Только никто точно не может понять — чего ждать? С
одной стороны, на глазах деградируют глобальные институты, с другой
— крупнейшие державы стоят на пороге перемен, возможно,
критических.
В России — междуцарствие в преддверии двоевластия. Вроде бы все
предельно управляемо и предсказуемо. Плавная передача власти, а это
самый опасный момент для режимов такого типа, организована
безупречно с пропагандистской, политической и технологической точек
зрения. Но в воздухе витает сомнение: а будет ли работать новая
система власти?
Российская модель-2008 — то ли гибридная, то ли переходная, в
любом случае она не может быть постоянной. Не исключена эволюция в
сторону децентрализации и построения политических институтов, о
которых говорил в программной речи Дмитрий Медведев. Но возможно и
возвращение к полноценному авторитаризму с единственным центром
управления. Последнее чревато осложнениями — ведь аппарат начнет
теперь приспосабливаться к «двухголовой» власти. Впрочем, и
движение к демократизации натолкнется на «сопротивление материала».
Ход событий зависит от разных факторов, в том числе и внешних,
потому с трудом поддается прогнозированию.
США: бремя величия
В США совершенно другие проблемы, но и там степень
неопределенности высока. Вопреки ожиданиям, Белый дом демократам не
гарантирован (хотя еще полгода назад многие были в этом уверены),
да и их кандидат до сих пор неизвестен.
Ни у одного из трех возможных президентов нет стратегии
преодоления трудностей, с которыми сталкиваются США.
Задачей следующего хозяина Белого дома будет восстановление
американского лидерства в мире, значительно подорванного за годы
президентства Джорджа Буша. Его преемнику легко изменить и
тональность высказываний (высокомерную даже в отношении союзников),
и риторику (непомерно идеологизированную при неоконсерваторах), что
освежит атмосферу внешней политики. Все согласны, что ставка на
односторонние действия себя не оправдала: даже Соединенные Штаты не
способны в одиночку нести мировое бремя. Говорится о возрождении
многосторонних подходов и о международных институтах, на которые,
как в лучшие времена, должна опираться Америка. Но где взять эти
институты?
ООН: на развалинах
Всеобщими усилиями (вклад в это внесли практически все, Россия
не исключение) ООН утратила функции политического органа. Решения,
оказывающие долгосрочное влияние на мировое развитие, все чаще
принимаются за рамками Совета Безопасности. Если инициаторы войны
НАТО против Югославии в 1999 году еще ссылались на резолюции СБ ООН
(хотя трактовка была сомнительной), то в случаях с Ираком и Косово
Совбез вовсе остался вне игры.
Удивительного мало — условия, для которых создавалась ООН,
изменились. В начале XXI века наивно рассчитывать на эффективность
правил, выработанных в иную эпоху. Однако даже скромная попытка
реформирования ООН, предпринятая пару лет назад, натолкнулась на
консолидированный саботаж постоянных членов СБ: кто же добровольно
делится привилегиями?
Судьба ООН на обозримую перспективу предсказуема. Она останется
совокупностью весьма полезных профильных агентств, но функция
«мирового правительства» ООН заказана. Совбез будет утрачивать
роль, зато возрастет значение временных институтов, создаваемых для
решения конкретной задачи. Некоторые наметки уже есть, например,
шестисторонние переговоры по Северной Корее, на которых достигнут
серьезный прогресс.
ОБСЕ: на обочине
Фатальный урон нанесен Организации по безопасности и
сотрудничеству в Европе. Структура, создание которой в 70-е годы
прошлого века означало гигантский шаг к укреплению стабильности и
устойчивого развития Старого Света, по окончании идеологической
конфронтации выхолостилась, утратив две из трех «корзин» —
военнополитическую и экономическую. Военнополитическая часть ОБСЕ
утратила смысл с окончанием холодной войны — Варшавский договор
исчез, а НАТО попыталась полностью сосредоточить военные вопросы в
своих руках. Прошлогодняя попытка России созвать экстренную
конференцию для обсуждения Договора об обычных вооруженных силах в
Европе и возродить тем самым стратегический диалог в рамках ОБСЕ
закончилась фиаско.
Что касается экономики, то здесь бесспорно доминирование
Европейского союза, им вся экономика Старого Света, по сути, и
исчерпывается.
Оставшаяся же гуманитарная составляющая ОБСЕ стала поводом для
нескончаемых препирательств по поводу демократичности выборов на
постсоветском пространстве. В последнее время, особенно после
кампаний в Казахстане, Грузии и Армении, даже сторонники ОБСЕ
заговорили о кризисе системы мониторинга. С одной стороны, она
зачастую бессильна перед продвинутыми формами авторитаризма. С
другой — явно политизирована.
МВФ: рычаг из прошлого
Не многим лучше обстоят дела и мировых экономических институтов.
Еще 10 лет назад Международный валютный фонд был едва ли не самой
могущественной организацией планеты, вершившей судьбами даже таких
политически значимых держав, как Россия, Турция, Мексика,
Аргентина, Южная Корея, Индонезия. Сегодня функция МВФ по поддержке
переходных экономик и руководству их трансформацией почти не
востребована. Новая задача фонда очевидна: анализ негативных
процессов на мировых валютных и финансовых рынках и выработка
действенных мер по управлению ими. Но к этому МВФ не готов ни
структурно, ни, судя по всему, интеллектуально. Недавний призыв
исполнительного директора фонда Доминика Стросс-Кана бороться с
кризисом посредством тотального госрегулирования привел
специалистов в недоумение. А назревшее реформирование МВФ (система
отражает экономический баланс середины прошлого столетия) буксует
из-за расходящихся интересов ключевых стран-членов.
НАТО: поиск противника
Глубокий кризис идентичности и цели переживает, как ни странно,
расширяющийся Североатлантический альянс. Победа в холодной войне
лишила НАТО противника, однако не превратила его в универсальный
интегратор, которым блок мог бы стать, сумей он в свое время
вовлечь Россию. Сейчас бессмысленно рассуждать, существовал ли
такой шанс в начале 90-х, но реальной попытки даже не
предприняли.
После терактов сентября 2001 года Европа впервые в истории
заявила о готовности выступить на стороне атакованного союзника.
Вашингтон ответил отказом, четко дав понять: свою безопасность он
не доверяет никому. Подход Дональда Рамсфелда («миссия определяет
коалицию») нанес удар по базовым принципам трансатлантической
солидарности. Дальнейшее только усугубило проблему. Так, попытка
США заручиться в 2003 году поддержкой европейских союзников в
нелегитимной и сомнительной с точки зрения здравого смысла иракской
кампании вызвала раскол в их рядах.
Сегодня головная боль НАТО отнюдь не окружение России, как
убеждено большинство нашего населения, а попытки мобилизовать
Европу на более активное участие в афганской войне. За исключением
Великобритании и некоторых стран Центральной Европы, малозначимых в
военном отношении, никто в Старом Свете не хочет участвовать в
операциях на Ближнем, а тем более (в перспективе) на Дальнем
Востоке. Между тем потенциальные театры военных действий
расположены там, а не на евроатлантическом пространстве.
Неудивительно, что одной из идей, выдвигавшихся в Америке в
последнюю пару лет, была нереализуемая «глобализация» НАТО —
принятие Японии, Австралии, Южной Кореи и даже Индии. Расширение
альянса на восток скорее имитирует его прогресс, чем реально
повышает возможности. Новая миссия так и не обретена.
ВТО, ЕС, ШОС
Перечень организаций, переживающих разную степень кризиса, можно
продолжать. Это и ВТО, которая создана для обеспечения свободной
торговли, но вот уже несколько лет топчется на месте в условиях
роста протекционизма по всему миру. И Европейский союз, со скрипом
преодолевающий последствия масштабного расширения. И даже только
что созданная Шанхайская организация сотрудничества. Возможность
того, что ее не только экономическим, но и политическим лидером
становится Пекин, а это просматривается в перспективе ближайшего
десятилетия, притушила энтузиазм, который испытывала в отношении
ШОС Москва. Вообще рост Китая, вне зависимости от его намерений (а
пока, надо признать, Пекин ведет себя предельно осторожно),
вызывает нарастающую нервозность всех — в России, Европе, Америке и
Азии.
Каждый за себя
Институциональное междуцарствие опасно. В условиях, когда
размываются общепризнанные нормы и правила поведения, все основные
участники международных отношений стремятся к наращиванию
собственной силы в сравнении с другими. Повсеместный рост (кроме
Европейского союза) военных расходов: в США, России, Китае, Индии,
странах Юго-Восточной Азии, Иране, арабском мире и даже в
Закавказье и Центральной Азии — денег на «войну» расходуют все
больше и больше. Стремление защищать «стратегические отрасли»
экономики от внешних инвестиций (а это происходит не только в
России, но и в Европе, а отчасти даже в Соединенных Штатах) — еще
один аспект того же процесса.
Конкуренция по принципу «каждый за себя» способна при
неблагоприятном развитии событий свести на нет выгоду, которую
несет экономическая глобализация. Кстати, характерно, что по всем
опросам наибольшее число сторонников глобализации живет сегодня в
Азии, а наименьшее — в Европе, колыбели свободной торговли, которая
теперь опасается наплыва «чужих» капиталов.
Старый мировой порядок уже не действует. Формирование нового еще
и не начиналось. Исторический опыт не внушает оптимизма: устойчивая
система международных отношений, как правило, возникала и сменялась
в результате больших войн. Новым лидерам — в России, США и других
великих державах — придется быть очень осторожными, чтобы избежать
угроз дестабилизации. Если к общим вызовам добавляется еще и
внутренняя неопределенность, то решение глобальных проблем и вовсе
может зайти в тупик.
