Палитра исторической памяти ещё не сложилась в общую картину. Но более-менее ясно то, что общий, некогда согласованный всеми нарратив войны уходит в прошлое. В политической дискуссии на Западе мы наблюдаем сдвиг фокуса: теперь не так важна война, как то, что было после неё. О Победе, памяти и будущем поговорили 1 июня Алексей Миллер, Никита Ломагин и Фёдор Лукьянов. Беседа состоялась в рамках конференции «Изучение коммеморации 75-летия Победы», организованной Центром изучения культурной памяти и символической политики. Предлагаем вам почитать краткие тезисы выступающих.
Задача историков – говорить о том, о чём боятся говорить политики
Никита Ломагин, проректор и профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, ведущий российский историк Блокады
День Победы, несомненно, является главным объединяющим праздником. Это день, когда люди разных политических и иных взглядов проявляют единодушие. То, что случилось в связи с эпидемией, показало мобилизационную ограниченность нашего информационного общества.
За двадцать с небольшим дней в онлайн-акции «Бессмертный полк» приняли участие менее трёх миллионов человек – всего. В прежние годы 9 мая в каждой из двух столиц в шествии участвовало порядка полутора миллионов человек. И то, что Парад всё-таки будет проведён 24 июня, говорит о неудовлетворённости этим результатом. Символизм даты – понятен (24 июня 1945 г. был проведён первый парад Победы – прим.ред.).
Я ни в коем случае не хочу сказать, что «Бессмертный полк», который ушёл в онлайн, – это фиаско. Понятно, если бы акция состоялась в реальности, народу было бы в два, а то и в четыре раза больше.
Важно в онлайн-акции то, что это – осознанный процесс индивидуализации памяти. Люди, используя доступные ресурсы, архивы Министерства обороны, находят данные о своей семье, делятся ими – это важный процесс коммеморации. Возможно, 2020 год запомнится этим новым качеством – если раньше молодые люди ходили на парад с мамой и папой, держа их за руки, то теперь у них возникает новое измерение памяти.
Помимо «Бессмертного полка», снизу было инициировано много интересных мероприятий. С точки зрения охвата участников примечательна акция Льва Яковлевича Лурье (историк, журналист, петербургский краевед – прим.ред.) – прочтение вслух имён блокадников, людей, которые погибли, защищая Ленинград, и тех, кто жил там во время Блокады. Это напоминание о том, что у каждого события есть не только статистика, сухие цифры, но и свои герои.
Смена поколений стала заметной ещё несколько лет назад. В Санкт-Петербурге к 70-летию Победы ассоциация блокадников выдвинула инициативу привлечь к сохранению исторической памяти потомков жителей блокадного Ленинграда.
Сегодня сверху предпринимается множество попыток сохранения памяти, в том числе через тех людей, которые участвовали в помощи фронту в тылу: во время войны это были подростки непризывного возраста, работающие на оборонных предприятиях. Что касается Санкт-Петербурга, – был расширен статус жителей блокадного Ленинграда. Теперь его получают люди, которые родились или хотя бы какое-то время проживали в блокадном Ленинграде. Раньше они не попадали в разряд блокадников.
Процесс приватизации памяти начался не на параде в Белоруссии 9 мая 2020 года. Намного раньше. На 70-летие Победы мне удалось побывать в Минске на конференции, которую проводила Академия наук, и тогда уже было заметно, что наше поколение историков занимается сюжетами, которые связаны с изучением того, какую роль играли те, кто когда-либо служили или проживали на территории Белоруссии, поскольку они могут быть отнесены к категории белорусских героев. Любой командир, который проходил службу в Белоруссии, стал тем, кем он стал, благодаря белорусскому опыту, по это версии. Это условие строительства нации – должна быть своя война, своя победа. Белоруссия понесла большие потери во время войны – там каждый шестой погиб. И попытка написать свою историю войны – вполне понятно.
Советский Союз как квазиимперия мог бы поучиться коммеморации у Британии. Памятники тем, кто погиб, сражаясь за нашу страну, могли бы стоять на улицах крупных городов и сгладить попытки приватизации другими этой Победы. Но, с другой стороны, когда можно было их поставить – в СССР? Это была одна страна, общая победа – тогда мало внимания уделялось этническим сюжетам.
В переходе от героизации к виктимизации развенчивались многие вещи, которые делал СССР во время Второй мировой. Разумеется, министр иностранных дел ФРГ Хайко Маас был прав, когда заявил, что первой напала Германия. Но в деталях должны разбираться историки. А детали таковы, что американцы знали о секретном протоколе, подписанном 23 августа 1939 г., на следующий день, Уинстон Черчиль был осведомлён о грядущем нападении на Пёрл-Харбор, но не сказал об этом американцам. Ни американцы, ни англичане не будут говорить об этом и сейчас, потому что у них другие задачи. Дональд Трамп играет с Владимиром Путиным в «дух Эльбы» против Китая, что не мешает ему заявлять, что нацизм победили США и Великобритания. И что это – героизация или виктимизация памяти? Непонятно.
Как разделить историю и политику? Как показать, что международные отношения намного сложнее, чем сведение счётов за события 75-летней давности? Могут ли комиссии историков, которые множество раз предлагали создать наши российские президенты, произвести некое значимое знание, которое может быть использовано международными элитами? Ведь задача историков – говорить о том, о чём боятся говорить политики.
Если размышлять о будущем, то, скорее всего, праздник Победы всё больше будет превращаться в день поминовения. Постепенно он будет утрачивать героический нарратив, который мы наблюдаем сейчас, – вряд ли он сможет продержаться более 100–120 лет.
Наблюдая за трансформацией значения Великой Победы, мы должны помнить о событиях, имеющих основополагающее значение: было определено, что является злом, а что добром, сформировалась система международного гуманитарного права, Советский Союз вошёл в список великих держав и получил место за «высоким столом». Победа продемонстрировала одну из непреходящих сторон во внешней политике России – мессианизм, исключительность: мы – русские, мы спасли мир, а значит, можем влиять на правила игры и сейчас.
Былина о братстве по оружию
Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель СВОП
Международный аспект праздника Победы значительно нивелирован переносом даты на 24 июня. Вероятность того, что главы каких-либо государств будут готовы к нам прилететь, крайне мала. Поэтому вынужденно или сознательно – акцент будет сделан на внутренний контекст празднования.
Помимо всего прочего, предстоящий парад – это возвращение к нормальной жизни и к новой политической реальности. На днях я видел в Москве огромный билборд, призывающий на голосование за поправки в конституцию 1 июля. На нём было написано: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим» (цитата из песни «Марш советских танкистов», 1938 г. – прим ред.). Это перезапуск военной тематики в контексте коррекции нашей государственности. Что, безусловно, интересно, но непонятно, к чему это в итоге должно привести.
В год 70-летия Победы я попал в Алма-Ату. Первое, чем меня там встретили, были упрёки – «что же вы делаете и зачем нас отталкиваете». Оказалось, речь идёт о подвиге панфиловцев, который с подачи профессора Сергея Мироненко был поставлен под сомнение. Мы тогда считали, что это наша внутренняя дискуссия, которая больше никого не касается. Оказалось, касается – Казахстана. И этот спор по поводу сомнений в реальности этого подвига была воспринята как плевок в лицо – «мы защищали Москву, а вы нас вообще отменили».
Важно помнить, что мы не одиноки на этом пространстве и чувство такта нам временами отказывает.
Каждый, кому удалось побывать в Лондоне, знает, что город уставлен памятниками выходцам из колоний – солдатам Британской империи, которые воевали в том числе и во время Второй мировой: бирманцам, сикхам, новозеландцам и так далее. Той империи уже нет и больше не будет. Но современная Британия считает важным отметить их вклад: в частности, чтобы напомнить о том, какой она была великой, как много наций за неё сражалось.
Вот этого здорового имперского ощущения у нас даже близко нет, а хорошо бы его культивировать. Более того, несколько лет назад предпринимались попытки доказать, что мы бы и без «братских народов» справились. Во-первых, не факт, что это правда. Во-вторых, это контрпродуктивно. В-третьих, это принижает нас самих.
После истории 2007 г. о «Бронзовом солдате», которого из центра Таллина перенесли на Военное кладбище, активисты требовали переименовать Таллинское шоссе в Санкт-Петербурге в Шоссе Воина-освободителя. Зачем? Все другие империи гордятся тем, что принадлежало им раньше. А у нас – какой-то наивный доморощенный национализм. Сейчас он уходит. Но опыт Британии стоит перенять: нам бы стоило самим ставить знаки и памятники тем, кто воевал за свободу нашей страны. Это было бы правильно.
На Западе память о Второй мировой представляет собой совершенно неоднозначную картину. Её отражением является плюрализм, мягко говоря, США. 25 апреля Дональд Трамп и Владимир Путин приняли совместное заявление, в котором говорилось о важности помнить братство по оружию, встречу на Эльбе 75 лет назад. Следом, 8 мая, Трамп размещает сообщение в твиттере о том, что нацистов победили американцы и британцы, не упомянув Россию. Всё.
Не стоит искать тут скрытый смысл – дело в том, что Трампу всё равно: он сначала может подписать одно, а потом заявить прямо противоположное. Память о войне мифологизируется, превращается в былину. В случае Трампа это значит примерно следующее: «хочу – беру былину про братство по оружию с русскими, а хочу – беру былину про то, что America Great».
Трудно было не заметить статью министра иностранных дел ФРГ Хайко Мааса в Spiegel, который написал о признании ответственности Германии в развязывании Второй мировой войны. С одной стороны, Маас прозвучал как опасный карбонарий, поскольку противопоставил свою позицию (на самом деле – совершенно традиционную) резолюции Европейского союза (сентябрь, 2019 г. – прим. ред.), которая была принята практически единогласно. А с другой – заявление Мааса было фактически проигнорировано в Европе.
Это значит, что палитра исторической памяти пока ещё не сложилась в общую картину: мы считаем, что происходящее подтверждает изменение реальности, влияет на нашу легитимность, а для других эта тема вовсе не так близка, и встряска пандемией увела её ещё дальше.
Если в будущем Россия откажется от героической трактовки Второй мировой войны, несомненно, сыгравшей особую роль в нашей истории, и будет настаивать на виктимности, то дела наши пойдут очень нехорошо. Мы скатимся на уровень тех стран, которые стоят на позиции жертвы сейчас. И мы знаем, что использовать подобное в политических целях, – это не признак силы.
Вся дискуссия о Второй мировой войне в этом году во многом строится вокруг 75-летия ООН, а значит – вокруг легитимности мирового устройства. Россия будет стараться вернуть именно эту составляющую. Идея Владимира Путина собрать в год 75-летия Победы и ООН «большую пятёрку» заключалась в том, чтобы напомнить – «мы создали этот мир, и мы должны его поддерживать». Вопрос – насколько это нужно остальным.
Скажем, США – будут ли они черпать легитимность из этой темы или им это не нужно, когда борьба с Китаем выходит на новый этап, – непонятно. Американцы резко вернули в риторику коммунизм: идеологическая составляющая со времён СССР – то, что разъединяет. И если учитывать этот факт, то, к чему апеллирует Россия, работать не будет. Или будет – но с отрицательным эффектом.
Запад делает акцент не на войну, а на поствоенное время. Ему неважно, кто победил, главное – война закончилась, а свобода не наступила, то есть тем, кому «свободу» принесли США – было хорошо, кому «несвободу» принёс СССР – соответственно, плохо. Вероятно, в этом направлении и будет развиваться дискуссия о Второй мировой.
«Бессмертный полк» – образ единого тела
Алексей Миллер, руководитель Центра изучения культурной памяти Европейского университета в Санкт-Петербурге
«Бессмертный полк» как шествие – это образ единого тела, большой общности, бесконечной реки людей. В этом году он ушёл в Сеть, но я бы эту цифру – три миллиона тех, кто потрудился зайти на страницу «Бессмертного полка», – помножил бы на два, потому что многие размещали истории своих родных в разных социальных сетях. Я поразился, как их было много и какой они вызывали отклик. Это подчёркивает семейную функцию праздника Победы, и это очень важная вещь.
Парад 24 июня не станет большим празднеством, но зато станет символом выхода страны из самоизоляции. Потому что сразу за этим следуют важные события: голосование по поправкам в конституцию, сдача ЕГЭ. Внутренняя повестка и роль памяти в ней – это значимая вещь.
Все нарративы войны – будь то наши или любой другой страны – так или иначе отредактированы, они все неполные, в них опускаются одни вещи, делается акцент на других. Но сегодня мы наблюдаем, как уходит в прошлое общесогласованный нарратив войны. Более того, идёт пересмотр самой рамки этого нарратива, происходит сдвиг фокуса. Раньше в центре было то, как союзники побеждают нацистскую Германию, теперь – то, что случилось после этого: страны не получили свободы, продолжили страдать под игом советского тоталитаризма. Тем не менее на Западе много разногласий по этому поводу, и надо сохранять готовность к переговорам.
Память о войне – элемент, который определяет политические предпочтения общества, включая и отношение к России. Взять хотя бы то, как расколото украинское общество – по отношению к памяти о войне в том числе.
Меня огорчила статья министра иностранных дел ФРГ Хайко Мааса для журнала Spiegel. Это, разумеется, геройский поступок в нынешней атмосфере. Но, с точки зрения историка, это упрощение: ведь виноваты во Второй мировой и немцы, и СССР, и много кто ещё – это длинная череда ответственности. Оказалось, что в рамках этой войны памяти мы лишены возможности более сложных высказываний – надо обязательно рвать рубашку на себе, чтобы быть услышанным.
Нельзя говорить о примирении, как о чём-то, что будет с нами вечно. Примирение – это нежный росток, который надо постоянно холить и лелеять, беречь и сохранять.
Мы наблюдаем, как в массовом искусстве война становится былиной, сказкой. Но есть и другая тенденция – продлить живую связь поколений. Экспозиция Музея Победы на Поклонной горе в Москве была сильно переформатирована, теперь акцент там сделан на вкладе тыловиков в победу над врагом. Те подростки, которые работали в тылу и не могли по возрасту оказаться на фронте, смогут отметить и восьмидесятую годовщину Победы. Тема войны никуда не уйдёт, и тема Победы останется. Вопрос в том, каким будет этот праздник в будущем?
