации. Тогда мир был измучен инфляцией, ее уровень варьировался от небольших двузначных показателей в таких странах, как США и Великобритания, до 200% в Бразилии и Турции. В 1979 г. Пол Волкер стал председателем правления Федеральной резервной системы, и в течение нескольких лет ему удалось справиться с инфляцией в Америке. Центральные банки по всему миру стали следовать примеру ФРС, и вскоре инфляция повсюду пошла на спад.
Технологические прорывы происходили на протяжении веков, но начиная с 1980-х гг. повсеместное использование компьютеров, а затем интернета привело к трансформации всех аспектов экономики. Информационная революция обусловила увеличение производительности и экономический рост в Соединенных Штатах и других странах, при этом революция стала перманентным явлением.
К концу 1980-х гг. рухнул, а затем распался Советский Союз – отчасти оттого, что информационная революция сделала закрытые экономики и общества еще более отстающими. Это позволило западной системе взаимосвязанных свободных рынков и обществ охватить большую часть мира – процесс, получивший название «глобализация». Страны с командной или плановой экономикой и обществом открылись и приняли участие в едином глобальном рынке, что придало дополнительную энергию им самим и системе в целом. В 1979 г. в 75 государствах наблюдался экономический рост на уровне не менее 4% в год; в 2007 г., накануне финансового кризиса, число таких стран увеличилось до 127.
Эти тенденции разрушили Восток, но и принесли пользу Западу. Низкая инфляция и информационная революция позволили западным экономикам расти быстрее, а глобализация открыла обширные рынки дешевой рабочей силы, которые захватывались западными компаниями и использовались ими для продажи своей продукции. В результате американцы вновь обрели уверенность на фоне экспансии глобальной экономики во главе с США, лидерство которых не оспаривалось. Однако спустя поколение крах Советского Союза остается далеко в прошлом, низкая инфляция является нормой, а дальнейшее развитие глобализации и информационных технологий теперь приносит Западу в равной мере новые возможности и новые проблемы.
Например, рабочие места и зарплаты американцев оказались под нарастающим давлением. В 2011 г. исследование Глобального института McKinsey (MGI) показало, что с конца 1940-х гг. по 1990 г. периоды экономического спада и восстановления в США следовали простой схеме. Сначала ВВП возвращался на показатели до спада, затем, шесть месяцев спустя (в среднем), восстанавливался и уровень занятости. Впоследствии эта схема была нарушена. После спада начала 1990-х гг. занятость вернулась на прежний уровень только через 15 месяцев после восстановления ВВП. В начале следующего десятилетия на это потребовалось уже 39 месяцев. А на сегодняшний день следует, по-видимому, ожидать, что уровень занятости вернется к прежним показателям через 60 месяцев – пять лет – после восстановления ВВП. Те же самые тенденции, которые способствовали росту в прошлом, сейчас обусловили новую ситуацию, когда число безработных растет, а зарплаты падают.
Волшебные деньги
Полномасштабный рост, отмеченный после Второй мировой войны, замедлился в середине 1970-х гг. и полностью так и не восстановился. Федеральный резервный банк Кливленда недавно отметил, что реальный рост ВВП Соединенных Штатов, достигший пика в начале 1960-х гг. на уровне выше 4%, упал ниже 3% в конце 1970-х гг., немного восстановился в 1980-е гг., а затем продолжил падать до нынешних 2%. В то же время средние доходы лишь немного увеличились за последние 40 лет. Вместо того чтобы решать ключевые проблемы или снижать прожиточный минимум, США наращивают госдолг. С 1980-х гг. американцы потребляют больше, чем производят, а разницу компенсируют за счет займов.
Президент Рональд Рейган пришел к власти в 1981 г. как монетарист и адепт Милтона Фридмана, выступая за уменьшение роли государства и сбалансированный бюджет. Но на деле он проводил кейнсианскую политику, продвигая существенное снижение налогов и невероятно увеличивая оборонные расходы. (Снижение налогов – это так же по-кейнсиански, как государственные расходы; в обоих случаях происходит закачка денег в экономику и увеличение совокупного спроса.) Когда Рейган уходил с поста президента, федеральные расходы с учетом инфляции были на 20% выше, чем на момент его вступления в должность, а дефицит федерального бюджета резко подскочил. На протяжении 20 лет до Рейгана дефицит не превышал 2% от ВВП. В течение двух президентских сроков Рейгана он в среднем был выше 4% от ВВП. Кроме короткого периода в конце 1990-х гг., когда администрация Клинтона фактически добилась профицита, дефицит федерального бюджета с тех пор все время оставался на отметке выше 3%; сейчас он составляет 7%.
Джон Мейнард Кейнс советовал правительствам тратить деньги во время спадов и экономить во время бумов. В последние десятилетия правительствам с трудом удавалось экономить в любой период. Они доводили бюджет до дефицита и при спадах, и при бумах. ФРС удерживала ставки на низком уровне и в плохие, и в хорошие времена. Легко обвинять политиков в подобном одностороннем кейнсианстве, но ответственность лежит и на обществе. Опрос за опросом американцы озвучивали свои предпочтения: они хотят низких налогов и больше помощи от государства. Удовлетворить обе потребности одновременно возможно только при помощи волшебного средства, и оказалось, что оно есть – дешевые кредиты. Федеральное правительство активно занимало, то же самое делали другие органы власти – на уровне штатов, местном и муниципальном уровнях – и сами американцы. Долг домохозяйств вырос с 665 млрд долларов в 1974 г. до 13 трлн долларов сегодня. В этот период потребление благодаря дешевым кредитам шло вверх и уже не снижалось.
Другие богатые демократии следовали тем же путем. В 1980 г. совокупный госдолг США составлял 42% от ВВП; сейчас – 107%. За тот же период сопоставимые цифры в Великобритании возросли с 46% до 88%. В большинстве европейских стран (включая известную своей бережливостью Германию) соотношение долга к ВВП составляет около 80%, в Греции и Италии оно значительно выше. В 1980 г. совокупный госдолг Японии составлял 50% от ВВП, сейчас – 236%.
Мир перевернулся с ног на голову. Раньше считалось, что развивающимся странам не избежать долгового бремени, поскольку им придется активно занимать, чтобы финансировать свой быстрый рост при низком уровне доходов. Богатые же страны, растущие не так быстро при высоком уровне доходов, будут иметь небольшой долг, обладая при этом значительно большей стабильностью. Но взгляните на нынешнюю G20 – группу, включающую крупнейшие страны развитого и развивающегося мира. Среднее соотношение долга к ВВП в развивающихся странах – 35%, в богатых странах оно более чем в три раза выше.
Реформы и инвестиции
Когда западные правительства и такие международные организации, как МВФ, дают развивающимся странам советы, как стимулировать рост, они почти всегда выступают за структурные реформы, которые откроют сектора их экономики для конкуренции, обеспечат свободное перемещение трудовых ресурсов, положат конец бесполезным экономически неэффективным государственным субсидиям и позволят сосредоточить госрасходы на инвестициях, способствующих росту. Однако, столкнувшись с подобными проблемами у себя дома, те же самые западные страны не пожелали воспользоваться собственными рекомендациями.
Дискуссии о том, как восстановить рост в Европе, в основном вращаются вокруг мер экономии, плюсов и минусов сокращения дефицита. Экономия явно не работает, очевидно, что при долговом бремени уже почти на уровне 90% от ВВП европейские страны просто не смогут найти выход из кризиса. На самом деле им необходимы масштабные структурные реформы, направленные на повышение конкурентоспособности в сочетании с инвестициями в будущий рост.
Не в последнюю очередь благодаря обладанию мировой резервной валютой Соединенные Штаты имеют значительно больше пространства для маневра, чем Европа. Но и им необходимы изменения. В США гигантский Налоговый кодекс, который, если соединить все правила и нормы, составляет 73 тыс. страниц; сложнейшая система судебных тяжб и безумное количество нормативных актов федерального правительства, штатов и местных органов власти. Над финансовыми учреждениями то и дело осуществляют надзор пять или шесть федеральных агентств, а также 50 групп агентств от штатов, полномочия которых постоянно пересекаются.
Вопрос о реформах очень важен, а об инвестициях просто не терпит отлагательства. В ежегодном исследовании конкурентоспособности Всемирный экономический форум (ВЭФ) постоянно дает Америке низкие оценки по налоговой политике и регулированию, а в 2012 г. Соединенные Штаты, например, оказались на 76-м месте по «бремени государственного регулирования». Но, несмотря на все трудности, американская экономика остается одной из самых конкурентоспособных в мире и в общем рейтинге занимает 7-е место – небольшое снижение за пять лет. По инвестициям в человеческий и физический капитал США, напротив, потеряли очень много. Десять лет назад ВЭФ ставил американскую инфраструктуру на 5-е место в мире, сейчас – на 25-е, и падение продолжается. В прошлом Соединенные Штаты являлись мировым лидером в процентном отношении по количеству выпускников колледжей, сейчас они находятся только на 14-м месте. Федеральное финансирование исследований и разработок в процентах от ВВП сократилось вдвое по сравнению с 1960 г., в то время как в Китае, Сингапуре и Южной Корее эти показатели растут. Государственная университетская система США – когда-то главная ценность государственного образования – сейчас страдает от урезания бюджета.
В современной истории Америки можно обнаружить корреляции между инвестициями и ростом. В 1950–1960-е гг. федеральное правительство ежегодно тратило более 5% от ВВП на инвестиции, и в экономике наблюдался бум. В последние 30 лет правительство уменьшало расходы; сейчас федеральные инвестиции составляют около 3% от ВВП в год, и рост стал едва заметным. Как отмечает нобелевский лауреат экономист Майкл Спенс, Соединенным Штатам удалось выбраться из Великой депрессии не только благодаря огромным расходам на Вторую мировую войну, но и вследствие сокращения потребления и наращивания инвестиций. Американцы уменьшили расходы, увеличили сбережения и стали приобретать облигации военного займа. Подобный скачок государственных и частных инвестиций обеспечил послевоенный рост. Чтобы стимулировать новый рост, потребуются сопоставимые инвестиции.
Проблемы реформ и инвестиций тесно переплетаются между собой и приобретают особую остроту в случае с инфраструктурой. В 2009 г. Американское общество гражданских инженеров дало инфраструктуре оценку «D» (ниже среднего) и подсчитало, что ремонт и обновление обойдутся в 2 трлн долларов. Цифра может быть завышена (инженеры крайне заинтересованы в этом вопросе), но все исследования показывают то, что видит любой путешествующий по США: страна остро нуждается в обновлении. Отчасти это проблема разрушающихся мостов и автотрасс, но не только. Американская система управления воздушным транспортом устарела и требует усовершенствования стоимостью 25 млрд долларов. Энергосеть обветшала и часто выходит из строя, поэтому многие семьи вынуждены покупать собственные электрогенераторы – классический символ статуса в странах развивающегося мира. Питьевая вода подается по изношенным, подтекающим трубам, а системы сотовой связи и широкополосного интернета работают очень медленно по сравнению с другими развитыми странами. В итоге мы получаем замедление роста. И чем дольше будет откладываться решение этих проблем, тем дороже они обойдутся, как обычно бывает с отложенным ремонтом.
Однако расходы на инфраструктуру вряд ли можно считать панацеей, так как без тщательного планирования и контроля они могут оказаться неэффективными и бесполезными. Конгресс выделяет деньги на инфраструктурные проекты, руководствуясь политическими мотивами, а не факторами необходимости и ожидаемой отдачи. Изящным решением проблемы мог бы стать национальный инфраструктурный банк, учрежденный на деньги государства и частного капитала. Он позволил бы минимизировать излишнюю суету и бесполезные траты, поскольку отбор проектов производился бы согласно их достоинствам – технократами, а не по тому, насколько лаком кусок – политиками. Разумеется, сама идея томится в Конгрессе, несмотря на некоторую поддержку видных деятелей обеих партий.
То же касается финансовой реформы: проблема не в отсутствии хороших идей и их технической реализации, а в политике. Политики, заседающие в комитетах по надзору за сегодняшней стихией неэффективных агентств, довольны уже тем, что могут получать от финансовой индустрии деньги на свои предвыборные кампании. Сложившаяся ныне система лучше работает как механизм финансирования избирательных кампаний, а не как инструмент финансового контроля.
В 1979 г. социолог Эзра Фогель опубликовал книгу под названием «Япония как номер один», предсказав радужное будущее поднимавшейся тогда азиатской державе. Когда The Washington Post недавно задалась вопросом, почему эти прогнозы оказались так далеки от реальности, Фогель указал на то, что японская экономика была отлично развитой и продвинутой, но он не мог представить, что политическая система станет таким серьезным препятствием и позволит откатиться назад.
Фогель прав, подчеркивая, что проблема в политике, а не в экономике. Все развитые индустриальные экономики не лишены недостатков, но обладают значительной силой, в особенности когда речь идет о Соединенных Штатах. Однако они достигли стадии развития, при которой устаревшая политика, структуры и методы работы должны быть изменены или отброшены. Как отмечал экономист Манкур Олсон, проблема в том, что существующая политика выгодна группам интересов, которые яростно защищают статус-кво. Реформы потребуют от правительств поставить национальные интересы выше узкой выгоды, а это невероятно сложно в условиях демократии.
Политическая демография
За редким исключением, развитые индустриальные демократии потратили последние десятилетия, пытаясь держать под контролем или просто игнорируя свои проблемы, вместо того чтобы серьезно взяться за их решение. Скоро выбора уже не будет, поскольку к кризису демократии добавится кризис демографии.
Индустриальный мир стареет невиданными в истории человечества темпами. Япония впереди планеты всей: по прогнозам, к концу столетия население сократится с нынешних 127 млн до 47 миллионов. Европа не слишком от нее отстает, Италия и Германия следуют непосредственно за Японией. Исключением остаются только Соединенные Штаты как единственная развитая индустриальная держава, не знакомая с демографическим спадом. Благодаря иммиграции и несколько более высокому уровню рождаемости население США, по прогнозам, возрастет до 423 млн к 2050 г., в то время как, скажем, в Германии население может сократиться до 72 млн. Однако благоприятная демографическая ситуация нивелируется более дорогими программами социального обеспечения пенсионеров, особенно в сфере здравоохранения.
В качестве иллюстрации начнем с соотношения граждан трудоспособного возраста и населения старше 65 лет. Это поможет определить, какая часть дохода трудоспособного населения распределяется государством в виде пенсий. В Америке сегодня на каждого пенсионера приходится 4,6 работающих. Через 25 лет показатель упадет до 2,7. Этот сдвиг существенно изменит и без того тревожную ситуацию. Сейчас ежегодные расходы на две основные программы соцобеспечения пожилых американцев – Social Security и Medicare – превышают 1 трлн долларов. Рост этих расходов опережал инфляцию в прошлом, и, вероятно, эта тенденция сохранится в ближайшем будущем, несмотря на вступление в силу Закона о доступном медицинском обслуживании. Прибавьте все остальные социальные программы – и, как подсчитал демограф Николас Эберстадт, в итоге вы получите 2,2 трлн долларов – по сравнению с 24 млрд долларов полвека назад. Почти стократное увеличение.
Какими бы полезными ни были эти программы, США просто не могут их себе позволить, учитывая нынешние тенденции, поскольку на них уходит большая часть федеральных расходов. В детальном исследовании финансовых кризисов под названием «На этот раз все будет иначе» экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф утверждают, что страны с соотношением долга к ВВП 90% и более практически не способны поддерживать рост и стабильность. И это положение продлится до тех пор, пока нынешние социальные обязательства не будут каким-то образом реформированы. В частности, если не будут сокращены затраты на здравоохранение, сложно представить себе, как Соединенные Штаты смогут существенно снизить этот показатель. Американские правые должны признать необходимость значительного повышения налоговых сборов в ближайшие десятилетия. А американским левым придется осознать, что без существенных реформ социальные программы останутся единственной статьей, и ее не покроют даже эти увеличенные налоговые поступления. В недавнем докладе вашингтонского мозгового центра «Третий путь», лоббирующего реформу соцобеспечения, подсчитано, что к 2029 г. на программы Social Security, Medicare, Medicaid и обслуживание долга в сумме будет уходить 18% от ВВП. Именно 18% от ВВП в среднем составляли налоговые поступления за последние 40 лет.
Продолжающийся рост социальных программ может вытеснить все остальные расходы правительства, в том числе на оборону и инвестиции, необходимые, чтобы стимулировать новую волну экономического роста. В 1960 г. социальные программы составляли менее одной трети федерального бюджета, на все остальные функции государства приходились оставшиеся две трети. К 2010 г. ситуация кардинально изменилась: социальные программы достигли размера двух третей бюджета, остальное втиснули в оставшуюся треть. Следуя по этому пути, федеральное правительство, по меткому выражению журналиста Эзры Клейна, превращается в страховую компанию с армией. Но армию тоже придется скоро сокращать.
Сбалансировать бюджет так, чтобы выгадать место для инвестиций в будущее страны – главный вызов, брошенный Америке. И, несмотря на преимущества, полученные в ходе прошедшей избирательной кампании, это вызов для обеих партий. Эберстадт отмечает, что социальные расходы фактически росли быстрее при президентах-республиканцах, чем при демократах, а исследование The New York Times 2012 г. показало, что две трети из 100 американских округов, наиболее зависимых от социальных программ, являются преимущественно республиканскими.
Проводить реформы и осуществлять инвестиции непросто и в лучшие времена, а сохранение сегодняшних мировых трендов только усложнит эти проблемы, сделает их еще острее. Технологии и глобализация позволяют наладить простое производство в любом месте, и американцы не смогут конкурировать за рабочие места с работниками в Китае или Индии, которым платят в 10 раз меньше. Это означает, что у США нет иного выбора, кроме как подниматься вверх по стоимостной цепи, опираясь на высококлассные трудовые ресурсы, превосходную инфраструктуру, масштабные программы обучения персонала и новейшие научно-технические разработки, но всего этого не добиться без значительных инвестиций.
В настоящее время правительство тратит на граждан старше 65 лет 4 доллара на каждый 1 доллар, расходуемый на американцев в возрасте до 18 лет. В определенном смысле это суровое отражение демократии – ведь голосуют пожилые, а несовершеннолетние лишены такого права. Но это также означает, что страна ценит настоящее больше, чем будущее.
Не стать японцами
Сэмюэл Хантингтон, автор раздела о Соединенных Штатах в докладе Трехсторонней комиссии 1975 г., часто говорил о том, как важно, чтобы страны испытывали тревогу по поводу возможного упадка, потому что только в этом случае удаются изменения, позволяющие развеять мрачные прогнозы. Если бы не страх, вызванный запуском советского спутника, США вряд ли начали бы стимулировать научный истеблишмент, финансировать создание НАСА и в итоге высадились на Луне. Возможно, подобная реакция на сегодняшние вызовы вот-вот проявится, и Вашингтон сумеет собрать волю в кулак, чтобы запустить серьезные долгосрочные политические инициативы в ближайшие несколько лет и вернуть Соединенные Штаты на светлый путь к динамичному, благополучному будущему. Но надежда – это не план, и нужно отметить, что на данный момент подобный исход кажется маловероятным.
Отсутствие таких инициатив вряд ли приведет страну к краху. Либеральный демократический капитализм – очевидно, единственная система, обладающая достаточной гибкостью и легитимностью, чтобы существовать в современном мире. Если кто-то и потерпит крах в ближайшие десятилетия, то это будут командные режимы, как в Китае (хотя это и маловероятно). Однако трудно представить, как «крушение» КНР, если это случится, поможет решить хотя бы одну из проблем, стоящих перед США, – скорее они еще более обострятся, особенно если мировая экономика будет расти медленнее, чем ожидалось.
Западным демократиям угрожает не смерть, а склероз. Грозные симптомы, с которыми они столкнулись, – бюджетная гипертония, политический паралич, демографический стресс – скорее указывают на недостаточный рост, нежели на крах. Абы как пройдя через кризис, эти страны останутся богатыми, но будут медленно и неуклонно сползать в сторону мировой периферии. Дележ оставшейся небольшой части пирога может вызвать политические конфликты и беспорядки, но, скорее всего, все сведется к менее энергичному, интересному и продуктивному будущему.
В истории уже существовала развитая индустриальная демократия, которая не смогла реформироваться. За два десятилетия она скатилась с доминирующих позиций в мировой экономике к анемичному среднему росту на уровне 0,8%. Многие представители ее стареющего, хорошо образованного населения продолжали жить вполне благополучно, но они не оставили почти никакого наследия будущим поколениям. Задолженность этой страны ошеломляет (в прошлом году госдолг Японии составлял свыше 230% ВВП, то есть почти квадриллион иен, или более 10 трлн долларов. – Ред.), доход на душу населения скатился на 24-е место в мире и продолжает снижаться. Если американцы и европейцы не возьмутся за активные преобразования, их будущее легко себе представить. Достаточно взглянуть на Японию.
