Региональные конфликты — продукт тяжелой истории взаимоотношений
народов, которые в первую очередь и страдают от неразрешенности
противоречий.
Если все разворачивается в геополитическом захолустье,
неинтересном великим державам, страдания людей мало кого волнуют.
Но на второй план нужды жителей отступают и тогда, когда
происходящее становится фактором большой международной политики.
Потому что на кону уже интересы и престиж внешних сил, у которых
свои приоритеты и повестка дня.
Именно это случилось на Южном Кавказе. Амбиции держав разного
калибра—великих и малых—взаимодействуют по собственной логике, и
именно они, а не воля живущих там народов определят, чем все
закончится.
Поэтому нужно объективно разобраться, чем руководствуются
задействованные игроки. А в грузинских «замороженных конфликтах»
это помимо собственно Сухуми и Цхинвали сама Грузия, Россия, США и
Евросоюз. Начнем в обратном порядке—от менее влиятельных
действующих лиц к тем, кто воздействует на процесс в наибольшей
степени.
Европейский союз давно присматривается к постсоветским странам,
ведь большинство из них в той или иной степени связано с добычей
или транспортировкой энергоносителей—из России или в обход нее.
Государства западной части СНГ и Южного Кавказа—участники программы
европейского соседства, при помощи которой Евросоюз пытается
распространять свое политико-экономическое влияние на сопредельные
территории.
При этом возможность влияния единой Европы на регион весьма
ограничена. Главный внешнеполитический инструмент ЕС—перспектива
членства в объединении, а о стремлении в Евросоюз заявляет чуть не
половина стран СНГ. Но предложить им «европейскую перспективу»
Брюссель не может по внутренним причинам, и рычагов воздействия
остается мало. По сути, даже меньше, чем у отдельных стран.
Например, у Германии, которая, по крайней мере, способна
предложить план грузино-абхазского урегулирования, что и
продемонстрировал недавно министр иностранных дел Франк-Вальтер
Штайнмайер. Европейский союз в целом такой план не согласовал бы,
поскольку расколот по грузино-украинскому вопросу. Большинство
новых стран-членов и Великобритания активно поддерживают членство
Киева и Тбилиси в НАТО, а «старая Европа» всячески старается
затормозить этот процесс.
Соединенные Штаты переживают внешнеполитический спад. За полгода
до истечения полномочий Джорджа Буша Вашингтону нужны хоть какие-то
международные успехи, в противном случае его наследием на мировой
арене станет сплошная череда провалов. Одобрение плана действий по
членству (ПДЧ) в НАТО для Украины и Грузии (или хотя бы кого-то из
них) на министерской встрече альянса в декабре становится
практически последним шансом добиться зримого достижения.
С этим связана повышенная активность американской дипломатии в
регионе—визиты Кондолизы Райс в Тбилиси и ее заместителя Мэттью
Брайза в Сухуми. Вашингтон демонстрирует даже большую, чем обычно,
поддержку Грузии, полностью встав на ее сторону в последних
событиях. Логика США, как и самой Грузии, примерно такова:
неспособность союзников в апреле принять решение о плане действий
по членству в НАТО спровоцировала Москву на усиление давления на
Тбилиси и фактическую аннексию «сепаратистских анклавов». Москве
надо жестко дать понять, что шантаж не пройдет, и она смирится с
неизбежностью.
Россия придерживается противоположного мнения. С точки зрения
Кремля, любой резкий шаг в направлении сближения Грузии с НАТО
разрушит хрупкий статус-кво в территориальном вопросе.
Вообще, со времени одностороннего провозглашения независимости
Косово в феврале Москва рассматривает свои действия в отношении
Абхазии и Южной Осетии как компромиссные. По логике Кремля в
косовском случае Запад растоптал все международные нормы, и Россия
имела полное моральное право просто признать Сухуми и Цхинвали.
Москва, однако, будучи ответственной, этого не сделала и готова
и впредь признавать формальную территориальную целостность Грузии.
В остальном же—полноформатные отношения с двумя бывшими
автономиями, модель, неофициально названная «тайваньской». То есть
по образцу Вашингтон—Тайбэй: мы признаем один Китай, но Тайвань
будем поддерживать как де-факто государство.
По мнению России, это—щедрое предложение. Грузии дается то, о
чем Сербия умоляла Запад: сохраните нам иллюзию, что вопрос Косово
еще не решен. Белграду иллюзию не подарили, а Тбилиси—ради бога. Но
не больше.
Нынешняя политика России включает в себя весьма демонстративные
действия, наподобие пролета боевых самолетов над Южной Осетией. Она
призвана показать прежде всего европейцам, скептично настроенным в
отношении Грузии и НАТО, что их сомнения правомерны. Принимая в
свои объятия Тбилиси, альянс вовлекается в региональные проблемы,
чреватые чем угодно, вплоть до вооруженного столкновения. Поскольку
готовность Европы куда-либо посылать своих солдат для чьей-то
защиты стремится к нулю, аргумент доходчивый. Так же как и
закулисные объяснения: Михаил Саакашвили хочет сделать
Североатлантический альянс инструментом решения своих внутренних
проблем.
Последнее похоже на правду. НАТО и связанные с ним
события—реальная возможность для Грузии переломить тренд, который
заключается в естественном и давно происходящем дрейфе Сухуми и
Цхинвали в сторону Москвы. Предлагаемый Кремлем «компромисс»
Грузию, конечно, ни в малейшей степени не устраивает. Если оставить
все как есть, то через год-два говорить о реинтеграции будет просто
смешно—Абхазия станет элементом огромного экономического комплекса
под названием «Олимпиада в Сочи». Южная Осетия и так уже
представляет собой депрессивный регион Российской Федерации.
Чтобы сменить «матрицу», нужны решительные действия.
Дипломатические инициативы, военное давление, привлечение внимания
союзников на Западе, в том числе путем поддержания напряженности.
Решительности придает и поддержка Вашингтона. Понятно, что в глазах
иностранного общественного мнения виновником всякого обострения,
кто бы за ним на самом деле ни стоял, будет Москва. При этом любое
посредничество (кроме российского) Тбилиси в принципе на руку—ведь
все считают принадлежность Абхазии Грузии само собой
разумеющейся.
Абхазия и Южная Осетия обладают ограниченным пространством для
маневра и влияния. И Сухуми, и Цхинвали в случае урегулирования с
привлечением западных посредников и международных организаций
рассчитывать на независимость, очевидно, не могут. С другой
стороны, без участия внешних сил легитимировать самостоятельный
статус тоже не удастся. В любом случае решающее слово за Москвой,
но полным контролем над этими территориями Россия не обладает, так
что люди «на местах» вполне способны «корректировать» принимаемые
решения. Как минимум, срывая возможные договоренности.
Пик обострения в этом году придется скорее всего на
ноябрь—преддверие министерской встречи Североатлантического альянса
в декабре, где вновь будет обсуждаться ПДЧ. А далее главным
событием станет саммит НАТО весной 2009 года, приуроченный к
60-летию блока. Юбилейное мероприятие, конечно, захочется увенчать
чем-то запоминающимся, и широкий жест в адрес двух бывших советских
республик был бы подходящим действием. Тем более что к вопросу
расширения НАТО оба возможных президента США—Барак Обама и Джон
Маккейн—относятся позитивно.
Вне всякого сомнения, эхо дискуссий накануне и во время
юбилейного саммита разнесется по всему Южному Кавказу.
