Июль – время, когда в международной политике наступает затишье. В нынешнем году, правда, шлейф от событий зимы-весны-2010/2011 обещает продлиться до сезона 2011/2012. Кампания НАТО в Ливии продолжается, и осмысленного завершения не просматривается. Устранение Муамара Каддафи от власти, которое, как уже не скрывают, является целью операции, может означать не конец, а как раз начало полномасштабного ливийского кризиса. Но это уже, похоже, вопрос следующего периода. А пока стоит подвести итоги завершающегося мирового сезона для российской внешней политики. Как и год назад, рискну предложить собственную десятку событий, оказавших на нее наибольшее влияние.
Голосование в СБ ООН по резолюции 1973, которая санкционировала применение силы против Триполи. Впервые с 1990 года Москва не заблокировала решение, которое легитимировало вмешательство извне во внутренние дела суверенного государства. Хотя в дальнейшем российские руководители делали противоречивые заявления (не только президент и премьер разошлись в трактовках, но и сам глава государства в зависимости от аудитории по-разному оценивал ход операции), значение шага не стоит недооценивать. Он знаменовал собой отход от модели, основанной на принципе (нерушимость суверенитета), в пользу ориентации на конъюнктуру. Это придает российской политике большую гибкость, но снижает уровень предсказуемости.
Последнее ярко проявилось в истории с выборами нового директора-распорядителя МВФпосле конфуза, случившегося с Домиником Стросc-Каном. В течение одной недели Москва сначала поддержала кандидата от СНГ (главу Центробанка Казахстана Григория Марченко), потом солидаризовалась с позицией БРИКС (европеец не должен возглавить фонд: настала пора растущих экономик), наконец, вместе с остальной «большой восьмеркой» приветствовала кандидатуру француженки Кристин Лагард.
Склонность к сидению на всем наборе стульев одновременно не способствовала укреплению БРИКС, о котором за пару недель до этого российский президент вместе с коллегами из четырех стран говорил как о новой мировой реальности.
Впрочем справедливости ради заметим, что ни Пекин, ни Дели, ни Бразилиа не проявили желания всерьез противопоставить что-то стремлению Европы заполучить вакансию.
Значение Китая как страны, которая, вероятно, будет оказывать все большее влияние на самоощущение России, продолжало расти. Уверенное поведение Пекина на юбилейном саммите ШОС и продолжающийся жесткий торг по поводу условий торговли энергоносителями наглядно подчеркнули, что Москве пора привыкать к новому тону разговора с КНР.
Территориальный конфликт с Японией, вспыхнувший с новой силой после посещения президентом Медведевым Курильских островов, интересен не содержанием, а местом действия. Курилы как таковые, безусловно, периферийны для российской политики, но Москва решила так напомнить о своих интересах в Азии и о том, что уходить из этой части мира она не намерена. Намек стал еще «толще» после того, как стало известно, что приобретенные у Франции «Мистрали» будет размещены именно на Тихом океане, а вовсе не на Черном море – поближе к Грузии, как опасались многие. Россия продолжает искать способы застолбить свое место в АТР, пока, правда, дальше символических жестов дело не идет.
Сама по себе сделка по покупке французских вертолетоносцев примечательна еще и тем, что стала первым ярким свидетельством реального, а не риторического слома блоковых границ в Европе. Ослабление институциональных связей внутри НАТО на фоне глубокого кризиса ЕС заставляет страны, обладающие экономическими или политическими амбициям, самостоятельно искать способы их реализации, все меньше оглядываясь на прежнюю военно-политическую дисциплину. Этот процесс, вероятнее всего, продолжится. России, правда, помимо упрочения связей с крупными европейскими партнерами он сулит нишу новой Саудовской Аравии – сырьевого гиганта, интересного прежде всего как мешок с деньгами.
Вступление в силу договора о СНВ подвело черту под перезагрузкой. Достигнуты практически все цели, которые ставились архитекторами этой политики, атмосфера отношений заметно улучшилась. Но исчерпание той повестки дня продемонстрировало, что дальше двигаться некуда.
Два вопроса, которые, как предполагалось, разовьют успех, – вступление России в ВТО и достижение прогресса по противоракетной обороне – вновь повисли в воздухе и, вероятно, теперь уже останутся без ответов как минимум до формирования в Москве и Вашингтоне новой конфигурации власти к концу 2012 года.
Дискуссия на тему ПРО, длившаяся полгода и завершившаяся однозначным отказом НАТО от российских идей, не была, вопреки всеобщей оценке, ни бессмысленной, ни провальной. Наивно надеяться, что стороны, столь мало доверяющие друг другу, быстро договорятся о сотрудничестве в такой деликатной сфере, как стратегическая безопасность. Однако сам факт обсуждения, в ходе которого звучали не только пропагандистские тезисы, но и предметные аргументы за и против, а также анализировались технологические возможности, стал важным и необходимым шагом. К теме ПРО все равно вернутся, и проделанная работа сэкономит время в будущем.
Бурные события в Белоруссии и в российско-белорусских отношениях окончательно изменили характер связей Москвы и Минска. Ни о каком союзе или братстве уже не вспоминают, Россия, всерьез разозлившись на бесконечные финты соседа, перешла на позиции диктата, пользуясь критическим положением, в котором оказалась экономика Белоруссии.
Минск дожимают на предмет продажи ключевых активов, и деваться Александру Лукашенко, похоже, некуда. Его согласие на передачу россиянам наиболее привлекательной собственности будет означать завершение эпохи, в течение которой «батьке» удавалось сохранять реальный суверенитет.
Продление до середины века срока пребывания российской военной базы в Армении подтвердило существующую расстановку сил, но и привлекло внимание к тугому узлу интересов и противоречий, который представляет собой сегодняшний Южный Кавказ. Безуспешные попытки Москвы сдвинуть с мертвой точки карабахский конфликт, неясность политической ситуации в Абхазии и Южной Осетии, провокационная деятельность Тбилиси, направленная на Северный Кавказ (признание парламентом геноцида черкесов в Российской империи), а также планомерное наращивание внешнеполитической активности Турции складываются во все более сложную мозаику.
Наконец, физический пуск многострадальной Бушерской АЭС в Иране стал лучом света в весьма тусклой палитре российско-иранских отношений. Региональные позиции Тегерана не слабеют, скорее наоборот, и тот факт, что иранская политика Москвы воспринимается всеми как несамостоятельная и производная от российско-американских отношений, не способствует росту авторитета России в Азии.
В целом сезон 2010/2011 в российской внешней политике не стал ярким. Прогресс являлся в основном отголоском предыдущих событий, а лавирование на грани непоследовательности было призвано минимизировать риски от турбулентной и непонятной внешней среды.
Такой подход, скорее всего, сохранится и на следующий сезон, тем более что в разгар его предстоит решение вопроса о власти, который будет поглощать львиную долю политической энергии страны.
