Новый раунд дискуссий о противоракетной обороне на
саммите в Кеннебанкпорте четко обозначил тактику, которой
придерживается Россия. Москва последовательно пытается превратить
американскую затею в международный проект.
С одной стороны, Кремль завлекает Белый дом возможностью
использовать ключевые элементы российской инфраструктуры
безопасности. С другой – активно пытается привлечь к рассмотрению
темы ПРО Старый Свет, давая понять, что его-то это касается в
первую очередь. Ведь полем стратегического противостояния
крупнейших ядерных держав вновь может стать именно Европа.
Для убедительности Россия чередует кнут и пряник. То звучат
грозные заявления о нацеливании баллистических ракет на европейские
объекты и о непоправимом уроне, который нанесет региональной
стабильности реализация американских планов. То, напротив,
говорится о необходимости активного участия европейцев в обсуждении
противоракетной проблемы в рамках Североатлантического альянса и
совета Россия – НАТО.
Расчет Москвы понятен – вывести проект из-под единоличной
юрисдикции Вашингтона.
США не будут делиться с Россией контролем над столь масштабным
стратегическим начинанием, но можно попытаться «размыть» этот
контроль за счет европейской разноголосицы. В иранскую угрозу
Европа не особенно верит. А самоуправство Пентагона, который не
стесняется спускать европейским коллегам указания, как они должны
отвечать на вопросы о ПРО, популярности Америке не добавляет.
Поэтому, казалось бы, идея Кремля заручиться поддержкой Европы
вполне разумна.
Россия вообще регулярно напоминает Европейскому союзу о том, что
в грядущем многополярном мире он обязан стать самостоятельным
центром геополитического влияния.
Но при более внимательном взгляде на Старый Свет создается
впечатление, что расчеты Москвы безосновательны. Более того,
тактика вовлечения европейцев в большую стратегическую игру, дабы
ослабить позиции США, приводит к противоположному результату.
Современная Европа возникла в ходе полувекового эксперимента.
Его целью было преодоление исконной воинственности европейских
держав, которая дважды в минувшем столетии оставляла от Старого
Света дымящиеся руины. И теперь представить себе войну между
ведущими странами Европы невозможно. К тому же за 50 лет интеграции
бывшие колониальные империи лишились почти всех владений, утратив
тем самым амбиции более широкого охвата и стремление к
военно-политической активности далеко от собственных границ.
Европу устраивала ситуация, когда заботу о ее безопасности брали
на себя Соединенные Штаты. Старый Свет же мог, не отвлекая лишних
ресурсов на оборону, сосредоточиться на экономическом саморазвитии.
Америку такое положение тоже удовлетворяло. Западная Европа нужна
была Вашингтону не столько как полноценный военный союзник, сколько
как плацдарм и лояльный идеологический партнер в битве против
СССР.
С концом «холодной войны» внимание Соединенных Штатов постепенно
переместилось на другие регионы мира – Дальний и Ближний Восток.
Европа же достигла того рубежа, за которым интеграция должна бы уже
переходить в следующую фазу – создание общеевропейской
геополитической идентичности, что предусматривает самостоятельность
в сфере обороны и безопасности. Такая задача была поставлена в
Маастрихтском договоре 1992 года, который преобразовал Европейское
экономическое сообщество в Европейский союз.
Но, преодолевая пороки прошлого, Европа разучилась воевать.
Это не оборотная сторона объединительных процессов, а как раз
свидетельство их замечательного успеха. Европейцы гордятся тем, что
переместились в эпоху политического постмодерна, когда движущей
силой исторического развития служат не сила и конкуренция, а
гармония интересов и сотрудничество. Несколько лет назад, в конце
1990-х – начале 2000-х годов, общепринятым было мнение, что
европейская модель – это фактически венец политического творения,
та форма взаимоотношений, к которой должны стремиться все.
С тех пор, однако, оказалось, что постмодернистская политика
Европы – исключение из мировых процессов, а не ориентир,
указывающий направление всеобщего движения. Военная сила вернулась
в международные отношения в качестве решающего фактора, а ход
событий определяет острая конкуренция – экономическая,
политическая, идейная.
По итогам прошлого года оборонные расходы стремительно выросли
повсеместно, кроме Западной Европы. Укрепление России, рост влияния
и амбиций Китая, глобальная военно-политическая активность США,
появление ранее невиданных религиозно-террористических угроз – все
это пугает европейцев. Что может делать Европа? Попытаться-таки
обрести единую политическую волю, сформулировать собственные
геополитические интересы и их отстаивать. Либо, напротив, вернуться
к прежней расстановке приоритетов – экономика прежде всего (благо
проблем хватает), а о безопасности позаботятся заокеанские
партнеры.
Первый вариант крайне маловероятен. Как показывает практика
интеграции последнего времени, когда речь заходит о принципиальных
аспектах безопасности – не только военной, но и, например,
энергетической, Европа не способна согласовать единую позицию.
Четыре года назад Москва переоценила значимость
франко-германского сопротивления американской операции в Ираке.
Россия усмотрела в этом зарождение самостоятельного европейского
взгляда на мировой порядок и начало активного противодействия
доминированию США. Но даже Париж, не упускающий возможность
продемонстрировать независимость от Америки, к системному
сопротивлению готов не был. «Старая» Европа отстаивала свое право
не участвовать в тех начинаниях Вашингтона, которые напрямую не
касаются европейских интересов, но чреваты человеческими потерями.
Не более того.
Когда сегодня Москва пытается угрозами или посулами втянуть
Европу в дискуссию вокруг ПРО, Старый Свет нервничает и
пугается.
Россия считает, что европейские страны должны быть
заинтересованы в том, чтобы участвовать в обсуждении вопросов,
затрагивающих их безопасность. И, конечно, рассчитывает на
поддержку.
На самом деле европейцы изо всех сил стремятся избежать такого
участия. Европейскому союзу и НАТО очень хочется, чтобы система ПРО
оставалась американским проектом, а Старый Свет присутствовал бы в
лице верных союзников США, таких как Великобритания или Польша. Но
это будут их двусторонние отношения с Вашингтоном. А вся Европа
сможет тогда развести руками: они имеют право, мы тут ни при
чем.
Попытки Москвы напугать Старый Свет ужасными стратегическими
последствиями производят обратный эффект. Чем воинственнее
выражается Россия, тем больше у европейцев оснований сказать: да,
Соединенные Штаты правы, нам действительно нужна защита. И вновь
положиться на американские гарантии от угроз – реальных или
мнимых.
Делать ставку на Европу не могут на самом деле ни Россия, ни
США.
Она не играет и не может играть в те игры, которые ведут Москва
и Вашингтон. И карты для новой игры, о которых упомянул президент
Путин, европейцам сдавать бессмысленно.
