Несвободные от будущего
За столетия трудной и непредсказуемой истории люди создали множество концепций, призванных не столько усовершенствовать окружающий мир, сколько убедить самих себя в возможности и даже неизбежности его изменения к лучшему. Теории, предлагающие наиболее убедительные обоснования такой возможности, по сей день надежно защищены даже от непредвзятой научной критики. Их единственным, но бескомпромиссным критиком оказывается именно история, всякий раз демонстрирующая человечеству несбыточность его надежд на безоблачное будущее.
На протяжении последних столетий мечта о справедливом обществе, основанном на принципах демократического правления, обретает все большую власть над умами людей. Вера в то, что демократия способна изменить мир к лучшему, соперничает по своей распространенности и истовости разве что с основными мировыми религиями. Но почему демократию наделяют чуть ли не сверхъестественными качествами? Этим непростым, но своевременным вопросом задается в новой книге Фарид Закария, один из наиболее оригинальных политических аналитиков современной Америки, главный редактор журнала Newsweek и автор нескольких бестселлеров.
Со всей определенностью он заявляет, что демократия лишь форма организации политического процесса, но не сущностный его элемент. Уже сам по себе этот тезис заслуживает пристального внимания, поскольку чуть ли не каждый внешнеполитический шаг США обосновывается потребностями борьбы за расширение зоны демократии. Но система аргументов и выводов автора оставляет еще большее впечатление.
Закария утверждает, что демократическое правление не обязательно должно считаться справедливым (см. рр. 18–19), а одних лишь демократических процедур далеко не достаточно, чтобы говорить о либеральном порядке и соблюдении гражданских свобод (см. р. 25–26). Многие успешно развивающиеся территории, как, например, Сингапур и Гонконг, строго говоря, не являются демократическими, но отвечают требованиям, предъявляемым к либеральному правовому государству (см. р. 86). Напротив, соблюдение формально демократических принципов в Югославии не помешало установлению там автократического режима Милошевича и развязыванию этнических чисток и гражданской войны (см. р. 113–114). Анализируя пути демократии в современном мире, автор приходит к выводу, что адекватное решение нынешних проблем может быть предложено не демократией, а республиканской системой в ее кантовском понимании, где имеют место «разделение властей, сдержки и противовесы, верховенство закона, защита прав личности и определенная степень представительства (но отнюдь не всеобщее избирательное право)» (р. 116). Ценности современного западного мира, пишет Закария, берут свое начало не в греческих традициях, где «демократия зачастую предполагала… подчинение индивида власти сообщества», а в римских установлениях, главным из которых было «равенство всех граждан перед законом». «Римская республика, – продолжает он, – с ее разделением властей, избранием должностных лиц на ограниченный срок и акцентом на равенство перед законом с тех времен служит образцом [политической] организации, наиболее последовательно [принятым за основу] при создании Американской республики» (р. 32).
Исходя из таких посылок, Закария предлагает свою типизацию демократии, основанную на противопоставлении либеральной демократии (liberal democracy), явления всецело позитивного, демократии нелиберальной (illiberal democracy), препятствующей, по мнению автора, формированию республиканских порядков, адекватных современным требованиям. Термин «нелиберальная демократия» вряд ли достаточно полно передает смысл английского illiberal democracy. Говоря о «нелиберальной демократии», мы подчеркиваем не ее враждебность либеральной демократии как институту или как распространившейся практике (и потому не обозначаем ее как non-liberal democracy), а то обстоятельство, что этот тип демократии не «впитал в себя» истинные ценности либерализма (illiberal в том же смысле, в каком неграмотный человек называется illiterate). На первый взгляд некоторые тезисы автора позволяют предположить, что нелиберальная демократия чаще всего возникает в условиях копирования демократических порядков в странах, не имевших продолжительной демократической традиции, – так, едва лишь заговорив о ней, Закария приводит в качестве примера Китай и Россию (см. р. 89–96). Но фактически автор идет дальше – к утверждению, что нелиберальная демократия может возникнуть и там, где прежде существовала демократия либерального типа.
В начале XXI века, утверждает Закария, пути демократии и свободы, прежде «переплетенных в политической ткани западных обществ, во все большей степени расходятся повсюду в мире» (р. 17). Оказывается, что дефицит демократии отнюдь не всегда может вызывать сожаление, а избыток ее – удовлетворение. Автор доказывает, что демократические процессы в Югославии привели к гражданской войне, что в современной России демократически избранный президент урезает свободу прессы и способствует становлению умеренно авторитарной системы (см. р. 92). Он считает, что проблемы ряда африканских и азиатских государств, которые иногда объясняются недостаточным усвоением демократических принципов, обусловлены неспособностью их руководства реализовать меры, давно претворенные в жизнь в десятках менее демократических, но более развитых стран (см. р. 98). Автор отмечает, что демократизация арабского мира может оказаться предельно опасной, так как сегодня демократические выборы здесь могут привести лишь к победе исламистов и утрате тех немногочисленных достижений вестернизации, которые мы видим сегодня (см. р. 136–140). Наконец, он решительно отвергает спекуляции о якобы антидемократической природе Европейского союза. Институты ЕС, утверждает Закария, получили уникальную возможность принимать рациональные решения без учета популистских соображений, что в значительной мере и обусловило успех европейской интеграции (см. р. 242–243).
На протяжении многих десятилетий либеральная традиция утверждала, что демократия самоценна, как таковая, а ассоциирующиеся с ней проблемы порождены лишь ее недостаточной развитостью. «Лекарство от болезней демократии, – писал еще в 1927 году известный американский философ Джон Дьюи, которого цитирует в своей книге Закария, – это бЧльшая демократия» (р. 240). Анализируя опыт недавней истории, автор приходит к выводу об ошибочности этого рецепта. Распространение демократии «по-американски», которое он удачно сравнивает со столь типичным для американских корпораций франчайзингом (см. там же), способствует становлению режимов, основанных на нелиберальной демократии. Но «в целом, за пределами Европы, нелиберальная демократия не стала эффективным средством формирования демократии либеральной» (р. 100), и потому подобные режимы гораздо менее прогрессивны по сравнению с теми, что не вполне демократическими методами утверждают принципы гражданского общества (Фарид Закария называет их «либерализирующими автократиями», см. р. 56).
Система либерального и при этом «не вполне демократического» общества рассматривается в рецензируемой книге как оптимальная для нынешней ситуации политическая форма. Обосновывая ее достоинства, автор апеллирует к историческому опыту не только западных демократий, сформировавшихся на базе аристократических режимов, но и стран Третьего мира, среди которых последовательно придерживаются демократических принципов только бывшие британские колонии (см. р. 57). Политическое устройство, которое должно опираться на демократические процедуры, но не подменяться нелиберальной демократией, Закария определяет как конституционный либерализм: «На протяжении большей части современной истории характерной чертой правительств Европы и Северной Америки, отличавшей их от правительств в других частях мира, была не демократия, а конституционный либерализм» (р. 20). В начале 30-х годов XIX века в Британии право голоса на выборах в Палату общин имело лишь 1,8 % населения, а избирательное законодательство 1832-го, казавшееся в то время чуть ли не революционным, повысило долю избирателей всего до 2,7 %. Лишь в 1884 году она выросла до 12,1 %, а с 1930-го было введено всеобщее избирательное право. В США ситуация была несколько лучше – в 1824 году на президентских выборах могли голосовать около 5 % взрослых граждан страны, – но это не меняло ситуацию коренным образом (см. р. 20, 50). Не демократические плебисциты, а твердое установление законов и четкое следование им – вот что, по мнению автора, привело к тому, что демократия стала оптимальным дополнением конституционализма в западном мире.
Некритическое отношение к демократии рассматривается в книге как главная угроза, с которой сталкиваются западные общества, угроза тем более опасная, что она исходит изнутри самих этих обществ и редко анализируется с должным вниманием. В последнее время большинство населения стран Запада не готово признать, что у них «демократия процветает, свобода – нет» (р. 17). Сегодня для Запада становится особенно актуальной мысль Гёте, уверенного, что в самом жестоком рабстве пребывает тот, кто ошибочно считает себя свободным.
По мнению Закария, упадок свободы в условиях укрепляющейся демократии наиболее заметен именно в Соединенных Штатах. Он иллюстрирует эту мысль самыми разнообразными примерами. Так, «демократизация» финансовой сферы привела к тому, что солидные и уважаемые банки поглощаются новыми, ориентированными исключительно на предоставление стандартизированных услуг массовому клиенту (см. р. 200). Юристы все больше становятся бизнесменами, и их деятельность способна породить скорее пренебрежение к закону, чем уважение к нему (см. р. 232). Люди на выборных должностях быстро утрачивают интерес к чему бы то ни было, кроме собственного переизбрания (см. р. 172). Политические партии, которые прежде имели четко различающиеся идеологии и подходы, сегодня не располагают сколь-нибудь ясными программами и оказываются придатками своих лидеров (см. р. 181). Даже Церковь уступает свою роль десяткам сект и течений, единственная задача которых – вербовка все новых последователей (см. р. 205–206, 214–215).
Причины всех этих явлений автор видит в изменении отношения общества к заслугам граждан, что привело к «самоубийству элит». Этот момент в его рассуждениях настолько важен, что я остановлюсь на нем подробнее. Какой бы эгалитарной ни считала себя Америка, утверждает Закария, элиты присутствовали в ней всегда; сохраняются они и поныне. Но «прежние элиты представляли собой закрытый круг и основывались на родословной, родстве и этнической близости. Новая система более демократична: людей возвышают их богатство, таланты или известность – и этот процесс отбора, несомненно, является более открытым и предпочтительным. Однако другое важное отличие в том, что прежние элиты ощущали бЧльшую социальную ответственность, в том числе и потому, что их статус был незыблем. Новые элиты действуют в гораздо более открытом и конкурентном мире… Их интересы не простираются далеко и оказываются ограниченными, их горизонтом становится не отдаленное будущее, а непосредственное завтра. В результате они не думают и не действуют так, как должны были бы думать и действовать элиты, и это печально, поскольку они всё еще являются таковыми» (р. 228). Величайшее достоинство демократии, несомненно, состоит в том, что она дала народу возможность контролировать власть и ограничивать ее в действиях, которые большинство считает неправомерными. Величайший же недостаток демократии в том, что она отождествила неправомерные действия с неправильными и отдала большинству на откуп решение вопроса относительно того, что считать верным, а что – ошибочным. Возникшая в результате система сузила горизонты верхушки общества до горизонта низов, свела совершенные интересы к примитивным, сделала логику действий прямолинейной, а ответы на нестандартные вызовы недопустимо шаблонными и упрощенными.
Гражданин Соединенных Штатов, Закария критикует их за выхолащивание принципа демократии и вспоминает в данной связи Индию – свою историческую родину. Как известно, эта страна добилась независимости под руководством Махатмы Ганди, одного из самых выдающихся гуманистов и политиков ХХ века. Затем на протяжении более пятнадцати лет ею руководил Джавахарлал Неру, получивший образование в Хэрроу и Оксфорде по специальности «английская история и литература», человек, не чуравшийся называть себя «последним англичанином, которому довелось управлять Индией». Под его руководством были заложены основы самого большого демократического государства современного мира, где число голосующих избирателей в 3,5 раза больше, чем в США. Но каков результат? Сегодня в правительстве крупнейшего штата Индии, Уттар-Прадеша, каждый третий министр ранее подвергался уголовному преследованию, а каждый пятый обвинялся или даже был осужден за предумышленное убийство. При этом процент явки на избирательные участки в штате (откуда, кстати, избирались в национальный парламент сам Неру и его дочь Индира Ганди) остается наиболее высоким в стране (подробнее см. р. 105–113). В США, разумеется, вряд ли мыслимо что-то подобное. Но не стоит судить о возможных перспективах слишком поспешно.
Каковы же основные выводы рецензируемой книги? На мой взгляд, их два. Во-первых, создание демократического общества в странах нынешней периферии не требует немедленной «демократизации» в традиционном понимании. Автор проводит своеобразную параллель между политической демократизацией и экономической модернизацией. На протяжении последних десятилетий экономические успехи стран, где практикуются преимущественно авторитарные методы руководства, оказываются гораздо более впечатляющими, чем в государствах, начавших с реформирования политической сферы. В книге подчеркивается, что в современных условиях автократические режимы, приверженные соблюдению строгих законов, открывают перед своими народами больше перспектив, чем нелиберальные демократии.
Во-вторых, желание США максимально способствовать распространению демократии служит опасным дестабилизирующим фактором. Американская демократия стремительно вырождается в некий особый тип нелиберальной демократии, и сегодня, когда в самих США «в политической жизни необходимо допускать не больше, а меньше демократии» (р. 248), американцам нечему учить остальной мир. Более того, Фарид Закария находит фундаментальное различие между началом и концом ХХ столетия. Тогда основной целью было «сделать мир более безопасным для демократии», теперь же главной задачей стало «сделать демократию менее опасной для мира» (р. 256).
Справится ли Запад с этой задачей? Если это ему и удастся, главенствующая роль в данном процессе не будет принадлежать Соединенным Штатам. И даже если многим странам придется копировать демократические порядки, то лучше с европейского оригинала, а не с американской копии. Хотя именно она и предлагается сегодня гораздо более настойчиво, но это никого не должно вводить в заблуждение: везде и всегда копии тиражировались в избытке, но ценились дешевле.
Владислав Иноземцев
