Журнал «Россия в глобальной политике» продолжает серию публикаций под рубрикой «Руководство к действию». В этой рубрике мы рассматриваем текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. У каждого своя линза и свой угол зрения. А нашим читателям мы предоставляем возможность выбирать, чья теория убедительнее интерпретирует события современной политики. Данная статья представляет собой отрывок из Валдайской записки, которая будет опубликована на сайте ru.valdaiclub.com в июле 2021 г.
Долларовая система могла функционировать, пока сохранялась видимость нейтралитета. Однако в последние десятилетия она всё более агрессивно используется дипломатией США для того, чтобы обеспечивать односторонние преимущества американским корпорациям и продвигать внешнеполитические цели страны. Это начинает настораживать не только соперников и жертв, но и давних союзников, и крупных держателей облигаций Казначейства США.
Поскольку президент США Джозеф Байден продолжает начатую его предшественником новую холодную войну с Китаем, становится ясно, что пандемия значительно ускорила текущий сдвиг в международном балансе сил от США к Китаю. Для бывшего министра финансов США Лоуренса Саммерса это выглядит «поворотным моментом в истории»: «[Если] XXI век окажется веком Азии, а XX – веком Америки, то пандемия может запомниться как поворотный момент». Она сотрёт из памяти события 11 сентября 2001-го и 2008 гг., встав в один ряд с «убийством эрцгерцога Фердинанда в 1914 г., крахом фондового рынка 1929 г. или Мюнхенской конференцией 1938 года».
Однако профессор Саммерс заблуждается.
Пандемия стала не поворотным моментом, а катализатором заката власти США, основанной на неолиберальном капитализме, в котором главенствующую роль играл финансовый сектор. Структура мирового господства, которую США пытались навязать миру в последние десятилетия, рушится. США так не добились успеха: эта структура была слишком нестабильной и волатильной – и вследствие этого неэффективной. Следовательно, нельзя винить пандемию в том, что она свела на нет некие успехи, пусть даже ограниченные. Этот поворот порождён геополитическим экономическим землетрясением, которое продолжается уже не первое десятилетие и которое освободило множество стран от противоречивых и подверженных кризисам структур, существовавших в рамках господства США.
К началу XXI века доллар встал на новый, ещё более неустойчивый и разрушительный путь, в этот раз подкреплённый риторикой Клинтона о «глобализации» и Буша – об «империи». Новые дискурсы предлагали рассматривать отказ от привязки к золоту в 1971 г. как мастерский ход, одним махом освобождающий США от необходимости поддерживать доллар золотом и оставляющий при этом первостепенное положение доллара в нетронутом виде, возможно, даже усиливающий его позиции в подлинно новом «Бреттон-Вудсе II».
Ориентированная на доллар мировая финансовая и кредитно-денежная система последних десятилетий опирается на краткосрочные спекулятивные транзакции и пузыри на рынке активов, порождаемые финансовым инжинирингом Федеральной резервной системы. В результате усиливается неравенство между странами и классами и происходит подрыв экономики вместо роста. Данная система направлена против трудящихся и использует политику жёсткой экономии, чтобы выдавливать из работающего населения средства на растущие расходы по обслуживанию долга. «Жёсткая экономия» и разного рода корректировки в отношении стран-должников призваны обеспечивать финансовую прибыль кредиторов. В отличие от производственной финансовая деятельность предполагает игру с нулевой суммой. Прибыль может быть получена, только если соответствующие убытки и страдания перекладываются на зарплату и закредитованное население, малый бизнес и страны-должники.
Внутренние противоречия системы и порождаемые ею конфликты созревали на протяжении десятилетий, и теперь они быстро разрушают долларовую кредитократию.
Масштабы создания денег, и без того сверхвысокие из-за количественного смягчения после 2008 г., в условиях пандемии стали астрономическими и угрожают обрушить доллар. С тех пор как в 2000 г. возникла необходимость в мягкой денежно-кредитной политике после лопнувшего технологического пузыря, стоимость доллара оказалась в заложниках у двух конкурирующих императивов: потребности финансового сектора в обильной дешёвой или полностью бесплатной ликвидности для финансирования спекулятивных сделок с использованием кредитного плеча на рынках активов с постоянно уменьшающейся маржой и необходимости ограничения ликвидности для повышения стоимости доллара. Нарастание ликвидности в период пандемии подняло рынки активов выше исторических высот, достигнутых в последние десятилетия. Вместо того чтобы остановить этот процесс на достаточно безопасном раннем этапе, ФРС поощряет его раздувание своей политикой низких процентных ставок и скупкой всех видов облигаций, включая государственные, мусорные и корпоративные. Вопрос в том, как долго она сможет продолжать раздувать свой баланс, если правительство не будет предпринимать никаких действий для расширения быстро сокращающейся производственной базы США, лишь благодаря которой эти активы и имеют ценность.
Тем временем выпуск ликвидности Федеральной резервной системой превратил «бычий рынок повышательных тенденций, на котором цена активов росла с 2009 г. в полноценный эпических масштабов пузырь с чрезмерно завышенной стоимостью активов, резким ростом цен, лихорадочной эмиссией и истерически спекулятивным поведением инвесторов», который мог посоперничать с коллапсом «Компании Южных морей или биржевыми крахами 1929 и 2000 годов». Крах – лишь вопрос времени и обстоятельств.
Когда дело дойдёт до ФРС, перед ней встанет выбор из двух в равной мере неприятных вариантов. Она может позволить вложившейся в акции финансовой системе рухнуть, что потянет за собой крах долларовой кредитократии, или же – поддержать финансовую систему за счёт вливания дополнительной ликвидности на сумму в триллионы долларов, что ещё более обострит системные противоречия. Это неудивительно. Море ликвидности, которое создала эта ориентированная на кредиторов система, легло долговым бременем на плечи трудящихся, малого бизнеса и правительств по всему миру. И долг является лишь средством, благодаря которому кредиторы могут контролировать их. Он ослабляет производственные системы, а вовсе не освобождает их и не укрепляет экономику инвестициями в производство.
К этим противоречиям добавляются конфликты, которые порождает система, расширяя ряды своих соперников и жертв. С 2008 г. основные международные финансовые институты стали более национальными по характеру и сократили иностранные денежные потоки, вливающиеся в долларовую систему и помогающие противодействовать парадоксу Триффина. Это частично является причиной, по которой ФРС приходится поддерживать высокие цены на активы и значительно расширять свой баланс. Более того, система приводит более слабые экономики, не имеющие достаточно жёсткого контроля за движением капитала, к политически неприемлемому уровню волатильности валют, что наиболее ярко проявляется сегодня в Турции. Такие страны теперь ищут альтернативные источники финансирования и платёжные системы.
Однако в последние десятилетия её правовой режим и платёжная система используются всё более агрессивно ведущей себя дипломатией США для того, чтобы обеспечивать односторонние преимущества американским корпорациям и продвигать внешнеполитические цели страны, которые ставятся под сомнение даже их союзниками, – например, введение санкций против Ирана. Это начинает настораживать не только соперников и жертв (Россию и Иран), но и давних союзников, например, страны Западной Европы, и крупных держателей облигаций Казначейства США, включая Китай.
Наконец, в контексте нынешнего кризиса Федеральная резервная система явно перешла ещё одну черту. После 2008 г. она выпустила целые потоки ликвидности для спасения финансового сектора как в самих США, так и за их пределами. Однако в последние месяцы она предоставила их и нефинансовым корпорациям, включая покупку мусорных облигаций погрязших в долгах компаний-«зомби». ФРС больше не делает вид, что она является беспристрастным центральным банком всей экономики США, не говоря уже о мировой экономике.
Другие страны ищут выходы в трёх направлениях.
Во-первых, Россия, ЕС и Китай создают альтернативные международные платёжные системы – СПФС, INSTEX и CIPS, – а также внутренние платёжные системы – Union Pay в Китае, карта «Мир» в России, RuPay в Индии и ELO в Бразилии. Кроме того, идёт координация данных систем на международном уровне. Эти основанные на других валютах и быстро развивающиеся системы будут всё больше снижать необходимость в использовании контролируемой США долларовой системы при проведении международных расчётов.
Во-вторых, многие страны, особенно те, что являются жертвами диктата США или противостоят ему, активно проводят дедолларизацию своих платежей, цен и финансовых систем и предпочитают торговать с другими странами в валютах друг друга, чтобы избежать использования жульнической долларовой системы, а валютно-финансовое сотрудничество между Китаем и Россией при этом расширяется ещё больше. Эта практика представляет собой возврат к средствам урегулирования дефицита платёжного баланса, которые использовались в межвоенный период, когда роль фунта стерлингов ослабла, а доллар впервые продемонстрировал свою неспособность играть роль мировой валюты.
В-третьих, Новый банк развития и пул условных валютных резервов БРИКС, а также – в особенности – международные финансовые инициативы Китая всё чаще становятся альтернативным источником финансирования с преимуществами, которых у долларовой системы просто нет. Азиатский банк инфраструктурных инвестиций Китая, проект «Пояс и путь» и другие финансовые инициативы основаны на принципе долгосрочного «терпеливого» капитала, производящего продуктивные инвестиции в духе сотрудничества, при котором сохраняется политическая автономия стран-получателей. Это резко контрастирует с долларовой кредитократией, которая на протяжении последних десятилетий предоставляла лишь краткосрочный непостоянный капитал, в основном для финансовых вложений, в рамках агрессивной системы, которая ограничивает политику, заряжена в пользу кредиторов и готова вести традиционные и гибридные войны против стран, стремящихся из неё выйти. С расширением АБИИ и «Пояса и пути» и планами расширения членства в НБР за счёт привлечения в него региональных партнёров стран БРИКС эти инициативы становятся привлекательными для ещё большего числа стран.
Кроме того, хотя мнения относительно того, сможет ли недавнее налогово-бюджетное соглашение ЕС возродить евро в качестве конкурента доллару, расходятся, еврозона по-прежнему не входит в систему долларовых платежей. В условиях пандемии дедолларизация может только ускориться, в результате чего долларовая система станет делом исключительно одних только США. Даже традиционные сторонники доллара признают, что конец его близок.
Стремление уйти от хищнической долларовой кредитократии сильно, и альтернативные решения в основном связаны с Китаем. Дело в том, что, как и в период до 1914 г., прорыв должны возглавить страны, чьи финансовые системы – часть общественной инфраструктуры и сосредоточены на финансировании производства. Сегодняшняя финансовая система Китая является самой мощной, и у неё достаточно международных валютных резервов, чтобы противостоять спекулятивным атакам рейдеров или враждебных держав.Только такая альтернатива может создать кредит, который позволил бы экономике расти, а не быть механизмом её обеднения под бременем долгов, которые не финансируют производство (позволяющее их погашать) и не могут гаситься за счёт существующей торговли и инвестиционных трендов, не приводя при этом к обнищанию должников.
Это фундаментальное противоречие в финансовой философии создаёт мощное давление в направлении создания многостороннего и мультивалютного мира.
