04.06.2014
Конец многовекторности
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Территория бывшего СССР вступила в следующую фазу самоопределения. Подписание Договора о создании Евразийского экономического союза, события на Украине, спровоцированные конфликтом из-за ассоциации с ЕС, ожидаемое в конце июня заключение Евросоюзом таких соглашений с Молдавией, Грузией и той же Украиной, волнения в Абхазии — камешки мозаики, из которой сложится геополитическая картина.

Постсоветское пространство пережило несколько этапов. Сначала импульс, данный распадом СССР, испытывал на прочность «новые независимые государства». Часть из них устояла в унаследованных границах, несмотря на жестокие конфликты (гражданская война в Таджикистане, борьба России за Северный Кавказ), часть де-факто утратила земли, сохранив формальную целостность (Азербайджан, Грузия, Молдавия). Геополитическая конкуренция за «советское наследство» была скорее латентной. Запад, занятый поглощением «трофеев» в Центральной и Восточной Европе, а также утверждением глобального лидерства, не спешил вовлекаться в мутную и хаотичную постсоветскую политику. Хотя имелось в виду, что и на этот ареал должна рано или поздно распространиться система институтов и приоритетов западного мира. США и Европа не препятствовали России в действиях по стабилизации вдоль периметра своих границ, но следили, чтобы российское влияние не доминировало.

Во второй половине 90-х государства начали вставать на ноги, активизировалась и конкуренция внешних сил. Тем более что в Европе к тому времени основные стратегические решения (расширение НАТО и ЕС, углубление интеграции, нейтрализация и устранение инакомыслящих режимов наподобие сербского) были приняты. Россия к концу 90-х переживала рецидив системного кризиса, который вновь поставил страну на грань обвала. Впрочем, даже в этом состоянии Москва обладала богатым набором инструментов, чтобы не допустить полную переориентацию соседей на других патронов. Тогда основной внешнеполитической концепцией бывших союзных республик стала «многовекторность», маневрирование между Россией и ее конкурентами без окончательного примыкания.

В 2000-е годы такое положение вещей сохранилось, хотя все чаще предпринимались попытки самоопределения. Примером пророссийского выбора служила Белоруссия, хотя, находясь в постоянном конфликте с Западом, Александр Лукашенко ухитрялся лавировать для получения дополнительных преференций от России. Противоположный полюс — Грузия, курс которой при Михаиле Саакашвили стал однонаправленным. Характерный случай — Украина, которая после «оранжевой революции» попробовала рывок в Евро-Атлантику. Он провалился по внутренним причинам, несмотря на поддержку Запада. Образец фактического перехода на сторону США без формального декларирования — Азербайджан, флагман энергетических проектов, альтернативных российским.

Российско-грузинская война конца 2000-х знаменовала готовность Москвы применять силу, чтобы не допустить соперников в зону своих жизненных интересов. Но даже после этого вопрос ребром, «или-или», не ставился. Скорее действия России были призывом не разрушать более или менее многовекторный статус-кво, зафиксировать его, дабы не вынуждать никого на резкие действия. Но расстановка сил изменилась. Россия восстановила часть возможностей, Запад, напротив, утратил.

Украинская коллизия 2013 года обозначила следующий этап. Конфликт из-за соглашения об ассоциации с ЕС поставил Киев перед выбором. И Евросоюз, и Россия сделали предложения, сочетать которые, то есть действовать в привычной для Киева парадигме, оказалось невозможно. Последствия мы теперь знаем, но назад не отмотать — борьба внешних сил приняла принципиальный характер. И касается это не только Киева.

Большинству стран придется выбирать. Сохранить относительную дистанцию могут богатые ресурсами государства. Азербайджан, Туркмения, Узбекистан держатся в стороне от альянсов. Другой вариант «невыбора» пока чисто гипотетический — договоренность внешних сил о «совместной эксплуатации» той или иной страны, которая декларирует неприсоединившийся статус. Это предлагают ветераны холодной войны на Западе, говорящие о необходимости «финляндизации» Украины.

Время, когда внешние патроны старательно делали вид, что они не являются соперниками, а это позволяло играть в «геополитический плюрализм», заканчивается. Понятно, что любой выбор — это совокупность приобретений и издержек, и каждой столице придется самой вычислять баланс. Так, императив безопасности определил решение Еревана в пользу Евразийского экономического союза. Грузию Москва не остановит — в Тбилиси понимают, что шансов на возврат Абхазии и Южной Осетии нет, так что в этом отношении терять нечего, а иные способы воздействия Россия уже применяла. Случай Молдавии сложнее. И дело не столько в Приднестровье, сколько в Гагаузии, которая заявила намерение сделать свой выбор, если Кишинев сделает свой.

Фаза «определенный вектор» также не последняя. Мир и Евразия развиваются, так что не исключено, что после новых коллизий верх возьмут общие интеграционные тенденции. Что с рациональной точки зрения было бы самым правильным. Впрочем, как говорил вождь мирового пролетариата, прежде чем объединиться, надо как следует размежеваться.

| Российская Газета