Собственно, упразднение Союза 25 декабря 1991 года произошло удивительно буднично. Как вспоминал один западный дипломат, который в вечер отречения Михаила Горбачева пришел на Красную площадь, его поразило отсутствие там людей. Только японские телевизионщики мерзли на ветру, надеясь запечатлеть что-нибудь историческое. Никаких народных масс — ни приветствующих падение империи, ни протестующих против развала их страны. Общество устало от затянувшейся агонии советского государства, подлинный финал которого наступил пять месяцев назад, в августе, формальная черта воспринималась с облегчением и надеждой на новую эпоху.
Однако по мере удаления от момента, когда не стало СССР, споры о нем становились все ожесточеннее. Осознание необратимости приходило медленно, ведь в первое время мало кто, кажется, мог поверить, что самостийная Украина или суверенный Кыргызстан — это всерьез и надолго, а то и навсегда.
Российское отношение к событиям декабря 1991-го принципиально отличается от восприятия, которое присуще остальным бывшим союзным республикам. Распад единой страны практически повсеместно пошел на пользу лишь меньшинству, но там празднуют обретение, а не оплакивают потерю — возникновение собственной государственности, которая при всех изъянах все же воспринимается как ценность. Российское же общество до сего дня не уверено, полноценна ли наша нынешняя государственность либо она является осколком другой, «настоящей», страны.
Тоской по утрате — скорбью бездеятельной, депрессивной, в основном риторической, иногда пропагандистски-инструментальной — отмечена практически вся российская дискуссия о прошлом и будущем. Это происходит до сих пор, несмотря на то, что реальная повестка дня уже не имеет никакого отношения к советскому прошлому. И люди, в принципе, устремлены вперед, хотя продолжают оглядываться назад, пытаясь обнаружить там точки отсчета. Но не получается, все советское исчерпано — в политическом, экономическом, идейном и моральном плане. Восстанавливать больше не из чего, надо создавать нечто новое.
Мы привыкли перечислять, что Россия потеряла с распадом СССР. А что она приобрела? Приобретение — оборотная сторона потери. Россия лишилась статуса сверхдержавы, которого не имела до середины XX века, не будет иметь и впредь. Рискну сказать, что никогда. Геополитическое положение одной из двух самых главных стран мира и сфера контроля, которая простиралась по всему миру, стали результатом уникального стечения обстоятельств, которого больше не случится. Довольно скоро и само понятие сверхдержавы в понимании холодной войны уйдет в прошлое. Многополярный мир такого просто не предусматривает.
Россия потеряла часть территорий, которые считала и продолжает считать исконно своими и по праву ей принадлежащими. Эта травма изживается с трудом, хотя время лечит все — когда сегодня речь заходит, например, о Крыме или Одессе, прежней ностальгической страсти уже нет.
Взамен Россия приобрела большую свободу (имеется в виду — как государство — субъект политики, диспут о том, какую свободу получили и как ей воспользовались граждане — отдельная тема). Эта свобода — право не участвовать во всех международных процессах, уклоняться от того, что не имеет первоочередной важности, не быть связанным великой миссией, идеологической догмой или необходимостью постоянно подтверждать свою экстраординарную состоятельность. Преимуществом это долго не считалось, напротив, политическая верхушка и немалая часть общества тосковали именно по такой глобальной роли. Только сейчас становится понятно, что в мире, где любой, претендующий на абсолютную власть, автоматически начинает отвечать за события, влиять на которые не в состоянии, не иметь такой роли может быть выгодно.
Бушующая на Ближнем Востоке «арабская весна» — наглядная иллюстрация. Обладай Россия статусом и международными обязанностями СССР, ей пришлось бы активно вмешиваться, стремясь направлять происходящее в том или ином направлении, дабы не потерять свою лидирующую роль. Именно этим заняты сейчас Соединенные Штаты, и результат представляется сомнительным, если не противоположным. Стремление оказаться на «правильной стороне истории» привело Вашингтон де-факто к альянсу с теми самыми силами, против которых Америка сражалась предыдущие 10 лет, и которые, понятное дело, видят ее исключительно тактическим, а не стратегическим союзником. И чем дальше, тем сложнее и опаснее будет расхлебывать кашу, которая заваривается в этой части мира. Россия бьется там за определенные принципы, но, в крайнем случае, просто уйдет, сосредоточившись на более насущных нуждах. США не могут себе этого позволить. Двадцать один год назад они победили дракона, и долго упивались триумфом. Не заметив, как постепенно заняли его место.
