Намеченная на сегодня очередная инаугурация Уго Чавеса, который правит Венесуэлой уже почти полтора десятилетия, не состоялась. И, хотя Верховный суд признал перенос этого события законным, парламентское большинство готово защитить право лидера на президентство, а венесуэльские массы все еще на стороне народного трибуна, эпоха Чавеса заканчивается. Враг, с которым в итоге пришлось вести битву десантнику-подполковнику, оказался ему не по зубам.
Боливарианский социализм XXI века, построению которого президент Венесуэлы посвятил эти годы, едва ли переживет своего автора. Если бы перед выборами осенью прошлого года он решился не выдвигаться больше сам, призвав сограждан поддержать своего преемника Николаса Мадуро и ведя кампанию за него (по модели Путин — Медведев-2008: «голосуя за другого, выбираешь меня»), вероятно, тот имел бы неплохие шансы победить. Однако Чавес, похоже, не может представить себя на покое. Жизнь для него неотделима от власти, и он готов скорее умереть президентом, чем жить отставником. А в его отсутствие соратники едва ли удержат позиции. Даже последние выборы, которые Чавес выиграл, показали, что у оппозиции есть убедительный кандидат, а общество начинает уставать от команданте. Последним аргументом была его личная харизма и энергия.
Феномен Чавеса в мировой политике достоин пристального изучения. Венесуэла не та страна, которая обычно выходит на мировую авансцену.
Вполне периферийное государство, для которого, как и для многих аналогичных стран, углеводородное богатство является благословением и проклятием одновременно. Острое имущественное расслоение, множество социальных проблем, отнюдь не лидирующие, хотя и не последние, позиции в регионе. Сколь колоритен ни был бы хозяин дворца Мирафлорес в Каракасе, его калибр не позволяет рассчитывать на глобальный формат. Ну разве что региональный, да и то в основном потому, что многие страны-соседи, включая США, являются потребителями венесуэльской нефти.
Успех Уго Чавеса обусловлен тремя факторами, от него не зависевшими. Во-первых, это демократизация мира — как на национальном уровне, так и всей международной системы. Во-вторых, утрата с концом советского лагеря идейной альтернативы свободной рыночной модели и осознание того, что в ее рамках решаются отнюдь не все проблемы современности. В-третьих, изменение места и возможностей Соединенных Штатов.
Демократия сыграла решающую роль во взлете Чавеса. Когда в 1992 году десантный подполковник пытался совершить переворот, он еще не понял, что эпоха военных диктатур любого толка заканчивалась, они стремительно выходили из моды.
Отсидев тюремный срок, он двинулся в публичную политику и преуспел куда больше, чем на ниве заговоров. Чавес продемонстрировал, что в странах с глубокими социальными проблемами апелляция именно к демократии, к воле и интересам большинства (всегда находящегося в менее выгодном положении, чем меньшинство) сегодня намного эффективнее, чем любые авторитарные замашки.
Он проторил путь плеяде лидеров от соседа и единомышленника Эво Моралеса в Боливии до ветерана латиноамериканской политики Хосе Даниэля Ортеги в Никарагуа, в прошлом прокоммунистического диктатора, вернувшегося к власти сугубо демократическим путем.
Однако кроме демократии как способа организации власти Чавес стал бенефициаром и другого демократического процесса — эмансипации стран и эрозии мировой иерархии. Чем дальше от «холодной войны», тем громче разноголосица на международной арене, тем сложнее грандам контролировать процессы и диктовать свою волю. На этом фоне яркие лидеры, выступающие от имени мирового большинства, недовольного неравенством прав и возможностей, звучат убедительнее и находят больше отклика.
Чавес, конечно, не обладает интеллектуальными талантами своего предшественника Фиделя Кастро, зато смог выдвинуться именно благодаря иной, чем у кубинского вождя полвека назад, ситуации. Кастро и Кубу быстро стали воспринимать как передовой отряд Москвы, Чавес же в этом смысле более независим.
Крах советского коммунизма создал идеологический вакуум на одном из флангов. В середине 2000-х мне довелось наблюдать, как Чавеса принимали в Вене, где проходил регулярный саммит ЕС — Латинская Америка. Тысячи социал-демократов и прочих леваков, вышедших приветствовать «нового Фиделя», ликовали совершенно искренне. Они истосковались по зрелищным образам и лозунгам в пользу социальной справедливости, однонаправленность мирового развития, якобы ставшая очевидной с концом «холодной войны», на многих нагоняла тоску. А еще через какое-то время оказалось, что ее и нет, иллюзии того, что, сразив красного дракона, человечество вышло на торную дорогу прогресса, рассеялись. Конечно, театрализованные эскапады Чавеса с трибуны Генассамблеи ООН напоминали карикатуру, зато он четко попал в мировой тренд, который другие, более умеренные и респектабельные лидеры наподобие бразильца Лулы отражали и использовали по-своему. Кстати, с большей пользой для себя.
Наконец, президентство Чавеса совпало по времени со взлетом США к роли полновластного мирового гегемона и началом быстрого падения с этой вершины.
К концу 1990-х годов Латинская Америка устала от одобряемых Вашингтоном неолиберальных реформ, которые продвинули многие страны вперед, но усугубили социальные проблемы. С Чавеса начался левый поворот в региональной политике, на который наложилась и перемена в стратегии Соединенных Штатов.
Занявшись делами всего мира и даже почувствовав себя на время глобальной империей, США упустили из вида «задний двор», который за 2000-е годы ушел довольно далеко в сторону. Сейчас начинается если и не возвратная волна, то другой этап. Вашингтон пытается вернуть влияние в Южной Америке, и левоориентированные правительства сталкиваются с проблемами, благодаря чему оживляются правые силы.
Правда, стоит отметить, что правые, которые возвращаются, уже не могут и не смогут возродить в чистом виде либеральные подходы. И Венесуэла после Чавеса станет другой. Массы пережили эмансипацию, плоды которой сохранятся и дальше, игнорировать широкого избирателя не сможет больше никакой политик, аристократические традиции власти, свойственные Венесуэле в еще большей степени, чем другим странам континента, придется менять.
В этом заслуга Уго Чавеса. В остальном он имеет шанс войти в историю скорее как символ своего времени, чем как человек, который повел свою страну в будущее.
