Позиции России в «северном клубе» могут опираться на тот факт, что по численности населения она вторая после США и первая в Европе страна. Но рядом с Китаем или Индией данный аргумент перестает действовать. Слишком тесные союзы с такими гигантами могут полностью лишить Россию самостоятельной роли.
ХХ век стал временем невиданного в истории ускорения
роста населения Земли вследствие несинхронных показателей изменений
смертности и рождаемости в процессе мирового демографического
перехода. Темпы роста достигли максимума в 1960-е годы, в
последующие три десятилетия они постепенно снижались, и эта
тенденция продолжается. Тем не менее в середине XXI столетия на
Земле будет жить примерно в 5–7 раз больше людей, чем в начале XX
века. Расселение людей по планете никогда не было равномерным, но
мировой демографический взрыв резко усилил эту неравномерность.
Главный глобальный вызов демографического взрыва,
порождающий в свою очередь цепочку других вызовов, – экономический.
Он обусловлен колоссальным увеличением потребностей вследствие
появления миллиардов дополнительных потребителей и роста среднего
уровня запросов каждого из них. В результате попыток ответить на
взрывоподобноый рост глобальных потребностей интенсификацией
производства во всех его формах, включая и самые традиционные,
нарушение равновесия между жизнедеятельностью людей и используемыми
ими природными ресурсами приобрело общемировые масштабы.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО ВЗРЫВА
В современном мире экономические и экологические
проблемы могут легко трансформироваться в политические, а то и
военно-политические вызовы. В той мере, в какой они вытекают из
демографической ситуации, у этих вызовов есть два ряда причин,
которые можно условно назвать международными и внутренними.
Международные причины очевидны. Демографическая
асимметрия мира резко обостряет экономические диспропорции,
противостояние бедных и богатых государств, конкуренцию за ресурсы
в условиях их нарастающего дефицита. В то же время подобный ход
событий подталкивает развивающиеся страны к модернизации, а это
коренным образом изменяет соотношение сил на мировой арене. В
воздухе носится идея передела мировых богатств.
Внутренние причины связаны с тем, что модернизация,
разрушая традиционные социальные структуры и институты, жизненный
уклад десятков и сотен миллионов людей, создает множество
неизвестных прежде каналов экономической и социальной мобильности.
Люди приобщаются к новому образу жизни, вырабатывается иная система
норм, институтов, ценностей. Однако многие экономические,
социальные и демографические обстоятельства тормозят модернизацию и
снижают ее темпы. Пропускная способность каналов социальной
мобильности расширяется крайне медленно и не соответствует
потребностям формирующихся социальных слоев. В обществе
накапливается недовольство, которое обостряется на фоне неизбежного
конфликта между полуразрушенными старыми и еще не полностью
созревшими новыми формами жизни.
Повсеместно возникают контрмодернистские (обычно
антизападные) идеологии и политические движения. Идеализируя
прошлое, они ищут опору в традиционных ценностях, религиозном
фанатизме, националистическом экстремизме и т. п. Парадокс истории
состоит в том, что движущей силой подъема традиционализма, как
правило, являются модернистские устремления.
Эта чрезвычайно сложная ситуация плохо осознается
даже учеными, ее анализ зачастую подменяется конструированием
поверхностных схем. Примером может служить концепция «столкновения
цивилизаций» Самьюэла Хантингтона, подчеркивающая непроницаемость
границ между «цивилизациями».
Между тем в действительности происходит стремительное
усвоение достижений (и противоречий) промышленно-городской
цивилизации сельскими, крестьянскими обществами, которые вынуждены
за очень короткое время совершать переход из одной исторической
эпохи в другую. Именно трудности столь быстрого перехода порождают
промежуточные социальные состояния. Они крайне неустойчивы
политически и чреваты вспышками беспорядков и насилия,
государственными переворотами, кровавыми этническими конфликтами,
военными авантюрами, ростом внутреннего и международного
терроризма.
Ситуация осложняется важным, но, как правило,
недооцениваемым демографическим фактором. Отметим, что выражение
«Третий мир» – в противовес Первому (капиталистическому) и Второму
(социалистическому) – было впервые введено в употребление
французским демографом Альфредом Сови именно на основе анализа
мировой демографической ситуации.
Одно из следствий демографического взрыва в
развивающихся странах – их исключительно молодое население.
Половина жителей России моложе 37 лет, Европы – 39, таких стран,
как Германия и Италия, – 42, Японии – 43 лет. Между тем в
Афганистане половина населения – это дети и подростки в возрасте до
16 лет, в Демократической Республике Конго, которая по числу
жителей со временем обгонит Россию, – до 15 лет. Средний возраст
всего населения Африки – 19 лет, Азии – 28 лет. К 2025-му медианный
возраст населения повысится в России до 42 лет, в Европе – до 44, в
Северной Америке – до 37 лет. В Африке же он сдвинется лишь к 22
годам, в Азии – к 34 годам. Таким образом, и сейчас, и в обозримом
будущем огромной частью населения развивающихся стран будут
подростки и молодые люди, незрелые в социальном отношении и в массе
своей необразованные. Они не имеют ясных перспектив и легко
поддаются манипулированию, склонны к религиозному или политическому
фанатизму.
Все это усиливает политическую неустойчивость,
которая ощущается во многих густонаселенных странах. Вписываясь в
общие процессы глобализации, она грозит дестабилизировать
обстановку в мире и привести к крупномасштабным военным конфликтам.
При наличии у противоборствующих сторон современных средств
массового уничтожения такие столкновения смертельно опасны для
всего человечества.
НЕОБХОДИМОСТЬ СНИЖЕНИЯ РОЖДАЕМОСТИ
Очевидно, что международное сообщество должно
направить усилия на снижение давления в мировом «котле». Один из
способов – влияние на глобальную ситуацию с целью скорейшего
завершения демографического взрыва и постепенного сокращения
численности населения планеты. Единственный приемлемый способ
такого воздействия – снижение рождаемости в развивающихся
странах.
К настоящему времени на этом пути достигнуты немалые
успехи. С середины до конца ХХ века рождаемость в менее развитых
регионах снизилась практически вдвое. Однако она все еще
значительно выше, чем требуется (при нынешнем уровне смертности)
даже для стабилизации численности населения. Соответственно и
мировое население продолжает расти довольно быстро, хотя и
медленнее, чем в 50–70-х годах прошлого столетия.
Тем не менее рождаемость сокращается, и есть
основания надеяться, что примерно в середине века рост числа
жителей планеты прекратится. Но этого, скорее всего,
недостаточно.
В соответствии с долгосрочным прогнозом ООН, можно
выделить три версии роста населения планеты. Развитие ситуации по
«высокому» сценарию – это прямой путь к катастрофе. Но и «средний»
сценарий не внушает большого оптимизма (рис. 2).
«Стабильные» 9 млрд человек, помноженные на
растущие нужды «среднего» жителя Земли, дают такой совокупный объем
потребностей, удовлетворить которые едва ли возможно. Единственный
путь, позволяющий сохранять оптимизм, – это развитие по «низкому»
сценарию, предполагающему постепенное сокращение численности
населения. В отдаленном прошлом (не менее 200 лет назад) число
жителей Земли было примерно таким же, как в середине ХХ столетия,
т. е. перед началом демографического взрыва (рис. 3).
Следовательно, необходимо, чтобы рождаемость в мире опустилась ниже
уровня простого воспроизводства.
Стратегия замедления демографического роста остается,
пожалуй, единственным и не создающим дополнительных проблем
способом относительно успешного ответа на глобальные вызовы. Хотя
она не всегда эффективна и порой проводилась с большой жесткостью
(Китай).
ГЛОБАЛЬНОЕ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ
На протяжении истории важным механизмом глобального
демографического регулирования не раз оказывалось перемещение людей
из густонаселенных регионов в менее обжитые. В XIX и XX столетиях
ускорившийся рост числа жителей Европы снова включил этот механизм.
Вплоть до середины прошлого века преобладало движение из
экономически развитых стран Старого Света в колонизуемые регионы, в
основном на неосвоенные либо слабо освоенные территории Нового
Света и Океании. С 1820 по 1940 год из Европы за океан выехало
более 60 млн человек.
Однако во второй половине XX века демографическая
асимметрия и экономическая поляризация Севера и Юга привели к
изменению направления межконтинентальной миграции и ее масштабов.
Только за 30 лет (1960–1990) из южных районов в северные
переместилось около 60 млн человек (примерно столько же в свое
время выехало из Европы за океан за 120 лет), и этот поток не
сокращается. Более того, годовые темпы увеличения количества
переселенцев возросли с 1,4 % (1990–1995) до 1,9 % (2000–2004). С
1990 по 2005 год число мигрантов в мире выросло на 36 млн человек,
причем 92 % из них (33 млн) переехало в промышленные страны.
Среднегодовое сальдо миграционного обмена развитых государств с
развивающимися в пользу первых составило в 2000–2005 годах 2,6 млн
человек в год, или 2,2 %. Эти цифры привел на сессии Генеральной
Ассамблеи ООН в мае 2006-го Генеральный секретарь этой
организации.
Согласно среднему варианту прогноза ООН (как
представляется, заниженному, поскольку он предполагает сокращение
притока мигрантов в развитые страны после 2010 года), за первую
половину XXI века в эти страны смогут переместить еще 120 млн
человек.
Движение жителей Юга на Север стало новой мировой
реальностью, которая ведет к существенным изменениям этнического
состава развитых стран. Уже к середине столетия белое
неиспаноязычное население может перестать быть большинством в США.
Во многих европейских государствах доля мигрантов и их потомков
превысит четверть и приблизится к трети населения, но будет
увеличиваться и далее.
Создав эффективный механизм перераспределения
финансовых ресурсов между Югом и Севером, миграция превратилась в
важный экономический компонент современных международных отношений.
По оценке Всемирного банка, уже в конце 1980-х годов средства,
которые мигранты ежегодно пересылали своим родственникам, в
совокупности достигали 65 млрд долларов. (Сумма уступает только
общим доходам от продажи сырой нефти на тот период.) В начале
1990-х получаемая странами Третьего мира часть доходов мигрантов
составляла 31 % прибыли от внешнеэкономической деятельности Египта,
26 % – Бангладеш и Иордании, 25 % – Судана, 23 % – Марокко и Мали.
С тех пор роль международных трансфертов зарабатываемых мигрантами
средств значительно выросла. В период между 1995 и 2005 годами
общая сумма денежных переводов, направляемых в развивающиеся
страны, увеличилась (вероятно, по заниженным оценкам) с 58 до 167
млрд долларов и существенно превысила объем всей международной
помощи Третьему миру. Согласно данным ООН, в 2004-м денежные
переводы, поступившие от мигрантов в развивающиеся страны,
составляли 1,7 % их ВВП. Три крупнейших получателя этих доходов –
Китай, Индия и Мексика. Но большинство из 20 стран, в которых на
долю денежных переводов приходится по крайней мере 10 % ВВП,
составляют малые развивающиеся страны.
Хотя бóльшая часть этих средств используется на
потребление, нельзя сказать, что они просто проедаются. В
частности, деньги мигрантов зачастую служат основным источником
покрытия расходов на образование и медицинские услуги, способствуя
накоплению человеческого капитала.
Однако значимость мигрантов измеряется не только
деньгами. Приобретаемые ими профессиональные знания и социальный
опыт превращают их в агентов модернизации, носителей новых
технологических и институциональных представлений, проводников
современного социального и политического мышления.
ГРАНИЦЫ МИГРАЦИОННОЙ ЕМКОСТИ СЕВЕРА
Миграция с бедного Юга на богатый Север
представляется, таким образом, вполне логичной. И кажется
естественным, что потоки, сформировавшиеся во второй половине ХХ
века, не только сохраняются, но и расширяются. Но переселенцы все
чаще сталкиваются с серьезными препятствиями ввиду ограниченности
миграционной емкости развитых государств.
Эти страны стали поощрять иммиграцию, когда в период
послевоенного экономического роста испытывали нехватку рабочей
силы, особенно неквалифицированной. Иммиграция способствовала их
хозяйственному подъему. Но и Третий мир получил немалую
экономическую выгоду, не говоря уже о пользе непосредственного
соприкосновения с современной культурой. Так на какое-то время
интересы сторон совпали (по крайней мере, частично). Однако
постепенно стала обнаруживаться противоречивость найденного,
казалось бы, пути.
Прежде всего дает себя знать количественное
несоответствие. Потребности развитых государств в привозной рабочей
силе, особенно если она служит структурным дополнением к уже
имеющимся трудовым ресурсам, ограниченны, тогда как потенциальное
предложение развивающихся стран практически безгранично.
Согласно произведенным недавно оценкам, в 2050 году в
развитом мире понадобится 513 млн рабочих мест – на 84 млн меньше,
чем в 1995-м. А развивающемуся миру для трудоустройства населения
потребуется 3 928 млн рабочих мест – на 1 806 млн больше, чем в
1995 году. Даже если считать эти оценки приблизительными, бросается
в глаза разительное несоответствие величин, свидетельствующих о
неспособности Севера удовлетворить спрос развивающегося мира на
рабочие места.
Дело, однако, далеко не только в емкости рынка
рабочей силы. Серьезные проблемы связаны с ограниченными
возможностями социально-культурной адаптации иммигрантов. До тех
пор пока количество переселенцев – носителей иных социокультурных,
правовых, политических традиций и стереотипов относительно
невелико, они достаточно быстро растворяются в местной среде. Когда
же абсолютное и относительное число иммигрантов становится
значительным, а главное, быстро увеличивается, они образуют более
или менее компактные анклавы. Интеграционные процессы замедляются,
возникает межкультурное напряжение, которое усиливается
экономическим и социальным неравенством «местного» и «пришлого»
населения. Все это неизбежно порождает маргинализацию иммигрантов
(по крайней мере, временную), ведет к кризису и раздвоению
культурной идентичности. В результате достаточно широкие массы
становятся восприимчивы к упрощенным «фундаменталистским» идеям,
которые помогают избавиться от культурной раздвоенности и, как
кажется, вновь обрести свое «я». При этом процесс интеграции
блокируется, и многие (хотя, конечно, не все) иммигранты
оказываются в оппозиции к принимающим их обществам. Иногда это
противостояние приобретает крайне агрессивные формы.
Ситуация усугубляется тем, что параллельно
обостряется кризис культурной идентичности в странах исхода.
Постепенно продвигаясь по пути модернизации, страны Третьего мира
вступают в крайне болезненный период внутреннего конфликта,
жесткого противостояния ценностей традиционного и современного
обществ.
В то же время государства, использующие иностранную
рабочую силу, начинают осознавать ограниченность своей
иммиграционной емкости. Развертываются дебаты вокруг проблемы
иммиграции, которая становится картой в политической игре.
Нарастают антииммиграционные настроения, и усиливаются меры по
ограничению притока иностранцев. Однако реальное сокращение исхода
населения из развивающихся стран в развитые маловероятно, и
миграционное давление Юга на Север превращается в еще один
глобальный вызов.
РОССИЯ И НОВЫЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК
Россия принадлежит к мировому демографическому
меньшинству, входит в «золотой миллиард». Это сближает ее с другими
странами Севера и в то же время требует осмысления как ситуации
внутри «золотого миллиарда», так и отношения к остальному миру.
Серьезному испытанию на прочность подвергается
представление о биполярном мире, якобы существовавшем до недавнего
времени. На самом деле, это была биполярность не мира, а Севера, в
основном совпадающего со странами расселения «золотого миллиарда».
Она поставлена под сомнение как изменением соотношения сил внутри
Севера, так и постепенной утратой им роли единственного, пусть и
«двуглавого», мирового центра принятия решений.
Тенденции международного развития подталкивают к
поискам оптимальной внутренней конфигурации стран «золотого
миллиарда». Будет ли она моноцентрической, бицентрической,
полицентрической? Что больше отвечает интересам «мирового
демографического меньшинства»?
Моноцентричность Севера, которая предполагает
определенное неравенство и наличие единственного центра принятия
решений, пытающегося взять на себя и всю ответственность, едва ли
реализуема.
Странам европейской культуры, имеющим более или менее
общие историческое прошлое и систему ценностей, более богатым, а
главное, находящимся на стадии индустриально-городской цивилизации,
противостоит многонаселенный, но бедный развивающийся мир. Для
защиты общих интересов требуются консолидация сил и объединение
ресурсов «золотого миллиарда». Трудно, однако, представить себе
развитые страны, еще недавно разделенные идеологиями «капитализма»
и «социализма», как нечто совершенно однородное. Природа сложных
систем требует их внутренней дифференциации и структурирования
растущего внутреннего разнообразия.
Поиски нового структурирования, отвечающего условиям
меняющегося мира, идут уже не одно десятилетие. Страны Севера все
яснее осознают себя экономическими, политическими и военными
единицами, недостаточно крупными для того, чтобы выступать на
мировой арене порознь. Это соображение, например, принималось во
внимание при создании, укреплении и расширении Европейского союза.
В одиночку ни одна европейская страна не может выступать в качестве
центра экономической или политической силы, соизмеримой с
Соединенными Штатами, а Евросоюз может. (В 2007-м население самой
большой страны ЕС – Германии – составляло 82 млн человек, а всего в
объединенной Европе проживало 497 миллионов.) При этом
взаимоотношения Европейского союза и США, будучи конкурентными, не
становятся конфронтационными, что во многом связано с пониманием
общности коренных интересов перед лицом мировых вызовов.
Осознаны ли в полной мере требования нового мирового
структурирования в России? Скорее всего, нет. Претензии Москвы на
создание «третьего северного центра силы» (в дополнение к США и ЕС)
если иногда и обозначаются, то слабо и невнятно, серьезных
практических шагов в этом направлении не делается. Когда же Россия
в одиночку пытается играть роль такого центра в общемировом
масштабе, это свидетельствует о явной переоценке ею своего
экономического и демографического веса.
Даже если оставаться в рамках только демографической
логики, то нынешняя политика Москвы не может не вызвать
беспокойство. Россия – самая населенная страна Европы, однако ее
планка в мировой демографической иерархии устойчиво понижается. В
1993 году численность населения России достигла максимума – 148 млн
человек, с тех пор уменьшилась более чем на 6 млн и продолжает
снижаться. Но даже и 148 млн в наши дни – это далеко не то же
самое, что 130 млн жителей Российской империи в конце XIX века,
когда они составляли 8 % населения планеты. Напомним, что на
территории США ныне проживают 306 млн человек, а в государствах ЕС
– 497 миллионов.
В середине ХХ столетия Россия в ее нынешних границах
уступала по численности населения только трем странам – Китаю,
Индии и США. К 2000-му ее обогнали Индонезия и Бразилия, и она
передвинулась с четвертого (если не считать СССР) на шестое место.
Затем Россию опередили также Пакистан, Бангладеш и Нигерия, что
отодвинуло ее на девятую позицию. Согласно среднему варианту
прогноза ООН (пересмотр 2006 г.), Россия сохранит за собой девятую
строчку и в 2017, и даже в 2025 годах, но к середине века потеряет
еще несколько позиций и отступит на 15-е место. (При корректировке
прогнозов ООН, которая производится каждые два года, ситуация
несколько меняется. Так, по прогнозу-2000 Россия в 2050 г. занимала
17-е место, по прогнозу-2002 – 18-е, по прогнозу-2004 – 17-е; см.
табл. 1).
A — ранг, Б —
страна, В — население, млн чел.
Какими бы ни были экономические или военные
возможности «третьего северного центра», он не может состояться и
стать конкурентоспособным без наращивания демографического
веса.
Если Россия заинтересована в появлении «третьего
северного центра», она должна стремиться к созданию более крупного
наднационального межгосударственного сообщества, чего-то вроде
Евросоюза. Сейчас единственная возможность для этого – хотя бы
частичное восстановление геополитического единства бывшего
советского пространства, но на совершенно иной, неимперской,
основе, без каких бы то ни было попыток воссоздания СССР.
Для движения по этому пути следовало бы использовать
потенциал Содружества Независимых Государств, пока непрерывно
слабеющий. Учитывая демографическую и экономическую ситуацию, самым
естественным и выгодным было бы начать с создания единого рынка
труда стран СНГ. В этом случае снималась бы проблема надвигающейся
на Россию угрозы дефицита рабочей силы, появился бы промежуточный
механизм по подготовке части мигрантов к натурализации, а Москва,
благодаря своим нынешним экономическим преимуществам, автоматически
заняла бы место общепризнанного неконфронтационного лидера
Содружества.
В будущем единый рынок труда мог бы сыграть роль
Европейского объединения угля и стали. (Эта организация, созданная
в 1951-м при активном участии недавних смертельных врагов –
Германии и Франции, затем превратилась в Европейское экономическое
сообщество.) К сожалению, сейчас развитие идет в противоположном
направлении.
Однако демографический потенциал даже всех стран СНГ
также не очень велик. Численность населения многих из них будет
снижаться – помимо России это Армения, Белоруссия, Грузия, Молдавия
и Украина. Соответственно уменьшится общее число жителей региона
(см. табл. 2).
Поэтому, даже если создание «третьего северного
центра» за счет сближения бывших советских республик и состоится,
Москве придется принимать меры по наращиванию демографического
потенциала, двигаясь по трем главным направлениям: повышение
рождаемости, снижение смертности, привлечение иммигрантов.
Следует остерегаться утопических надежд на то, что
успех на первых двух направлениях избавит от необходимости
крупномасштабной иммиграции. Все имеющиеся прогнозы показывают, что
это не так и серьезный демографический подъем возможен только за
счет миграционных потоков, причем в значительной мере из-за
пределов СНГ. Для этого надо энергично наращивать возможности
интеграции мигрантов в российский социум, но до 2020 года
рассчитывать на это особенно не приходится.
Сейчас Россия не готова к приему большого числа
иностранцев. Общественное мнение настроено крайне недоброжелательно
в отношении иммиграции, что сказывается и на позиции власти. Это не
соответствует ни императивам глобальной демографической эволюции,
ни интересам России. Но изменить ситуацию в ближайшее время едва ли
возможно.
РОССИЯ И ТРЕТИЙ МИР
Выстраивая отношения с «золотым миллиардом», Россия
должна решать и вопросы сотрудничества с государствами остального
мира – прежде всего с азиатскими соседями.
В Азии сильнее и дольше, чем в других частях мира
(возможно, за исключением Африки, но это – дело более отдаленной
перспективы), будет ощущаться внутреннее напряжение –
экономическое, социальное, политическое, культурное, во многом
связанное с небывалым ростом населения. Поэтому Азия останется
очень неспокойным регионом. Выстраивание стабильных отношений с
азиатскими державами – один из внешнеполитических приоритетов
России. Однако демографическая логика требует очень взвешенного
подхода к взаимодействию с этими государствами.
Нынешние позиции России в «северном клубе», несмотря
на все сделанные выше оговорки, все же могут во многом опираться на
ее демографический вес, на тот факт, что по численности населения
она вторая после США и первая в Европе страна. Но рядом с Китаем
или Индией данный аргумент перестает существовать. В 2025-м число
жителей каждой из этих стран превысит 1,4 млрд человек, а к
середине века их общее население перевалит отметку в 3 миллиарда.
Слишком тесные союзы с такими гигантами способны полностью лишить
Россию самостоятельной роли, в лучшем случае – превратить ее в
«придаток» (хорошо еще, если не чисто сырьевой).
В России, особенно в слабо заселенной азиатской
части, сосредоточены огромные природные богатства. Это не только
энергоносители, но и бесценные ресурсы пресной воды, а также
бескрайние земельные просторы. Размер пахотных земель на душу
населения в мире сократится к 2050 году до 0,08 га. В России же к
этому моменту на каждого человека будет приходиться по 1,14 га
пахотных земель. Чрезмерное сближение, скажем, с усиливающимся
Китаем, где ресурсов явно не хватает, может наложить на Россию
«союзнические обязательства», способные в конечном счете привести к
ограничению прав как на российские ресурсы, так и на территории, на
которых они находятся. Успешно отстаивать свои интересы Москва
сможет, только опираясь на солидарность стран Севера, находящихся с
ней в одной демографической лодке.
Россия, как в прошлом и СССР, занимает уклончивую
позицию по вопросам снижения рождаемости в развивающихся странах. В
самой России вновь популярно «антимальтузианство» советских времен.
Подвергаются нападкам международные организации, занимающиеся
пропагандой планирования семьи, все чаще слышна критика решений
Всемирной конференции по народонаселению и развитию (Каир, 1994),
ориентированных на замедление роста населения Земли. Все это играет
на руку традиционалистским настроениям, широко распространенным в
развивающихся странах, но явно противоречит интересам России. Как и
другие государства Севера, она объективно заинтересована в
скорейшем прекращении демографического взрыва в Третьем мире.
Только сокращение рождаемости в развивающихся странах может стать
едва ли не единственным непротиворечивым ответом на многие мировые
вызовы.
