В США президента наделили полномочиями по конфискации российских активов, замороженных в стране, на нужды восстановления Украины. Евросоюз подготовил основания для изъятия доходов от активов России. Какие риски это несёт мировой экономике? Адаптировалась ли она к прямому политическому вмешательству? Можно ли преодолеть американскую гегемонию в мировых финансах? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал исполнительный директор от России в МВФ Алексей Можин в интервью для передачи «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: Разные специалисты Международного валютного фонда (МВФ) уже неоднократно говорили, что конфискация российских активов и даже доходов от них – вещь рискованная, потому что мировая экономика может странно отреагировать. Как обыватель, я не очень понимаю – а что такого? Взяли и взяли. Каких последствий боятся?
Алексей Можин: Россия – не первая страна, против которой применяют меру замораживания активов, валютных резервов Центрального банка. Существует довольно длинный список таких стран – там и Иран, и Венесуэла, и многие другие. Но с точки зрения размеров этой «кражи», если уж называть вещи своими именами, это, конечно, совсем другой уровень.
Почему есть риски для мировой экономики? Почему МВФ, притом, что он политизирован и контролируется теми же западными странами, высказывает разного рода опасения? Потому что другие страны, которые хранят свои валютные резервы в долларах или евро, конечно, этот сигнал получили – есть опасность для международной валютно-финансовой системы.
Фёдор Лукьянов: Имеется в виду, что они просто начнут забирать свои деньги?
Алексей Можин: Конечно, и это происходит. Некоторые видят в том, что творится, начало бегства от доллара. Это проявляется, например, в том, что происходит с ценами на золото: цена улетела уже за 2,5 тысячи долларов за унцию. Не только Центральные банки продают долларовые активы и покупают золото, но и абсолютно неслыханный и небывалый спрос на золото со стороны обывателей, со стороны населения разных стран. То есть люди всё меньше и меньше доверяют безопасности, надёжности хранения своих сбережений в долларах. Ведь современная международная монетарная система – это три вещи: плавающие курсы валют, трансграничная свобода движения капиталов и роль американского доллара как главной резервной валюты, которая позволяет поддерживать эту систему. Поэтому риски очень серьёзные.
Фёдор Лукьянов: Мне, как человеку, который наблюдает со стороны, любопытно, что это будет означать на практике. Допустим, Запад объявил о конфискации крупного российского актива. Затем приходит, например, Саудовская Аравия и говорит: «Знаете, мы забираем свои активы». Может ли она просто взять их? Ведь там сложный комплекс отношений, не просто так – пришёл и забрал.
Алексей Можин: Страны покупают американские долларовые активы, и это становится частью их валютных резервов. Свои валютные резервы они не в подвале в долларовых бумажках держат, а покупают эти активы и получают проценты на них.
Саудовская Аравия, думаю, тоже внимательно следит. У них очень большие валютные резервы. Мы видим, что китайцы сокращают долю валютных резервов в долларах, продают их потихоньку – они понимают, что если сейчас «вывалят» весь свой триллион с чем-то, все свои резервы, то это обрушит доллар и, скорее всего, приведёт к полному хаосу мировой экономики. Саудовцы тоже так делают. Это всё довольно легко отслеживается, потому что страны публикуют размеры своих валютных резервов и их структуру.
Фёдор Лукьянов: Американцы и европейцы, соответственно, им говорят: «Ребята, вы не волнуйтесь, это вас не касается: просто Россия так себя повела – сама виновата, а так всё спокойно». Да?
Алексей Можин: Мы можем только догадываться, что, кто и кому говорит, но, думаю, да – вы правы. Они сейчас пытаются как-то всех успокоить, потому что тоже понимают неизбежно возникающие риски. Наверное, они даже пытаются как-то эти риски ослабить, потому нечто подобное и говорят.
Но, повторяю, Россия – не первая страна, против которой применили такое безобразие. Говорить можно всё что угодно, но мы видим, что происходит с ценами на золото. То же самое, кстати, – и с ценами на биткоин (другой способ уйти от доллара – продать доллары и купить биткоины).
Фёдор Лукьянов: Это ещё одна важнейшая тема, которая активно обсуждается в контексте председательства России в БРИКС. Несмотря на все тревожные сигналы, мы понимаем, что роль доллара в международной валютной системе пока гигантская, и её очень трудно поколебать. Насколько продвинулось осознание того, что надо отказываться от монополии?
Алексей Можин: Процесс дедолларизации происходит уже некоторое время. Вы правильно упомянули страны БРИКС. И вы попали здесь в точку, потому что чуть ли не каждый день выходят публикации аналитиков, экономистов из разных стран, где говорится, что существующая международная валютно-финансовая система оказалась в таком критическом состоянии, что может развалиться.
Есть и внутренние факторы, которые тоже приводят к росту недоверия к долларовым активам. Прежде всего, это уровень госдолга Соединённых Штатов – он достиг высокого уровня. И, самое главное, не видно, как и когда они могут этот уровень понизить, то есть долг будет только расти и увеличиваться. Во всех публикациях, как правило, упоминаются страны БРИКС именно в контексте того, что эта группа стран должна найти альтернативные решения и защитить мировую экономику от потенциального хаоса.
Всё это сопровождается фрагментацией мировой экономики. Раньше мы говорили о глобализации, снятии барьеров, о том, что границы становятся всё более и более открытыми для торговли, для движения капиталов. Сейчас происходит обратный процесс – называется «фрагментация»; он имеет последствия, в том числе – снижение роста экономики.
И почему-то появились ожидания, что именно страны БРИКС, крупнейшие незападные государства, чуть ли не обязаны предложить какие-то альтернативы.
Фёдор Лукьянов: В БРИКС, как мы знаем, своих сложностей немало. Они ещё будут преодолеваться.
МВФ, будучи политическим институтом, всё-таки всегда рассматривался и как мощнейший экспертный аналитический центр по экономике. В какой степени сейчас в МВФ, если смотреть изнутри, анализ состояния и перспектив мировой экономики трезв и не политизирован?
Алексей Можин: Интересный вопрос. МВФ всегда был политизирован, но степень политизации варьировалась. Были периоды, когда мне казалось, что политизация сокращается, сейчас, наоборот, что Фонд очень сильно политизирован. Руководящий орган МВФ – это Совет директоров, где сидят 24 директора, представляющие разные страны. Я – один из таких. Притом одни страны имеют своего директора, а другие – объединяются в группы так, что один директор может представлять и десять, и пятнадцать, и даже двадцать стран. По креслам Совет делится примерно пополам: двенадцать на двенадцать – Запад против не-Запада. А по голосам – нет. По голосам Запад – это почти 60 процентов, а не-Запад – чуть более 40 процентов. Они диктуют условия. Они определяют решения. Мы видим, что происходят всё более и более нечестные решения Совета директоров. По-английски это звучит более сильно: я это называю “fundamentally dishonest” (глубоко нечестные решения). Примеров – миллион.
Есть чёрный список стран, которым МВФ не помогает. К примеру, Сирия. Я представляю две страны – Россию и Сирию. Сирия к нам добавилась в последние четыре года. Крупнейшие землетрясения – случай, когда МВФ обязан прийти на помощь, предоставить финансовую поддержку и так далее, но естественно – ничего. Недавно было заседание Совета директоров по Грузии. Грузия имела (и вроде бы как – и имеет) так называемую предупредительную программу с МВФ, то есть денег грузинам не нужно – у них в экономике всё более-менее хорошо: низкая инфляция, низкий долг, бюджет в хорошем состоянии. В этом плане грузины много лет вели себя ответственно. Вдруг год назад им эту программу заморозили, приостановили чисто по политическим причинам, из-за того, что нынешнее правительство как бы не слушается.
Фёдор Лукьянов: Имеется в виду закон об иноагентах?
Алексей Можин: Год назад только начали его, видимо, обсуждать, я не уверен. Но это вопиющий пример того, когда решения принимаются исключительно на основе политических, внешнеполитических целей большинства МВФ.
Фёдор Лукьянов: Это публичная политическая сторона. Но ведь внутренних документов для служебного пользования, где пишут правду для себя, тоже нет?
Алексей Можин: Вы знаете, документы в основном публикуются. Какие там секреты, когда все сидят и каждый своим властям докладывает о происходящем – тут что-то спрятать сложно. Вообще эта политизация и усиление нечестности, безусловно, не вина сотрудников, аппарата постоянных сотрудников Фонда – это люди высокой степени компетентности, профессионалы, которые, как правило, болеют за дело; если они занимаются какой-то страной, то выкладываются и искренне хотят помочь. Это не вина руководства Фонда, директора-распорядителя (Managing Director) Кристалины Георгиевой, её заместителей из разных стран. Это, конечно, результат деятельности Совета директоров, который находится под контролем Запада, и их давления на руководство, на аппарат.
Есть примеры нечестной аналитики, когда в одном случае какие-то негативные события выпячиваются, показываются, а в другом – замалчиваются. Иными словами – есть «хорошие» страны и есть «плохие». Это всё больше, к сожалению, распространяется в том числе и на ту аналитику, которую делает Фонд.
Но не нужно понимать это слишком буквально, потому что, например, последние прогнозы по российской экономике Фонд сделал достаточно хорошие; по-моему, они даже выше, чем наши собственные.
Фёдор Лукьянов: Я понимаю, что с профессиональной точки зрения сейчас довольно тяжело работать в такой атмосфере. Но именно по-человечески вы чувствуете отторжение, неприязнь, изменившееся отношение коллег – тех же самых профессионалов, о которых вы сказали?
Алексей Можин: На уровне сотрудников Фонда – нет. Я там очень давно работаю.
Фёдор Лукьянов: Дуайен[1] фактически?
Алексей Можин: Я был дуайеном, меня «заморозили». Я – «замороженный дуайен». Сейчас функции дуайена поделили на троих других директоров. С сотрудниками Фонда у меня многолетние отношения. С очень многими людьми, с которыми я давно сотрудничаю, отношения не изменились.
А вот с членами Совета директоров – да. Они часто позволяют себе грубые резкие высказывания в адрес России и её руководства. Я, естественно, огрызаюсь, что-то говорю в ответ. Председатель – в лице Кристалины Георгиевой или её замов – пытается как-то это остановить.
С другой стороны – это с коллегами из западных стран у меня отношения стали холодными. Зато с представителями незападных стран, наоборот, вдруг очень даже потеплели: приходят, сидят, не знаю, как выгнать. (Смеётся) Это и африканцы, и латиноамериканцы, и арабы, и иранцы, и азиаты – беседуем часами: они спрашивают, им интересно, что и как происходит.
Есть и откровение вредительство, но не со стороны Фонда, а со стороны американской администрации. У меня в дирекции работает всего восемь человек, включая меня: заместитель, старший советник, другие советники, помощники. Визы не дают по шесть месяцев и больше, притом, что визы нам выдаются на год. Человек без визы может выехать из страны, но не сможет вернуться обратно. В середине апреля у нас был большой сбор, заседал министерский комитет (он заседает 2 раза в год – весной и осенью). Тянули с выдачей виз для нашей делегации. Визы дали, но после того, как все мероприятия уже начались, а наши сотрудники отменили авиабилеты, бронирования гостиниц, потому что иначе – штрафы. У нас было заседание Совета директоров, посвящённое итогам этих министерских заседаний, и я назвал эти манипуляции с визами садизмом. Но это садизм не со стороны Фонда, а со стороны администрации США.
Фёдор Лукьянов: В общем, холодная война у нас в полный рост. Стоит, видимо, почаще вспоминать прошлое, хотя тогда такого не могло быть, потому что Советский Союз в МВФ не участвовал. Значит, надо формировать новые фонды.
[1] В международном праве – глава дипломатического корпуса, старейший по времени аккредитования в стране пребывания дипломатический представитель высшего класса.
