За последнюю неделю в Европе произошли два события, которые интерпретируются как крупные успехи. Сначала руководители государств Европейского союза согласовали на саммите в Брюсселе меры по спасению евро и Греции. Затем официально завершилась операция НАТО в Ливии, объявленная грандиозной победой.
Правда, всплеск оптимизма, связанный с валютно-экономическим саммитом, довольно быстро стал уступать место сомнениям. С Ливией эйфория более устойчива, и даже первые шаги новых властей, например, их намерение ввести шариатское право и восстановить многоженство, отмененное при Каддафи, пока лишь чуть-чуть омрачают триумф победителей. Как с гордостью заявил на днях министр иностранных дел Италии Франко Фраттини, европейцы показали всем, что Средиземноморье — их регион, где они способны и будут наводить порядок.
Политическая карикатура
Сегодняшняя Италия — это вообще окарикатуренная, но квинтэссенция современной европейской политики. Победоносная ливийская кампания, в которую, кстати, Рим втянулся с большой неохотой (как-никак у Каддафи не было на Западе более сердечного друга, чем Сильвио Берлускони), проходила на фоне стремительно обостряющейся итальянской долговой проблемы.
Пойди Италия греческим путем, и евро уже не спасет никакой Европейский фонд финансовой стабильности. При этом если в Афинах правительство Папандреу и Венизелоса, взяв за глотку себя и всю нацию, выполняет драконовский план финансового оздоровления, то в Италии правящая коалиция трещит и качается, а Берлускони занят проблемой сохранения своего поста.
Ситуация парадоксальная — кабинет слабеет, премьер отбивается от обвинений по всем фронтам, но альтернативы как не было, так и нет. Отчасти из-за, похоже, необратимого упадка левых сил, отчасти потому что в нынешней ситуации число желающих взять на себя ответственность невелико. Все надеются, что Берлускони выполнит самую черную работу, на этом окончательно сломает себе шею, и новая власть явится в белых одеждах. Скептики, однако, не исключают, что если выборы пройдут в ближайшие месяцы, партия премьер-министра опять выиграет — просто из-за полного отсутствия других дееспособных вариантов.
Хрупкая ситуация
Политическая ситуация в других ведущих государствах ЕС тоже оставляет желать лучшего. Стремление вести за собой демонстрирует, как всегда, Николя Саркози. Как инициатор боевых действий он первым пожинает теперь лавры ливийского похода, а гиперактивность на европейской арене создает образ движущей силы по спасению евро (хотя на деле ключи в руках Берлина). Однако за спиной у президента неустойчивая банковская система Франции, которую называют одним из главных рисков для евро.
Германия, напротив, экономически пребывает в здоровом состоянии. А вот политически Ангеле Меркель все время приходится оглядываться на хрупкое правительство, настороженный бундестаг и общественное мнение, которое все больше задается вопросами, зачем нам все это — то бишь спасение Греции и евро — надо.
К этому можно добавить барахтающуюся в рецессии Испанию, где все ждут смены правительства на предстоящих выборах. И Великобританию, которая настолько недовольна происходящим на континенте, что дискуссия Дэвида Кэмерона и Саркози на саммите перешла в практически непарламентский формат.
Китайская палочка
Но наиболее интересной темой последних дней стало намерение Европы привлечь в фонд финансовой стабильности (ЕФФС) средства стран БРИК, прежде всего Китая с его гигантскими золотовалютными резервами. Россия, правда, также изъявляет готовность вложить 10 млрд евро, что будет принято с благодарностью, но не спасет «гиганта мысли».
Глава фонда Клаус Реглинг только что вернулся из Пекина, где получил двойственный ответ — Китай не намерен выступать спасителем евро, но не может стоять в стороне от трудностей друзей и партнеров, поэтому посильную помощь окажет.
И тут начинается самое интересное, потому что, говоря о коммерческих рисках и возможностях китайских инвестиций в облигации ЕФФС, европейские собеседники в массе своей отказываются рассуждать о политических последствиях. Ведь, вкладывая деньги, Пекин фактически обретает рычаг воздействия на Евросоюз, который до сих пор претендовал на способность говорить с Китаем на равных и независимым голосом.
Логика европейцев, которые уклоняются от обсуждения политического измерения, такая. Пекин, мол, крайне заинтересован в устойчивости евро — во имя собственной экономической стабильности. А покупка ценных бумаг ЕФФС ничем не отличается от американо-китайской модели: Китай является крупнейшим держателем гособлигаций США, и это, хотя создает взаимозависимость, не влечет за собой ограничений политики Вашингтона.
Атлантический фактор
Однако сопоставление с американской ситуацией скорее всего некорректно. Во-первых, симбиоз Китая и США формировался постепенно, естественным путем, а Евросоюз обращается к Китаю в форсмажорных обстоятельствах с просьбой о помощи. Во-вторых, КНР больше зависит от американского рынка, чем европейского. В-третьих, Америка обладает неоспоримой политической субъектностью и располагает широчайшим арсеналом инструментов любого рода. Европа этим похвастаться не может, особенно с учетом того, что отдельные страны ЕС либо имеют в Китае бизнес-интересы (Германия), либо получают от него поддержку (Греция, Испания, Португалия).
Конечно, есть разница и в пользу ЕС. В отличие от США перед Евросоюзом не стоит вопрос сдерживания геополитического роста Китая — Европа просто никогда не вступит с КНР в стратегическую конкуренцию. Поэтому финансово-экономическая зависимость лишена того надрыва, который постепенно все более заметен в американо-китайском случае.
Но зато у Европы есть атлантический фактор. Трудно себе представить, что Америка будет безучастно наблюдать за тем, как европейские союзники залезают в долги стране, с которой у США возможен большой конфликт. Ведь Пекину есть чем обусловить помощь.
Пока речь идет только о предоставлении китайской экономике статуса рыночной. Как ни удивительно, она его до сих пор не имеет. Куда более чувствительной для США темой может стать требование Пекина к ЕС отменить эмбарго на поставку оружия, которое было введено после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и до сих пор действует. Идея отмены давно циркулирует в Европе, лоббистами, естественно, выступают компании военно-промышленного комплекса, отсеченные от лакомого рынка. Но до сих пор Вашингтон жестко пресекал подобные поползновения.
Наконец, собственно политическая составляющая — политика ЕС в мире по различным вопросам. Понятно, что Китай не станет грубо пытаться развернуть Европу в другую сторону. Но этого и не нужно. Достаточно точечно корректировать позиции по важным вопросам, касающимся, например, общеэкономического курса. Например, как только зашел разговор о возможных инвестициях, в Пекине сразу напомнили, что были бы признательны за поддержку в вопросе о заниженном курсе юаня — а это, пожалуй, одна из самых болезненных тем между Китаем и США.
Масштаб перемен
Все это пока гипотезы, поскольку непонятны ни формы, ни масштабы вероятных вложений. Это, кстати, один из предметов озабоченности в Европе — как добиться максимальной прозрачности и открытости процесса, если Китай не любит публичности в том, что касается его госинвестиций. Однако само обсуждение темы крайне символично и отражает масштаб перемен, происходящих на мировой арене. Казавшееся совсем недавно незыблемым трансатлантическое единство вдруг может оказаться под вопросом, и совсем не по той причине, о которой было принято думать — из-за России.
Европа приближается к серьезной трансформации, которая, видимо, не обойдется без катаклизмов. Однако пока говорить об этом не принято, что отчасти понятно — любое такое заявление спровоцирует обвал и превратится в самосбывающееся пророчество. Но и замолчать перемены не получится. На страницах Financial Times знаменитый британский историк Норман Дэвис недавно предположил, как в учебниках будущего будут описаны и предстоящий распад еврозоны, и фрагментация ЕС. И хотя эссе содержит долю иронии, сам изначальный посыл вполне отражает зарождающийся дух времени: «Раньше или позже, но все институты, созданные человеком, разваливаются».
