Внешнеполитический сезон 2006-2007 гг. неожиданно
завершился для России на бравурной ноте. Гватемальский успех Сочи
словно прозвучал оптимистическим победным финалом очень непростого
периода, который в основном прошел под знаком конфронтационной
риторики и достаточно мрачных событий.
Как и год назад во время петербургского саммита “восьмерки”,
эффектный финал стал возможен прежде всего благодаря усилиям
Владимира Путина. Вообще все действия России на международной арене
несут на себе отпечаток личности президента. Он раз за разом
подтверждает, что является полновластным вершителем отечественной
политики в любых ее проявлениях, кажущихся зачастую весьма
противоречивыми.
Громкое возвращение
Россия громко заявила о возвращении на мировую арену в качестве
ведущего игрока. Формальной декларацией можно считать мюнхенскую
речь. Ее стилистика не оставила западным партнерам возможность
проигнорировать услышанное, что неоднократно происходило раньше,
когда Москва выдвигала претензии в более вежливой форме.
Кремль намерен добиваться пересмотра глобальных правил игры,
сформировавшихся в период, когда Россия не имела возможности
серьезно влиять на этот процесс. Об этом свидетельствует позиция по
Договору об обычных вооруженных силах в Европе, по деятельности
ОБСЕ, по американским планам противоракетной обороны.
То, с чем Россия относительно недавно мирилась, она более
терпеть не собирается. Уверенность в себе достигла той степени,
когда Москва претендует на ревизию не только политического
компонента мироустройства, но и его экономической составляющей,
хотя реальных возможностей для этого явно недостаточно. Тем не
менее именно о таком стремлении недвусмысленно заявил Владимир
Путин, выступая на экономическом форуме в Санкт-Петербурге.
Одиночество не пугает
К середине 2007 г. у России практически не осталось союзников
(казус с Белоруссией — наиболее явный пример). Но Москва, судя по
всему, проблемой это не считает. Отечественная элита не верит, что
в политике существует что-то помимо эгоистических интересов, т. е.
особые отношения с кем-то не просто не нужны, но и едва ли
возможны. Достаточно умения договариваться по конкретным вопросам,
когда это коммерчески или политически выгодно. Объективно позиции
России сегодня действительно довольно сильны благодаря мировой
энергетической конъюнктуре и наличию у ведущих политических игроков
серьезных проблем. Поэтому Кремль жесткого торга не боится, а по
каждой отдельной проблеме, уверены российские политические
стратеги, ситуативные единомышленники всегда найдутся.
Справедливости ради следует отметить, что в самое последнее
время наметилось нечто помимо голого прагматизма. Проявления пока
носят разрозненный характер. Одно из них — реакция Москвы на
перенос памятника в Эстонии, без сомнения, не обусловленная
меркантильными интересами. Другое — жесткая позиция по статусу
Косова, которая, к удивлению Запада, не представляет собой
приглашения к сделке. В первом случае речь идет о символах, важных
для создания новой российской идентичности, как ее понимают
идеологи нашего госстроительства. Во втором — о принципе
(невозможность отчуждении части страны без ее согласия), который
Москва не считает предметом для торга.
Имидж — ничто
Несмотря на постоянные сетования на предвзятость Запада, Россию
не очень беспокоят имиджевые издержки. Так, всеобщее осуждение
действий Москвы как несоразмерных не повлияло на решимость ввести
тотальную блокаду Грузии и отомстить Эстонии. Неотвратимость
возмездия тем, кто не проявляет должного уважения к России,
воспринимается как необходимый залог международного успеха.
Правда, по принципиальным вопросам поведение не просто строится
с учетом внешней реакции, но даже нацелено на манипулирование ею.
Так, нагнетание напряженности с Западом в период с февраля по июнь
было просчитанной подготовительной фазой перед последовавшим затем
“мирным наступлением” на ПРО. Подобная тактика может быть
результативна, хотя в долгосрочном плане довольно опасна.
Ситуация в мире расценивается Москвой как переходная и крайне
нестабильная. Нестабильность помимо угроз содержит в себе и
возможности. Когда все зыбко, можно, играя и рискуя, загодя
застолбить позиции в том глобальном устройстве, которое рано или
поздно сформируется. Такой подход вызывает оторопь Запада, который
усматривает в нем авантюризм. Победители в холодной войне к тому же
не хотят признать, что ее итоги образца 1990-х гг. оказались
промежуточными. Дальнейшее развитие происходит очень быстро и носит
не самый благоприятный для развитого мира характер.
Европу не выбирают
Модель “хорошая Европа — плохие США”, привычная для российского
взгляда на две части Запада, дает сбои. Представление о том, что
России легче найти общий язык со Старым Светом ввиду
культурно-географической близости и глубокой взаимной зависимости,
не соответствует действительности. С Вашингтоном Москва хоть и
ожесточенно пикируется, но располагается в одной системе координат
— действия с позиции силы, геополитический взгляд на мир,
безусловное доминирование национальных интересов над любыми другими
диктуют поведение обеих держав. Европейский союз военной силой не
обладает, от геополитики шарахается, а в преодолении национальных
интересов видит свою главную задачу. Его экономическая мощь
находится в вопиющем противоречии с политической слабостью.
Отношения ЕС — Россия зашли в очевидный тупик.
Активно подчеркиваемая глубокая взаимозависимость служит в такой
ситуации не залогом стабильности, а источником нервозности,
поскольку стороны очень плохо понимают друг друга. Вышеизложенные
особенности поведения Москвы усугубляют проблему, окончательно
смешивая воедино экономику и политику.
Внешнее признание
В 2006-2007 гг. Россия заставила весь мир относиться к себе
серьезно. Существует два типа поведения растущих держав. Одни
стараются как можно дольше держаться в тени, поскольку
заинтересованы в том, чтобы их недооценивали. Другие, напротив,
сделав очередной шаг, тут же громогласно требуют от всех признания
собственных прав и амбиций. К первой категории относятся те, кто
более других продвинулся за последнее десятилетие, — Китай, Индия,
Казахстан. Ко второй, например, Иран. Россия явно тяготеет ко
второму случаю — внешнее признание является необходимым условием ее
внутренней самоидентификации.
Потенциал быстрого и относительно безболезненного подъема России
исчерпан. А значит, нужно срочно избавляться от эйфории и
самоуверенности, которую мы приобрели благодаря удачному стечению
обстоятельств в последние годы.
