Объективная оценка роли Бориса Ельцина будет
выставлена тогда, когда Россия почувствует себя полноценной,
состоявшейся державой, а не осколком распавшейся империи. Тогда в
историческом пантеоне он займет место созидателя нового российского
государства, а не разрушителя прежнего.
Со временем станет понятно, что два первых российских
президентства — это не антитезы, а один период, эра трудного
перехода страны в иное качество. Ельцину выпал самый опасный
отрезок, когда распрямившаяся пружина истории освободила мощные
политические силы. То, что Россия устояла под их натиском, —
заслуга Бориса Ельцина, сколько бы ошибок он при этом ни
совершил.
Считается, что при нем Россия утратила статус великой державы,
проводила несамостоятельную политику, унижалась перед Западом.
Однако оценивать тогдашнее поведение Кремля следует не в
абсолютном, а в относительном измерении, соотнося успехи с
вложениями и имевшимися резервами. При таком подходе восприятие
меняется.
Москва 1990-х оставалась бесспорным центром постсоветского
пространства. Влияние, которым еще пользуется в соседних странах
наша страна, во многом наследие того времени, когда в тяжелейших
условиях российские дипломаты добивались подписания важнейших
межправительственных документов.
Россия ответственно подходила к решению проблем, вспыхнувших на
постсоветской территории. Благодаря ее вмешательству прекратились
кровопролитные войны в ряде государств-соседей, а одно из них —
Таджикистан, — по сути, было создано заново. В условиях тотального
развала ельцинская Россия обеспечила сохранность ядерных арсеналов
и предотвратила появление на карте мира еще трех ядерных держав —
Украины, Белоруссии и Казахстана. Это не оценено не только в
России, но и за ее рубежами.
Наконец, несмотря на хаос внутри страны, Москва сохраняла
присутствие на международной арене. Мнение же о том, что Ельцин все
время занимал безвольную позицию, следуя в фарватере Запада,
предвзято. Если беспристрастно оценить всю постсоветскую внешнюю
политику России, мы обнаружим один и тот же цикл, свойственный
обоим президентам, — колебания от надежд к разочарованиям и
обратно. Это неизбежно в эпоху нащупывания новой национальной
самоидентификации. И пожалуй, осторожный поиск себя, который Россия
предпринимала при Ельцине, с точки зрения конечного результата
продуктивнее, чем сытое самоутверждение, наблюдаемое сегодня.
Ельцин страстно желал возвращения России в число великих держав,
делая при этом то, что позволяла ситуация. Вопреки сегодняшнему
убеждению, Путин пришел не на руины, а на уже заложенный фундамент,
заваленный, впрочем, наслоениями политического мусора. Однако
разгрести мусор было все-таки проще, чем заложить основу, на
которой в дальнейшем удалось начать возводить здание новой
российской государственности и ее места в мире. Когда-нибудь роль
первого строителя оценят по достоинству.