Реалистическая теория верна себе – она никогда не ошибается в стратегическом предсказании, хотя почти всегда пасует в мелочах. Современная политика Берлина в отношении Европы – хищническая по своей природе и проявлениям – это не о Германии и даже не о Старом Свете. К возникновению Второй мировой войны привели не амбиции Гитлера, а Европейскому союзу грозит распад не из-за близорукости Меркель. Хотя и то, и другое – непреложные факты.
Хищническое поведение государств в кризисные и сложные периоды их развития – главная причина войн и неспособности стран вместе отвечать даже на очевидно общие вызовы. Вся осознанная деятельность человечества по обустройству международной политики за последние лет сто посвящена именно поиску способов и механизмов сдерживания таких инстинктов. После Второй мировой войны США взяли поведение европейских государств под жёсткий и достаточно эффективный контроль. К военному присутствию в Европе добавилась европейская интеграция.
Она дала европейцам возможность реализовать свой национальный эгоизм мирным и правовым путем – грабеж заменили на мошенничество. Конечно, на фоне европейской истории, буквально пропитанной насилием и несправедливостью, это уже кажется колоссальным достижением. Настолько серьёзным, что в него поверили сами жители Европы. Не говоря уже о менее искушенных народах по её периметру. Хотя всё относительно, и на общем фоне уровень справедливости, которого смогли достичь в межгосударственных отношениях европейские страны, действительно впечатляет.
События после конца холодной войны показали, что природа поведения государств неизменна. И вопрос, наиболее актуальный с точки зрения судьбы Европы – ближайшего и самого важного соседа России: является ли проявляемый сейчас эгоизм признаком невозможности фундаментальных изменений либо мобилизационной реакцией? Ответ, который лежит на поверхности, – такое поведение отражает основы политической этики поведения любого государства, и поэтому оно объективно.
Вскоре после объединения Германии ведущие представители неореалистической школы в науке о международных отношениях опубликовали несколько статей, в которых предупреждали об опасности немецкого давления на Европу. Эта угроза, с их точки зрения, была обусловлена естественным стремлением мощного государства к накоплению ресурсов и наращиванию силы. Тогда такие предупреждения встретили с ироничным скепсисом – Германия была настолько прочно интегрирована в единую Европу, что вообразить повторение истории было несколько курьезно. Европа являла собой витрину лучших проявлений либерального мирового порядка – правил, открытости и относительной справедливости к слабым. Другие его проявления, прежде всего, военная сила США как единственный гарант существования самого порядка, европейцев особенно не касались.
В этих условиях Европа получила возможность сформировать собственную культуру силы, из которой был удалён военный компонент. Но разве маньяк перестает быть таковым после кастрации? Нет, он просто физически лишён (возможно, с учётом достижений медицины, временно) возможности реализовывать свои инстинкты совсем уж неприемлемым образом. Поведение европейцев в отношении интересов России, которая после холодной войны была очень слаба, оказалось достаточно эгоистичным. Действия стран «Старой Европы» в отношении государств-кандидатов на вступление в ЕС также были далеки от благотворительности. Сила как структурный фактор никуда не делась – она просто не включала в себя избыточную в конкретных исторических условиях составляющую.
Европейская интеграция не сделала отношения между её участниками менее международными – она просто усовершенствовала их общение при помощи формально независимых агентств – Европейской комиссии и суда ЕС. Первому из них сейчас совершенно несправедливо предъявляют претензии в том, что ЕК не возглавила мобилизацию в борьбе с последствиями коронавирусной пандемии. Но поскольку отношения внутри Европы – это международные отношения, то они – дело народов, государств, и спрос должен быть именно с них. Логика «мир не будет прежним, потому что кто-то выиграет, а кто-то проиграет» распространяется не только на трактиры или образовательные услуги, но в первую очередь – именно на государства как таковые.
На определённом этапе (это произошло в первой половине 1990-х гг.) европейские политики поставили перед собой цели, реализация которых требовала почти максимальной мобилизации усилий – расширение на Восток, введение единой валюты и пространства свободного передвижения. Они поступили совершенно резонно – приближался ХХI век, и короткую передышку либерального мирового порядка было необходимо использовать. Однако такая мобилизация невозможна на основе некой усреднённой справедливости. Тот, кто вкладывает больше, должен больше получать. И больше влиять на правила игры внутри группировки. Это – основное правило относительной социальной справедливости в европейской традиции. Оно, конечно, далеко не совершенно с этической точки зрения, но только так можно убедить сильнейших следовать хоть каким-то правилам.
С помощью этого правила Европа вернула фактор силы в отношения не только с Россией или кем-то другим, но и между собственными государствами. И год за годом, кризис за кризисом, сила всё больше оттесняла на задний план даже те незначительные проявления морали, которые Европа смогла развить за времена «политики малых дел» 1958–1990 годов. Всеобщая взаимозависимость лишь ухудшила дело – теперь слабые оказались полностью связаны тем, что Сьюзан Стрендж в 1987 г. назвала «структурной силой» более могущественных. Никто не может утверждать, что в основе европейского послушания в отношении США лежат танки, ракеты и авианосцы главной сверхдержавы. Но никто в здравом уме не заявит, что соотношение сил – это не самый важный фактор американской гегемонии внутри западного сообщества рыночных демократий.
Для того, чтобы выйти из этой игры относительно безболезненно, необходимо обладать сочетанием силовых преимуществ. Великобритания таковыми обладает, и потому она единственная решилась на эксперимент с выходом из Евросоюза. Смысл эксперимента – если жизнь внутри сообщества всё больше похожа на то, что творится за его пределами с точки зрения роли силы, то оставаться в сообществе нет большого смысла. К 2016 г. практически не осталось сомнений в том, что Европа уже не сможет стремиться к относительной справедливости внутри. Тогда для любого суверенного государства гораздо лучше, если его права будут ограничены только на большом международном уровне, а не дважды – теми, кто доминирует глобально, и теми, кто руководит на уровне более мелкого сообщества.
После выхода Великобритании Европа осталась наедине с Германией – страной, качественно превосходящей своих партнёров по ЕС в основных параметрах силы, необходимых для успешности в европейской международной политике. Кризис 2020 г. – первый в ситуации, когда баланс сил и относительная справедливость в Европе окончательно разрушены. Уход России на Восток, а он теперь необратим, не оставляет шансов для восстановления баланса. Тем более что всеобщее упоение «большим государством» пройдёт теперь нескоро. Любые проявления эгоизма испуганные люди, в том числе и члены правительств, впишут в зачёт этому государству, давая ему этические преимущества. Даже если подобие (только подобие благодаря благотворным ограничителям ядерного сдерживания) всеобщей катастрофы и докажет ошибочность такого выбора.
Время показало, что реалистическая теория верна себе – она никогда не ошибается в стратегическом предсказании, хотя почти всегда пасует в мелочах. Современная политика Берлина в отношении Европы – хищническая по своей природе и проявлениям – это не о Германии и даже не о Старом Свете. К возникновению Второй мировой войны привели не амбиции Гитлера, а Европейскому союзу грозит распад не из-за близорукости Меркель. Хотя и то, и другое – непреложные факты. Авторы самой честной и поэтому самой мрачной теории международных отношений, писали 30 лет назад о государстве как таковом. Ограничить его поведение могут только те люди, которые создают государство, – для того, чтобы обеспечить свою безопасность. Но людям, в отличие от государств, должна быть свойственная мораль.
