В связи с кончиной израильского политика Ариэля Шарона нашел свой текст, написанный в начале 2006 года, вскоре после того, как тогдашний премьер-министр пережил обширный инсульт и впал в кому, из которой уже не вышел до самой смерти. Хотя многие обстоятельства изменились, основная мысль о том, почему Шарон, став премьером, из ястреба вдруг стал голубем, как мне кажется, по-прежнему актуальна. И не только в отношении политики Израиля. Поэтому рискую еще раз представить эту статью читателю.
«Можно интегрировать отдельных индивидов, да и то лишь до некоторой степени. Нельзя интегрировать народы с их прошлым, традициями, героями, воспоминаниями о выигранных и проигранных битвах… Вы подумали о том, что арабское население увеличится в пять, в десять раз, в то время как французское останется на том же уровне? Что появятся двести, потом четыреста депутатов во французском парламенте? Что однажды вы увидите в Елисейском дворце арабского президента?»
Нет, это не выступление Жан-Мари Ле Пена в разгар дебатов, вспыхнувших из-за недавних погромов в пригородах Парижа. Так президент Франции Шарль де Голль говорил осенью 1959 года. Придя незадолго до этого к власти под лозунгом единства, генерал быстро понял невозможность удержать Алжир. Воспоминания соратника де Голля Алена Пейрефита, не так давно выпущенные у нас Московской школой политических исследований, читаются как комментарий к текущим событиям.
В контексте нынешних дискуссий о «столкновении цивилизаций» наиболее интересна эволюция воззрений генерала, которые касаются способности развитого, цивилизованного мира управлять развивающимся, пробуждающимся. Начав свое президентство как приверженец идеологии «мочить террористов и бандитов», де Голль уже через несколько месяцев начинает пересматривать казавшиеся очевидными взгляды.
Сначала он отвергает идею «интеграции Алжира», то есть закрепления его в статусе обычного департамента Франции. Уже тогда генерал отдает себе отчет: ассимилированными в таком государстве в конечном итоге окажутся белые французы. Затем отказывается от проекта кантонизации — раздела на арабскую и французскую части. Создание французского анклава на территориях, которые алжирские арабы считают исконно своими, обрекает его и всю Францию на бесконечную войну. В конце концов Париж смирился и с невозможностью сохранить в независимом Алжире значительную часть неарабского населения, а также с необходимостью принять миллион беженцев.
Размежевание с иной цивилизационной общностью остается единственным выходом.
Примечательно, что тем же путем двигался 40 лет спустя другой видный полководец, ставший политиком, Ариэль Шарон. В одном из последних номеров американского журнала «Нью-Йоркер» журналист Ари Шавит излагает содержание своих длительных бесед с лидером партии «Ликуд», а затем премьер-министром Израиля, которые он вел с 1999 года до январского дня 2006-го, когда у Шарона случился инсульт.
Всю свою жизнь генерал воевал с арабами, считая силовое подавление единственно возможным способом действия. С теми же взглядами он на склоне лет возглавил правительство, категорически отрицая возможность любых уступок. За четыре года премьерства Шарон пришел к выводу: территориальное размежевание с палестинцами — вот что необходимо Израилю. Не мирный процесс, который лишен смысла, потому что, как всегда полагал Шарон, арабам вообще нельзя доверять, и не бесконечная война, к которой призывают правые радикалы и поселенцы. Отгородиться от палестинцев, максимально снять с себя ответственность за то, что будет происходить на отведенных им территориях. Не созидать «новый Ближний Восток», о котором, каждый по-своему, рассуждали его соперники справа (Биньямин Нетаньяху) и слева (Шимон Перес), а построить нормальное еврейское государство, жители которого смогут заниматься своими делами.
Судя по успеху партии «Кадима», которая продолжает удерживать первое место в опросах, даже лишившись своего лидера, Шарон точно уловил настроения соотечественников, которые устали как от бесплодных переговоров, так и от нескончаемого насилия.
Как свидетельствует Ари Шавит, Шарон решительно отвергал все параллели с де Голлем: «Францию отделяли от Алжира сотни километров, французы могли забрать своих людей и уйти. Здесь некуда идти. Алжир — тут». Однако между двумя генералами много общего, как и между событиями в Алжире времен де Голля и в Палестине времен Шарона.
Пейрефит подробно описывает реакцию Парижа на хаос, воцаряющийся в бывшей колонии после самоопределения. Недавние соратники по борьбе вступают там в ожесточенные схватки друг с другом, власть перехватывают то радикалы, то снова умеренные. С другой стороны, активизируются французские ультра, которые не могут представить себе свою родину без Алжира.
События в Палестинской автономии после победы движения ХАМАС, острая конкуренция между кланами, радикализация курса в сочетании с экономическим банкротством — все это весьма напоминает то, что происходило десятилетия назад. А израильские правые по своей решительности не уступают мятежной французской группировке ОАС, пытавшейся убить де Голля, чтобы развернуть ход истории…
Шарон не успел довести до конца начатый им «развод» с палестинцами, теперь уже никто не узнает, как он видел финал этого процесса. Однако пример французских колоний и их дальнейших отношений с бывшей метрополией свидетельствует о том, что настоящее размежевание — это иллюзия.
Развивающимся миром не удается управлять, но от него невозможно и отгородиться.
И если так было в 60-е годы прошлого века, тем более это справедливо для начала нынешнего столетия.
Де Голль раньше многих понял, что цивилизации, привыкшей повелевать миром, довольно скоро придется защищать себя, противостоять давлению со стороны. Причем речь должна идти не просто о силовом противостоянии угрозам, а о сложном и многофакторном процессе адаптации к новой реальности. Нащупав главный нерв будущего, генерал не нашел долгосрочных ответов. В конце концов, именно при нем были заложены основы той иммиграционной политики, плодами которой многие теперь считают все происходящее в Старом Свете.
Сегодня проблемы, некогда проявившиеся в связи с Алжиром, не только не решены, но и значительно усугубились.
«В мире происходит беспрецедентное по масштабу и интенсивности пробуждение политической активности, в результате которого стратегия силы претерпевает изменения, столкнувшись с популистской деятельностью» — это уже из недавней статьи Збигнева Бжезинского, одного из наиболее жестких критиков администрации Джорджа Буша. «Быстрый рост числа людей моложе 25 лет в странах третьего мира означает выход на политическую арену огромной массы встревоженных юношей и девушек. Их умы взволнованы доносящимися издалека звуками и образами, которые лишь усиливают их недовольство в отношении окружающей действительности».
Речь идет о заявке на переустройство мира — как считают его инициаторы, в направлении прогресса и справедливости. И никакие заборы — культурные, торговые или самые что ни на есть настоящие, наподобие возводимой израильтянами стены безопасности, — похоже, не остановят воли «пробудившихся» к переменам.