11.01.2021
Когда лекарство хуже болезни
Великая депрессия в Италии
№1 2021 Январь/Февраль
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-172-186
Иван Простаков

Кандидат экономических наук, проректор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Кризис 1929–1932 гг. и выход из него являются ключевым этапом экономической и политической истории Италии ХХ века. В эти годы был оформлен переход от аграрной к индустриальной экономике, проведена коренная модернизация промышленности, создана база для развития системы социального обеспечения, а также заложены институциональные основы экономического развития страны на последующие, уже послевоенные, десятилетия.

Однако впечатляющая структурная перестройка происходила в тесной взаимосвязи с трансформацией авторитарного режима в тоталитарную фашистскую диктатуру, предполагавшую не только прямое государственное вмешательство в экономику, но и контроль над всеми сферами жизни. Политическая доктрина фашизма привела Италию к военному авантюризму, внешнеполитической изоляции, опоре на собственные силы, а в итоге – к участию в мировом конфликте, который обернулся для страны подлинной национальной катастрофой.

 

Предпосылки и масштабы кризиса 1929–1932 годов

 

Разразившаяся во всём западном мире Великая депрессия затронула Италию почти сразу, попав по целому ряду причин на «подготовленную почву». По окончании Первой мировой войны экономика столкнулась с серьёзными трудностями. В условиях стабильно растущих военных заказов банки легко выдавали кредиты крупным предприятиям тяжёлой промышленности под залог или в обмен на доли в их капитале. Но резкое изменение конъюнктуры после окончания военного конфликта привело к массовым неплатежам по кредитам, падению акций крупных компаний и банков, чьи капиталы оказались «переплетены», череде банкротств, инфляции и «бегству» вкладов и капиталов.

В 1925–1926 гг. правительству пришлось отказаться от политики экономического либерализма и перейти к прямому вмешательству в экономику для спасения банков и промышленных компаний – это случилось там на несколько лет раньше, чем в других странах Европы и США. Был принят «банковский закон», который привёл к некоторому упорядочению банковской системы, созданию единого национального эмиссионного центра (вместо трёх региональных), концентрации банковских институтов и защите вкладов. Оздоровив государственные финансы и решив проблемы внешнего долга, в 1927 г. правительство Бенито Муссолини резко повышает курс национальной валюты и возвращается к «золотому стандарту». Под эгидой Банка Италии создаётся государственный Институт ликвидации, который берёт на себя санацию предприятий-банкротов.

Государственные расходы направляются не только на помощь предприятиям, но и на борьбу с безработицей через организацию общественных работ (в этот период запущен наиболее крупный проект режима – так называемая интегральная мелиорация). Чтобы покрыть чрезвычайные расходы и реструктурировать госдолг, внедряется внутренний ликторский заём.

Для населения он носит принудительный характер: идеологические мотивы фашизма и патриотическая пропаганда превращаются в важный финансово-экономический инструмент.

Наконец, в 1927 г. принимается Хартия труда – основополагающий документ фашистского «корпоративного режима», провозглашавшего приоритет «сотрудничества всех производительных сил» в национальных интересах. Забастовочное движение к этому моменту полностью ликвидируется, и начинается кампания по «добровольному» снижению заработной платы рабочих. По имеющимся оценкам, в 1927–1928 гг. в разных отраслях оно составило от 20 до 40 процентов[1]

 

Рисунок 1. Темпы роста основных макроэкономических показателей 1925–1940 годов (млрд итальянских лир, цены 1938 г.), %

Источник: Национальный итальянский институт статистики (IStat)[2].

Принятые правительством Муссолини меры приводят к стабилизации экономического положения: в 1928–1929 гг. восстанавливается положительная динамика ВВП и промышленного производства. Но эта стабилизация неустойчива и сопровождается слабой активностью на фондовой бирже и дефляцией.

В итоге Италия достаточно быстро (уже в середине 1930 г.) испытывает на себе последствия мирового кризиса. Экономисты-историки видят основную причину его распространения в Италии в резком сокращении экспорта из-за «сжатия» внешних рынков (падение спроса, протекционизм) при одновременном негативном воздействии мер по сохранению курса лиры в рамках «золотого стандарта» (дефляционная политика, сдерживание роста денежной массы, негибкость заработных плат)[3]. И действительно, в 1929–1932 гг. итальянский экспорт сокращается более чем в два раза: с 17,6 до 8 млрд лир в текущих ценах (в полтора раза в ценах 1938 года)[4].

Резкое изменение внешнеторговой конъюнктуры и конкурентная девальвация валют – стандартное и вполне убедительное объяснение начала кризиса, хотя в случае Италии есть, по-видимому, ещё один фактор, которому в историографии уделяется не так много внимания. Речь о влиянии Соединённых Штатов на экономику Италии в 1920-е годы.

Возвращение страны к «золотому стандарту» стало возможно, прежде всего, благодаря реструктуризации «военного» внешнего долга по отношению к США, что привело к выделению итальянскому правительству в 1926 г. «кредита Моргана» в размере 60 млн долларов (по некоторым источникам – 100 млн) и последующему урегулированию долговых проблем с Великобританией. В 1920-е гг. американская администрация взяла курс на поддержку режима Муссолини, видя в нём гаранта политической и экономической стабильности Италии, которая могла стать «точкой опоры» для продвижения интересов Соединённых Штатов в континентальной Европе[5]. Вслед за «кредитом Моргана» в 1927 г. последовали кредиты американских банков на сумму 193 млн долларов целому ряду итальянских компаний, среди которых были Fiat, Pirelli, Montecatini[6], а также инвестиции Ford, Allied Machinery, Westinghouse и других американских корпораций. В общей сложности американские вложения в итальянскую экономику в 1925–1929 гг. составили 316,5 млн долларов[7], порядка 7 процентов от общего объёма инвестиций за этот период (довольно существенный вклад, особенно с учётом приоритета отраслей: металлообработка, цветная металлургия, судостроение, транспортное машиностроение, производство электроэнергии). 

По экономическим и политическим причинам эти процессы прекратились в 1930-е гг., но тесное переплетение итальянских и американских финансовых интересов стало одним из детонаторов кризиса 1929 года.

Впрочем, продолжая тенденции предыдущих лет, экономика Италии не обрушилась, а как бы вошла в новую волну кризиса: в 1929–1932 гг. падение ВВП составило примерно 6 процентов (для сравнения: по сопоставимым историческим данным в 2008–2009 гг., падение ВВП Италии составило 3,6 процента)[8]. Однако следует иметь в виду, что до 40 процентов вклада в ВВП Италии в ту эпоху приходилось на относительно стабильно развивающееся сельское хозяйство. В связи с этим ситуация в городах лучше описывается динамикой не ВВП, а индекса промышленного производства. В целом его сокращение в 1929–1932 гг. составляет более 22 процентов, причём ситуация в различных отраслях крайне неоднородна. Так, например, производство стали сократилось на 24 процента, автомобилей и локомотивов – почти на 50 процентов, натурального шёлка и хлопка – на 23–28 процентов. В основном речь идёт об отраслях, пострадавших от ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры: с высокой степенью зависимости от импортных поставок (чёрная металлургия и машиностроение) или экспортоориентированных (лёгкая промышленность). В «плюсе» производство алюминия (+82 процента), свинца (+38 процентов), добыча нефти (рост в 2 раза), производство бензина (рост в 7 раз), целлюлозы (почти в 3 раза), азотной кислоты (в 2,5 раза)[9]. О причинах такой парадоксальной динамики – чуть позже.

Так или иначе, социальные последствия кризиса, особенно в тяжёлой промышленности, оказались крайне серьёзными. В 1930 г. возобновилась введённая в конце 1920-х гг. практика принудительного сокращения заработных плат, что даже в условиях дефляции вело к снижению покупательной способности доходов наёмных рабочих в промышленности и сельском хозяйстве и госслужащих: потребление домохозяйств в 1929–1932 гг. сократилось вдвое[10].

«Корпоративная система» и установка на «рационализацию» производства давали возможность увольнять даже в тех отраслях, где дела шли вполне благополучно, не говоря уже о предприятиях, стоявших на грани банкротства. В итоге число безработных увеличилось в 1930–1932 гг. более чем в два раза, превысив колоссальную для этого времени цифру в миллион человек, и оставалось на неизменном уровне вплоть до 1935 года.

 

Таблица 1. Численность безработных в Италии (тыс. чел.)

Источники: G.Salvemini. Sotto le scure del fascismo (Lo Stato corporstivo di Mussolini) // Torino, De Silva, 1948, p. 299-301; S.Lombardini. La grande crisi in Italia : politica ed economia // Rivista milanese di economia, №21, 1987, p. 127.

Если вернуться к сводному графику макроэкономических показателей, то только один из них демонстрирует положительную динамику в годы кризиса и депрессии – это «общественное потребление», которое характеризует масштабы государственных расходов и государственного вмешательства в экономику. Его объёмы увеличиваются с начала кризиса до середины 1930-х гг. практически в два раза, а в 1932–1935 гг. совершенно явственно повторяют динамику восстановления промышленного производства. И здесь необходимо подробно остановиться на мерах государственной экономической политики в условиях кризиса и депрессии.

 

Антикризисные меры государства

 

Как уже отмечалось, наиболее уязвимыми в 1930–1931 гг. оказались чёрная металлургия, машиностроение и металлообработка – базовые для своего времени стратегические отрасли, определявшие промышленный потенциал. К факторам ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры добавились нерешённые до конца в предшествующее десятилетие проблемы итальянской банковской системы и системы «перекрёстных участий» с промышленностью. Первым среди потенциальных крупных банкротов оказался банк Credito Italiano – держатель контрольных пакетов акций металлургических компаний Terni и Ilva, судостроительной Cosulich и ряда других. Риск финансового краха угрожает сразу нескольким крупным промышленно-финансовым конгломератам, и в 1931 г. правительство создаёт Институт движимого имущества – Istituto Mobiliare Italiano (IMI), который берёт на себя долговые обязательства потенциальных банкротов. Характерно, что первоначальный капитал IMI (600 млн лир, что сопоставимо с собственными капиталами крупнейших итальянских банков того времени) был сформирован не только за счёт взноса Банка Италии, но и за счёт средств государственных фондов социального страхования и (вновь) специального внутреннего займа, гарантированного государством. Идеологическая составляющая по-прежнему присутствовала, но вместе с тем сильная лира и активное участие правительства в решении экономических проблем в предшествующие годы вернули к нему доверие вкладчиков.

В силу того, что операции IMI привели к передаче государству значительных, в том числе контрольных пакетов акций промышленных компаний, в 1933 г. создаётся ещё одна госструктура – Институт промышленной реконструкции (Istituto per la Ricistruzione Industriale, IRI). В 1933–1934 гг. под его контроль попали три крупнейших коммерческих банка Италии – Banca Commerciale, Banco di Roma, Credito Italianо, а вместе с ними почти 100 процентов ВПК, около 90 процентов судостроения, 80 процентов морских перевозок, 80 процентов производства локомотивов, 30 процентов производства электроэнергии, значительная доля чёрной металлургии и целый ряд других отраслей. В совокупности капитал IRI – это более 20 процентов акционерного капитала всех итальянских компаний[11].

В дальнейшем он расшил присутствие в итальянской экономике и трансформировался к концу 1930-х гг. в многоотраслевой государственный холдинг, в состав которого вошли компании STET (телефонная связь), Finmare (судоходство), Finsider (металлургия), Alfa Romeo (автомобилестроение) и целый ряд других.

Переход к дирижизму и государственному предпринимательству явственно обозначился в Италии уже в 1920-е гг., а в 1930-х гг. они окончательно оформились, в том числе институционально. Этот процесс шёл одновременно с трансформацией фашистского режима из авторитарного в тоталитарный. Стремление к контролю над всеми сферами общественной жизни, включая трудовые отношения и экономику, – одна из главных особенностей режима Муссолини, который умело использовал в политических целях экономическую конъюнктуру. 

По итогам кризиса произошло полное огосударствление значительной части обрабатывающей промышленности и банковской сферы, что в канун Второй мировой войны привело к созданию в стране самого большого государственного сектора экономики среди западных держав. 

 

Корпоративная политика

 

Идеологическая окраска стала важной отличительной чертой социально-экономических мер, принимаемых фашистским правительством в условиях кризиса и депрессии. С 1925–1927 гг. в Италии последовательно создавался так называемый корпоративный строй, основной целью которого было преодоление противоречий между наёмными работниками и предпринимателями через объединение их представителей в отраслевых корпорациях, подконтрольных государству. По существу, речь шла о ликвидации независимых профсоюзов, унификации общественной жизни и политических институтов, что не могло не сказаться и на экономической сфере.

В 1929–1930 гг. «министерству корпораций» передаются функции министерства экономики в сфере промышленной политики и создаётся Национальный совет корпораций (НСК). Под руководством главы правительства Бенито Муссолини НСК стал основным институтом в области регулирования государственной поддержки предприятий, трудовых отношений и создания добровольных или принудительных картельных объединений.

Подавляющее большинство историков и экономистов единодушны в своих оценках: корпоративный строй – лишь громоздкий бюрократический фасад фашистского режима. Действительно, создание IRI и IMI произошло без существенного участия корпоративных органов, а их решения в области картельной политики регулярно бойкотировались предпринимателями и внедрялись лишь выборочно. А вот вклад корпоративной системы в области социальной политики и трудовых отношений был значительным. Она позволила полностью ликвидировать забастовочное движение, легко проводить политику сокращения издержек за счёт урезания заработных плат. В 1934–1936 гг. происходит ужесточение трудовой дисциплины с введением мобилизационных бюро на предприятиях и трудовых книжек.

Одновременно корпоративная риторика о «классовом мире» реализовалась и в целом ряде социальных преобразований, которые всё-таки смягчали негативные последствия кризиса и депрессии. В 1932–1934 гг. вводится 40-часовая рабочая неделя, с 12 до 14 лет увеличивается возрастной порог для применения детского труда, на фоне тяжёлой безработицы вводятся семейные пособия (доплаты работающим, пропорциональные количеству иждивенцев), начинается повышение заработных плат. В 1933–1935 гг. завершается преобразование системы социального страхования и пенсионного обеспечения. Создание Национального фашистского института по страхованию от несчастных случаев на производстве (INAIL) и Национального фашистского института социального страхования (INPS) приводит к окончательному введению обязательного социального страхования с регламентацией финансового участия предпринимателей, наёмных работников и государства.

Таким образом, корпоративная политика фашизма в Италии стала тем «антикризисным» инструментом, которого не было ни у одной западной страны в период выхода из кризиса 1929–1932 гг. (даже в нацистской Германии корпоративизм имел иной характер). Сочетание пропагандистских мер с действенными инструментами социальной политики привело к тому, что в середине 1930-х гг. режиму Муссолини удалось добиться если не консенсуса, то существенной поддержки самых различных слоёв населения. Как писал в эти годы один из наиболее видных итальянских антифашистов Антонио Грамши, режим смог «создать период ожидания и надежды»[12], а в другом (советском) издании того же периода можно прочитать, что реформа в области «корпоративной системы даёт индивидам и массам яркое ощущение участия в экономической жизни нации»[13].

 

Милитаризация экономики и автаркия: выход из кризиса?

 

Между тем адекватно оценить экономический эффект принимаемых фашистским режимом мер вряд ли возможно, так как с середины 1930-х гг. итальянская экономика последовательно переходит на «военные рельсы». Примерно в 1935–1936 гг., как раз с выходом из депрессии, страна могла преодолеть некую развилку в своём дальнейшем развитии. Но режим Муссолини не оставил выбора: шовинизм и агрессивный национализм являются ключевыми элементами фашистской идеологии, откуда проистекает поиск «военной авантюры». Война в Эфиопии (1935–1936 гг.), интервенция в Испании (1936–1939 гг.) и в итоге участие во Второй мировой войне на стороне Германии стали для фашистской Италии закономерной трагедией.

Исходя из этой внешнеполитической логики, следует оценивать и многие меры государственной экономической политики не только в 1930-е гг., но и в более ранний период. Вторая половина 1920-х гг. ознаменовалась целым рядом знаковых событий, таких как «битва за лиру» и спасение от банкротства предприятий тяжёлой промышленности, «битва за хлеб» для сокращения продовольственного импорта, создание государственной нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей компании Agip, призванной обеспечить топливом отечественную промышленность как за счёт итальянских (такие ещё были), так и за счёт зарубежных месторождений нефти. Список промышленных производств, наращивавших выпуск продукции в годы кризиса, также весьма красноречив: алюминий был необходим для авиационной промышленности, свинец – для производства боеприпасов, азотная кислота – для взрывчатых веществ, целлюлоза – также для взрывчатых веществ и искусственных волокон, в том числе для изготовления парашютов. В результате антикризисных мероприятий государство берёт под непосредственный контроль ВПК и целый ряд связанных с ним отраслей: металлургию и металлообработку, машиностроение, судостроение, химическую промышленность. А создание национальных институтов социального страхования даёт возможность использовать их ресурсы и для финансирования военных расходов.

В 1934 г. начинается подготовка к войне в Эфиопии, что приводит к росту государственных заказов на промышленных предприятиях и снижению безработицы уже в 1935 году. В последующие годы для освоения «новых территорий» в Восточную Африку (Эфиопия, Сомали, Эритрея) направляются сотни тысяч переселенцев. Миграционная политика и рост занятости благодаря военным заказам во многом объясняют тот факт, что в Италии в 1930-е гг. больше не используется инструмент «общественных работ».

В ноябре 1935 г. Лига Наций осудила агрессию в Эфиопии и приняла решение о применении к Италии экономических санкций. Формально речь шла о запрете на поставки стратегической сырьевой и военной продукции, покупку итальянских товаров и предоставление Италии кредитов. В действительности санкции не распространялись на целый ряд «жизненно важных» товаров, таких, например, как нефть и уголь, и многие страны, даже проголосовавшие за санкции, продолжали поддерживать с Италией полноценные торговые отношения.

Но для Муссолини решение Лиги Наций стало настоящим подарком: Италия немедленно перешла к политике автаркии и импортозамещения, лира была девальвирована.

В качестве реакции на экономические санкции государство полностью взяло на себя регулирование внешнеторговой деятельности, была введена государственная монополия на все валютные операции и импорт целого ряда стратегических товаров, а в 1936 г. принят закон «О защите накоплений и кредитной дисциплине», известный больше как второй «банковский закон».

Создание IMI и национализация крупнейших коммерческих банков под контролем IRI позволили довести до конца банковскую реформу, начатую в 1926 году. В 1936 г. в стране была создана классическая «двухуровневая» банковская система, в которой Банк Италии получил кроме исключительного права эмиссии все необходимые регуляторные функции и инструменты, а сфера деятельности коммерческих банков была ограничена краткосрочным кредитованием. Политика долгосрочного кредитования экономики была передана IMI, а контроль государства над банковской сферой стал тотальным: в его руках оказалось более 50 процентов всех банковских вкладов.

Если бы не кратковременный «шок» 1936 г., связанный с внешнеэкономическими факторами (девальвация, санкции, автаркия), можно было бы считать, что к 1935–1936 гг. благодаря принятым мерам экономика Италии по основным макроэкономическим параметрам (уровень ВВП, промышленного производства, безработицы) преодолела спад и вышла на докризисный уровень.

Наиболее явным результатом преодоления кризиса становятся качественные изменения экономики в 1930-е годы. В Италии завершается процесс индустриализации и модернизации промышленности. Благодаря государственной поддержке она получает развитые «базовые» и для своего времени технологически передовые отрасли, в числе которых машиностроение и металлообработка, химическая промышленность, нефтепереработка. К началу Второй мировой войны промышленность наконец превосходит по объёмам производства в стоимостном выражении сельское хозяйство.

Но после спада в 1936 г. дальнейший рост ВВП и промышленного производства вписываются уже в совершенно иную экономическую реальность – механизм военной экономики со всеми негативными (и необратимыми) последствиями. Стремительный рост государственных расходов и дефицита госбюджета, обесценение национальной валюты, инфляция, чёрный рынок, возврат к 48-часовой рабочей неделе, введение чрезвычайных налогов – вот неполный список социально-экономических процессов, с которыми Италия «выходит» из кризиса и депрессии и начинает двигаться к войне.

Если 1935–1936 гг. – это пик массовой поддержки режима (вой­на в Эфиопии вызывает энтузиазм молодёжи, санкции Лиги Наций – искренний взрыв национального гнева и единения), то в последующие несколько лет настроения в обществе начинают меняться. С одной стороны, недовольство вызывают рост цен, дефицит или плохое качество импортозамещающих товаров, мобилизационные меры на производстве. С другой – оправданные опасения части элиты и основной массы населения из-за стремительного сближения с гитлеровской Германией и расширения зоны военных конфликтов, в которых участвует Италия. Муссолини продержится у власти ещё несколько лет, но после июльского переворота 1943 г. вернуться к ней сможет только на «немецких штыках» – и то на непродолжительное время.

 

Послевоенное «экономическое наследие»

 

Форсированная милитаризация экономики Италии с середины 1930-х гг. является важнейшим фактором, не позволяющим адекватно оценить немедленный эффект антикризисных мер. В итальянской экономической историографии преобладают негативные оценки политики фашистского режима в этот период: темпы роста не позволили догнать более развитые экономики, качество человеческого капитала и производительность труда падали[14], выход из кризиса стал переходом к национальной катастрофе, которая была предопределена логикой развития фашистского режима.

С подобными выводами нельзя не согласиться, но вместе с тем анализ антикризисной политики итальянского фашизма в 1929–1936 гг. приводит к более неоднозначным выводам.

Для Италии Великая депрессия, начавшаяся в 1929 г. стала продолжением затяжного структурного кризиса: остро стояла потребность в изменении институтов государственной экономической политики, финансово-кредитной системы, трудовых отношений и социальных институтов, модернизации экономики.

Мировой кризис стал своеобразным катализатором экономических изменений, уже запущенных за несколько лет до него. Система государственной поддержки банкротов, прежде всего в ключевых секторах экономики, практика государственного предпринимательства, политика социального страхования, реформа банковской системы – всё это уже было запущено в 1920-х гг. в силу объективных потребностей в дальнейшем развитии страны. Социально-экономические преобразования, безусловно, несли отпечаток политической специфики тоталитарного режима и в первую очередь осуществлялись с помощью жёстких (подчас репрессивных) мер и манипуляций общественным сознанием.

Таким образом, в течение примерно десяти–одиннадцати лет, из которых последние семь приходятся на кризис и выход из него, в Италии реализуется последовательная политика по усилению роли государства в экономике и поддержке стратегически важных промышленных предприятий и финансовых институтов. Этот подход продиктован не только условиями кризиса, но и политической логикой режима. Такое совпадение приводит к тому, что в Италии в 1930-е гг. готовится смена экономической модели развития: переход от аграрно-индустриальной к индустриальной экономике, от экономического либерализма – к устойчивому дирижизму.

Эта логика не нарушается, но проявляется в крайних формах с окончательным выбором в пользу милитаризации. Следуют военная, политическая, экономическая и моральная катастрофа национального масштаба. За неполных три года, в 1943–1945 гг., страна переживает падение режима, оккупацию, гражданскую войну, разруху.

Негативный опыт «выхода из кризиса» фашистского режима в Италии очевиден и многократно подвергался критическому анализу историками и экономистами. Правомерно ли извлекать из него рациональные элементы? Однозначного ответа на этот вопрос нет, потому что моральные и политические риски подобного анализа слишком велики. И тем не менее… Главное, на что следует обратить внимание в случае Италии, – на уникальность ситуации, когда созданные фашистским режимом институты оказываются способны «работать» не только на выход из депрессии 1930-х гг., но и на послевоенное восстановление и дальнейшее развитие экономики страны.

В 1947 г. администрация США определяет в качестве «оператора» по реализации Плана Маршала в Италии созданный в эпоху Муссолини институт IMI. Он останется основным национальным «институтом развития» до приватизации 1998 г., одним из наиболее значимых «авторов» итальянского экономического чуда 1960-х гг. становится IRI. В послевоенный период это крупнейшая многоотраслевая корпорация Италии с численностью занятых до 500 тысяч человек на предприятиях необычайно широкого профиля: от розничной торговли до микроэлектроники. Институт ликвидирован лишь в 2002 г. по итогам постепенной приватизации активов, занявшей почти двадцать лет. Наконец, «банковский закон» 1936 г. отменён лишь в 1993 г., как уже не отвечавший новым экономическим реалиям, а институты социального страхования (INPS, INAIL), созданные в 1930-е гг., функционируют до сих пор. Финансовая помощь в форме займа или погашения кредита в обмен на передачу государству акций получателя помощи, столь распространённая в Италии в 1930-е гг., – инструмент, который применяется до сих пор в целях предотвращения банкротств стратегически важных компаний. 

Пример Италии говорит о том, что кризис может открыть окно возможностей для долгосрочного развития и серьёзной структурной перестройки экономики, реформирования социально-экономических и финансовых институтов. Насколько хороша для этого тоталитарная модель политического устройства? Итальянская история – свидетельство того, что в национальных и международных масштабах издержки использования такой модели все же неоправданно высоки.

От краха к чуду
Ксения Спицына
Япония с середины 1945 г. до конца 1950-х гг. прошла тяжёлый путь от послевоенного коллапса до запуска «экономического чуда». Перемены, произошедшие в этот период, стали достоянием экономической истории мира, породив множество подражаний. Частые обращения к тому опыту оправданы его многогранностью, в том числе и с позиции осмысления вывода из состояния глубокого кризиса сложной системы национального масштаба и её дальнейшего развития.
Подробнее
Сноски

[1]      Frasi e fatti del regime corporativo – “Lotte sindacali”, №3-4, 1933, p. 51.

[2]      Рассчитано по Serie Storiche della contabilità nazionale 1861-2017. URL: https://www4.istat.it/it/prodotti/banche-dati/serie-storiche

[3]      См., например, B.Bemanke, H.James. The Gold Standard, Deflation, and Financial Crisis in the Great Depression: An International Comparison // Financial Markets and Financial Crises, University of Chicago Press, 1991; F.Mattesini. Italy and the Great Depression: An Analysis of the Italian Economy, 1929–1936 // Explorations In Economic History №34, 1997.

[4]      Рассчитано по Serie Storiche della contabilità nazionale 1861-2017. URL: https://www4.istat.it/it/prodotti/banche-dati/serie-storiche

[5]      Эта тема подробно изложена в: G.G.Migone. The United States and Fascist Italy: The Rise of American Finance in Europe // Cambridge University Press, 2015. Характерно, что в оригинале (итальянское издание 1980 года) название несколько иное: Gli Stati Uniti e il fascismo: Alle origini dell’egemonia Americana in Italia (Соединённые Штаты и фашизм: у истоков американской гегемонии в Италии).

[6]      Villari L. Il capitalismo italiano del Novecento, cit., p. 96.

[7]      Migone G.G. Gli Stati Uniti e il fascismo // Milano, Feltrinelli, 1980, pp. 129-131.

[8]      Рассчитано по Serie Storiche della contabilità nazionale 1861-2017. URL: /https://www4.istat.it/it/prodotti/banche-dati/serie-storiche

[9]      Рассчитано по Sommario di stastistiche storiche italiane (1861-1955) // Roma, ISTAT , pp. 123-134 ; G.Mori, Il capitale industriale in Italia // Roma, 1977, p. 479 ; R.Romeo. Breve storia della grande industria in Italia // Roma, 1963, pp. 221-232.

[10]    Рассчитано по Serie Storiche della contabilità nazionale 1861-2017. URL: https://www4.istat.it/it/prodotti/banche-dati/serie-storiche

[11]    Archivio Storico Iri, Sezione Finanziamenti, Relazione del consiglio di amministrazione sul bilancio al 31 dicembre 1934, citato in AA VV, Storia dell’Iri (a cura di Valerio Castronovo) // Editori Laterza, Roma-Bari, vol. 1, 2012, p. 186.

[12]    Gramsci A. Il materialism storico e la filosofia di Benedetto Croce // Torino, 1949, p. 194.

[13]    Силлаба С. Профсоюзная политика итальянского фашизма // М.: Профиздат, 1935, с. 84-85.

[14]    См. например: P. Sylos Labini. La politica economica del fascismo. La crisi del ’29 // Moneta e Credito, vol. 67, №265, 2014, p. 54; G.Toniolo. La crescita economica italiana, 1861-2011 – L’Italia e l’economia mondiale // Collana storica della Banca d’Italia, 2014, pp. 28-29.

Нажмите, чтобы узнать больше
Содержание номера
Шанс на перемены
Игорь Макаров
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-5-8
Кризис в головах
Очистительный кризис?
Сергей Караганов
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-10-20
Важнейшее событие XXI века
Марк Узан
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-21-25
Пандемическая депрессия
Кармен Рейнхарт, Винсент Рейнхарт
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-26-36
Кризисы, сформировавшие наш мир
«Энергетический Пёрл-Харбор»
Игорь Макаров, Максим Чупилкин
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-38-53
Рынок как вожделение
Дэвид Лэйн
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-54-61
Звоночек без последствий
Игорь Макаров, Екатерина Макарова
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-62-79
Кризисы и поляризация
Евгения Прокопчук
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-80-90
Великая депрессия: мать всех кризисов
Отчаянные времена – отчаянные меры
Мег Джейкобс
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-92-103
От Великой депрессии к системным реформам
Леонид Григорьев, Александр Астапович
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-104-119
Крах первой германской демократии
Наталия Супян
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-120-137
Трудный путь к дирижизму
Иван Простаков, Анна Барсукова
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-138-155
Империя под ударом
Игорь Ковалев
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-156-170
Когда лекарство хуже болезни
Иван Простаков
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-172-186
Кризис по-восточному
От краха к чуду
Ксения Спицына
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-188-200
Единение против напасти
Светлана Суслина, Виктория Самсонова
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-201-211
Две стороны одной проблемы
Евгений Канаев, Александр Королёв
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-212-224
Кризис в ритме сальсы
Ловушки развития
Леонид Григорьев, Марина Стародубцева
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-226-242
Справа налево
Алина Щербакова
DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-1-243-253