Великобритания — страна с мощными спецслужбами и богатыми традициями противостояния разного рода экстремистам. Однако и здесь бессильны гарантировать гражданам защиту от террористических нападений. Так же как и в Бельгии, Франции или Германии. И обвинять одни только «органы» несправедливо — источник зла находится внутри обществ, которые структурно не готовы к мировым условиям XXI века. Стирание границ и открытость как главный (по крайней мере — провозглашаемый) принцип организации жизни не выдерживают столкновения с реальностью. Следовательно, неизбежны коррективы, которые, собственно, уже и начались. Но принесут ли они результат?
Не стоит упрощать картину и сваливать все на глобализацию, как это делают приверженцы протестных партий и движений. И сама глобализация — плод естественного развития западной цивилизации, экспансивной и мессианской по определению. И, что еще важнее, корни нынешней ситуации уходят в более ранний период, середину прошлого столетия, когда окончательно закончилось колониальное устройство мировой периферии.
Все бывшие колониальные империи сталкиваются с террористической и экстремистской опасностью в большей степени, чем страны с иным прошлым. И уровень этой опасности не слишком зависит от характера бывшей империи и формы расставания с ней. Так, считается, что Великобритания сумела мудро и элегантно распрощаться с прежними территориями, а Франция оставила крайне недобрую память своими попытками сохранить достояние. Но нельзя сказать, что это как-то сказывается на нынешней ситуации.
Важнее другое — взаимное переплетение метрополии и окраин, возникавшее в имперских образованиях, сохранялось, меняя содержание. Неспособность большого количества стран, которые обрели независимость в середине ХХ века, построить дееспособные благополучные государства не только стимулировала желание возложить ответственность на бывших хозяев, но и подпитывала стремление переселиться в культурно близкие метрополии. Последние же это поощряли, поскольку экономический подъем в Европе после Второй мировой войны создавал спрос на рабочие руки. Отсюда и возникли крупные диаспоры, наличие которых стало импульсом к нарастающему притоку в те годы, когда спрос сократился, а наличие заметных инокультурных анклавов превратилось в фактор социально-политического бытия развитых стран. Так что глобализация этот феномен, конечно, не создала, но резко катализировала.
Провал политики интеграции приезжих, признанный на высшем политическом уровне ведущих европейских стран еще несколько лет назад, не вызвал к жизни дискуссию о том, каковы альтернативы. Политические настроения меняются, растет поддержка того, что необходимо ужесточить правила приема переселенцев и условий их пребывания. Но, во-первых, это происходит довольно медленно, постепенно — Европа иначе просто не работает. Во-вторых, эти меры никак не решают вопрос с уже имеющимися группами и отношениями между ними. То есть ситуация давно перешла из правоохранительной сфера в область социально-политического устройства общества, принципов и приоритетов его организации. То есть нужны серьезные политические решения.
Атмосфера изменилась, и хотя так называемые крайне правые силы в Европе на спаде, во всяком случае, волну, поднятую Великобританией и США, удалось погасить, их повестка дня получает распространение. В Великобритании через две недели парламентские выборы, объявленные Терезой Мэй для того, чтобы чувствовать себя увереннее в процессе переговоров по Brexit с ЕС. Радикального воздействия на голосование теракт не произведет — скорее всего? укрепит позиции консерваторов, которым и так прочили убедительную победу. Мэй имеет репутацию жесткого политика, которую она заработала на посту министра внутренних дел как раз своей позицией в отношении миграции. Сторонники Brexit убедятся в своей правоте год назад, его противники, может быть, усомнятся, но в целом вопрос уже закрыт. И будучи внутри Евросоюза Великобритания весьма твердо отстаивала свою самобытность в вопросах внутренней безопасности. Тем более сейчас.
Но ограничительными мерами, как уже сказано, вопрос не решается. И дискуссия об устройстве европейских обществ в том смысле, что нужна модель управления многообразием, неизбежна. Терроризм здесь фермент, который делает дискуссию более острой, но проблема намного шире. Глобальный тренд на ре-суверенизацию и «возвращение контроля» национальным правительствам (главный лозунг Brexit) ставит куда более сложный вопрос — что есть суверенитет сегодня? Ведь источником суверенитета в эпоху после абсолютных монархий является народ. И прежде он был социально фрагментирован, но культурно однороден. Сейчас это не так, и культурно различные элементы этого самого народа претендуют на одинаковые права и возможности. Так что просто «сдвигом вправо» вопрос не решить, ткань обществ невероятно усложнилась.
Терроризм — лишь верхушка айсберга, под водой скрыты проблемы, от решения или нерешения которых зависит будущее устройство мира.
