Два саммита, прошедшие на этой неделе в Екатеринбурге –
Шанхайской организации сотрудничества и БРИК – были призваны
продемонстрировать дальнейшую внешнеполитическую диверсификацию
России.
О встрече руководителей Бразилии, России, Индии и Китая
можно сделать парадоксальный вывод. Этот формат интересен тем, что
между его участниками нет практически ничего общего.
У четырех стран разные политические системы, типы национальной
самоидентификации, экономические модели, приоритеты развития и
отношения с крупнейшими игроками на мировой арене. БРИК – нечто
вроде незападного мира в миниатюре, поэтому идущая в его рамках
дискуссия отображает все многообразие глобальных проблем. Западный
взгляд на мировые процессы и так повсюду доминирует, поэтому
полезно послушать мнение четверки весьма значительных
государств.
При этом, конечно, ни о каком блоке, альянсе или даже
формализованной организации, принимающей практические решения, речи
быть не может. Согласие носит только самый общий характер. Любая
попытка конкретизации столкнется с непреодолимым различием
интересов, которые зачастую не противоречат друг другу, но вовсе
лежат в разных плоскостях. Поэтому в рамках БРИК трудно даже
говорить о какой-то внутренней конкуренции – эта структура попросту
не обретет ту степень оформленности, при которой расхождения
участников чему-то препятствуют.
В ШОС ситуация противоположная. Интересы стран-членов
переплетаются теснейшим образом, что создает комбинацию
взаимодействия и соперничества.
Того, что в ШОС входят Китай и Россия, достаточно, чтобы
обеспечить пристальное внимание к этой организации. В последние
годы опасение, что возникнет альянс Москвы и Пекина, не покидает
западных политиков. И в первой половине 2000-х годов движущей силой
политического сближения в рамках ШОС действительно служило желание
обозначить «гостю», то есть Соединенным Штатам, пределы допустимого
в регионе, «хозяевами» которого являются Россия и КНР.
Наиболее ярко такой подход проявился в обращении к Вашингтону с
призывом определить срок пребывания Вооруженных сил США в
Центральной Азии, а также приглашение Ирану участвовать в работе
группы, правда, в качестве наблюдателя.
Однако ШОС развивается. Когда четыре года назад «шанхайцы»
ставили вопрос об уходе американских войск, подразумевалось, что их
задача там выполнена и оснований оставаться больше нет. Сегодня
говорить об окончании миссии не приходится – нестабильность в Южной
Азии и на Среднем Востоке усугубляется. США и их союзники, скорее
всего, и сами теперь предпочли бы завершить свое пребывание, но
никто не знает как. В этой ситуации
значение ШОС автоматически растет. Удивительно, как
Соединенным Штатам и НАТО до сих пор удавалось избегать
взаимодействия с этой структурой при разрешении проблем Афганистана
и Пакистана.
Вашингтон безуспешно пытается активизировать европейских
союзников, которые не слишком хорошо понимают, что они делают так
далеко от традиционной зоны ответственности Североатлантического
альянса. Между тем ни Китаю, ни России, ни центральноазиатским
странами не надо объяснять, почему афгано-пакистанский узел для них
жизненно важен. В пакистанском случае обойтись без Пекина и вовсе
невозможно – влияние КНР на тамошнюю военную элиту постепенно
перевешивает американское влияние.
Конечно, быстрого взаимопонимания ожидать не приходится. Взгляды
и приоритеты ШОС и западной коалиции расходятся по очень многим
пунктам. Но мир пребывает в таком состоянии, что легких решений не
осталось нигде. А стимулом к взаимодействию может послужить
понимание того, что возможности Америки и ее союзников
ограничены.
В последнее время появились симптомы того, что США начинают
воспринимать ШОС более практически, отходя от отношения к нему как
к сугубо недружественному объединению. Импульс при этом исходит не
от политиков, которые опасаются конкурирующих альянсов, а, скорее,
от военных, которым надо решать конкретные задачи «в поле». Поэтому
роль организации на глобальной арене будет постепенно возрастать,
что отвечает интересам всех стран-участниц, прежде всего России и
Китая.
Но если на глобальном уровне интересы Пекина и Москвы в
основном совпадают (в том числе и по принципам мироустройства), то
на региональном они становятся все более явственными
конкурентами.
Тем более что Россия рассчитывает, за счет консолидации своего
регионального влияния, повысить собственный мировой вес.
Пекин рассматривает ШОС как механизм укрепления своего
присутствия на центральноазиатских рынках и расширения доступа к
энергоресурсам региона. Москва думает то же самое, но о себе. При
этом экономическое доминирование Китая в ШОС неоспоримо, как по
целенаправленности проводимой политики, так и по объему средств,
которые КНР может направить на ее поддержку. Так, на саммите в
Екатеринбурге Китай заявил о намерении выделить 10 миллиардов
долларов на различные проекты в рамках организации, что больше
всего Антикризисного фонда, инициированного Россией в ЕврАзЭС.
Эксперты давно отмечают, что Москва сознательно притормаживает
экономическую интеграцию ШОС, понимая, что каждое новое начинание
будет укреплять не российские, а китайские позиции.
Конечно, обольщаться по поводу предлагаемых Пекином средств
центральноазиатские столицы не будут: прагматизм Китая, который не
оказывает помощь, а только финансирует выгодные ему проекты, хорошо
известен. Россия в этом смысле настроена на чуть большую
филантропию, хотя степень ее уменьшается.
Российский козырь – военно-политическое сотрудничество.
Китай, в силу своей внешнеполитической философии, гарантий
безопасности давать никому не будет.
Да и готовность небольших соседей ими воспользоваться неочевидна
– доминирования Пекина они опасаются больше, чем Москвы. Страны
Центральной Азии заинтересованы в российском «зонтике», который
формируется под крышей ОДКБ. Но противоречия между самими
центральноазиатскими государствами, с одной стороны, и их различные
претензии в адрес России – с другой, обещают, как минимум,
непоследовательность.
Узбекистан, например, обладает наиболее мощными в регионе
вооруженными силами и поэтому способен внести вклад в обеспечение
безопасности. Но в политическом плане Ташкент постоянно лавирует и
уже не раз менял вектор. Нежелание Ислама Каримова подписывать
документ о создании Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ
объяснили техническими обстоятельствами, но реальные причины,
конечно, куда серьезнее.
По мере превращения ШОС из символической организации по
осуждению американского экспансионизма в структуру, которая ставит
перед собой конкретные региональные цели,
задача Москвы усложняется. Требуется кропотливая и
последовательная работа с соседями, а также выверенная стратегия
отношений с «другом-соперником» Китаем. Ни того, ни другого пока не
заметно.
А без этого вероятно повторение того, что уже наблюдается на
западном фронте отечественной внешней политики. В России будет
накапливаться неудовлетворение ситуацией и раздражение на
партнеров, которые ведут к известным последствиям для
отношений.
