Россия в глобальной политике

Россия, сосредотачиваясь, должна понимать, что она больше выиграет, если будет реализовывать масштабные проекты в Центральной Азии и помогать соседним странам договариваться между собой. Бремя лидерства – большая ответственность. Сможет ли Россия стать главным евразийским интегратором? О том, что происходит на постсоветском пространстве, поговорили 3 декабря 2020 г. участники первой дискуссии в рамках XXVIII Ассамблеи СВОП, которая в этом году проходит онлайн и состоит из нескольких связанных друг с другом, но отдельных мероприятий. Мы подготовили для вас краткое изложение выступлений докладчиков. Также вы можете посмотреть видеозапись.

Зарубежье всё ближе? Что происходит вдоль российских границ?

Первая дискуссия в рамках XXVIII Ассамблеи СВОП

Своя рубашка стала ещё ближе к телу

Фёдор ЛУКЬЯНОВ, председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» 

В истории Совета по внешней и оборонной политике были разные периоды и ситуации, но ещё недавно трудно было вообразить, что ежегодная Ассамблея – наше главное событие года – будет проходить в таком виде. Мы ждали до последнего, мы несколько раз переносили планируемое заседание, надеясь на то, что ситуация разрядится. Но она не разряжается, и мы поняли, что, увы, в этом году мы ничего не дождёмся. Надеемся и верим, что это всё-таки не станет правилом. Главное, чем всегда был силён СВОП, – личное общение. Надеемся, что весной следующего года мы сможем собраться как обычно.

В этом году решили развести дискуссии Ассамблеи по времени и в течение декабря обсудить несколько наиболее важных, как нам кажется, вещей.

Тема сегодняшней дискуссии, резко оказавшаяся на повестке дня, – что происходит в непосредственной близости от России. Главная проблема, с которой сталкиваются многие из наших соседей, – доказать (прежде всего самим себе), что они являются состоявшимися и состоятельными государствами. Этот процесс доказательства и станет главным содержанием ближайшего периода их истории. Рискну предположить, что не все докажут.

Уже достаточно долго говорится о необходимости влиять на формирование элит в соседних странах, но из этого ничего не выходит. Хотя теперь сами элиты всего постсоветского пространства (кроме тех, кто успел куда-то встроиться, как страны Балтии) находятся в концептуальном тупике. Им самим не понятно, куда развиваться, что, возможно, подвигнет их к осознанию собственной ответственности.

Пандемия усугубила ощущение, что своя рубашка повсеместно стала ещё ближе к телу, чем раньше. Соответственно, необходимо крайне избирательно подходить к выбору приоритетов на постсоветском пространстве. Начинается абсолютно новый этап. Он начинается везде, и в России, и у наших соседей. Мы, безусловно, для простоты можем считать пандемию рубежом, так как 2020 г. оказался таким, что мы ещё долго его не забудем. Хотя дело, очевидно, не в этом. Уже неоднократно сказано, что этот год ничего радикально не изменил, но он сильно ускорил и сделал более рельефными те процессы, которые уже начались раньше и будут продолжаться и дальше.

«Конец постсоветской Евразии»

Дмитрий ЕВСТАФЬЕВ, профессор департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций, медиа и дизайна Национального исследовательского Университета «Высшая школа экономики» (НИУ «ВШЭ»)

Начну с представления двух факторов нестабильности, определяющих ситуацию в постсоветской Евразии: первый – системная социально-экономическая деградация постсоветского пространства; второй – переформатирование Ближнего и Среднего Востока. Если бы доминировал лишь один из них, ситуация была бы намного спокойнее, но эти факторы сошлись вместе в одном фокусе. Идея формирования «дуги нестабильности» не нова[1]. Необходимо обратить внимание что «флюсы» европейской и азиатской нестабильности на момент 2019 г. выгнуты на Юг, но векторы уже тогда были нацелены на Север. Факторы выгибания «дуги» демонстрируют, что она должна выгибаться на Юг, но в силу сочетания ситуативных факторов она выгнута на Север. Нужно понять, почему это происходит. Связано ли это с нашими действиями, которые можно признать не совсем умелыми? Считаю, что да.

Следующее, на что необходимо обратить внимание, это краткосрочные и среднесрочные тенденции. Ключевыми из них я считаю формирование постевразийских пространственных экономических комплексов, появление шанса присутствия во власти для контрэлит, а также вхождение контрэлит в альянсы с внешними игроками. И о последних мы говорим впервые с 1991 года. Этого прежде не было, но к такому развитию вряд ли кто-то из элит постсоветских государств сейчас готов. Варианта два: либо начинаем новый цикл интеграции, и эти перспективные геоэкономические комплексы войдут в постглобальный мир через Евразию и вместе с Россией, либо эти комплексы будут втянуты в экономические системы других макрорегионов без России и в ряде случаев – против России. Проблема в том, что эта нестабильность при отсутствии проактивной реакции России будет переноситься внутрь Евразии, то есть в саму Россию. Центрами нестабильности я считаю два региона: Прикаспий и Черноморье. Ключевой проблемой развития ситуации в Евразии становится недостаточная внутренняя геостратегическая и социальная связность, а внешнее давление будет это только усиливать.

Существует несколько сценариев развития. Наиболее актуальным я считаю удержание нынешнего ядра «Остров Россия». Он вполне реален и осуществим, но есть пара нюансов. Дело в том, что это самый затратный сценарий с точки зрения ресурсов и политических издержек. Сценарий с отдалением «рубежа нестабильности» может оказаться гораздо дешевле, спокойнее и безопаснее. Но для восстановления геополитической устойчивости Россия должна вынести «рубеж сдерживания» нестабильности за пределы не только «политической Евразии», но и «географической» (геостратегической). Лучше этот потенциал выгорит где-то там, чем мы его будет пытаться сдерживать у себя. Например, того же Эрдогана лучше сдерживать (и военным, и политическим путём) в Нагорном Карабахе, чем в пригородах Казани. И альтернатива у нас, к сожалению, такая.

Скачать материал к выступлению Дмитрия Евстафьева можно здесь: Презентация «Конец постсоветской Евразии»

Неоизоляционизм: тренд-2020

Тигран САРКИСЯН, председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии в 2016–2020 годах

Я хочу представить гипотезу экономического прагматизма, в рамках которой отвечу на четыре вопроса: что происходит в ближнем зарубежье, что происходит в России, что происходит в мире и что должно быть сделано.

Что происходит в ближнем зарубежье? После развала Советского Союза очень быстро стало очевидным, что некоторые страны ближнего зарубежья не были готовы к независимости. Это было выражено в неспособности создать новые или хотя бы не разрушить старые институты. Разрыв экономических связей, выстроенных в логике единого народно-хозяйственного комплекса, привёл к экономическому и социальному краху, безработице, бедности, отсутствию социальных гарантий и так далее. При технической и финансовой помощи западных стран внедрялись новый институциональные формы, присущие рыночной экономике, которые оказались бессодержательными. Появилось огромное количество политических партий, НКО, что привело к разобщению и потере общих ценностей. Сегодня на территории Армении, Грузии, Киргизии и Молдовы вместе взятых больше 30 тысяч НПО, большая часть которых продвигает западные интересы и повестки. На наших глазах происходила постепенная деградация элит. А революции приводили к власти менее образованные, но более амбициозные новые элиты. Новоиспечённые политические элиты перераспределяли в свою пользу экономические ресурсы, захватывали СМИ, манипулировали политическими партиями и так далее. Этот процесс сопровождался падением уровня образования и эмиграции более трудоспособной части общества за рубеж. Подобные характеристики присущи несостоявшимся государствам. Следовательно, диагноз: страны не имеют внутреннего потенциала для выстраивания внутреннего потенциала.

Что происходит в России? После распада СССР со всеми его негативными последствиями России удалось остановить процесс развала, объединить страну и укрепить государственные институты, тем самым добившись экономического и социального развития. Однако за последние пять лет под воздействием санкций и прочих факторов не удаётся достичь целевых показателей экономического роста, падает уровень жизни, ухудшается демографическая ситуация, доля инвестиций в ВНП недостаточна для экономического роста, продолжается отток капитала. Таким образом, диагноз: основная задача на ближайшие пять лет – выработать новую экономическую модель с консолидирующей идеологией для обеспечения стабильного экономического роста. У России для этого есть необходимый потенциал.

Что происходит в мире? В последние годы прослеживается два основных тренда. Первый – неоизоляционизм. В США это проявляется в переоценке ошибок неоимперских провальных проектов. В Китае – в переходе к обеспечению экономического роста путём стимулирования внутреннего потребления. В Европейском союзе – в пересмотре акцентов развития от расширения к концентрации на решении внутренних проблем.

Второй глобальный тренд, который появился в середине ХХ века, – образование региональных экономических объединений, так как для малых и средних стран стало очевидным, что самостоятельно они не могут справиться с социальными, экономическими, инфраструктурными проблемами. Диагноз: малые и средние страны со слабым институциональным потенциалом должны выбрать свой центр притяжения и интеграции, иначе говоря, через кого они должны реализовать свой национальный суверенитет.

Что должно быть сделано Российской Федерацией и партнёрами? 1) Наращивание потенциала для выстраивания собственных институтов в странах ближнего зарубежья. 2) Выработка идеологии и модели экономического роста Российской Федерации. 3) Развитие инструментов в реализации национального суверенитета через интеграцию, путём передачи части полномочий на наднациональный уровень.

Мы должны признать, что внешние интервенции по поддержке институтов и практик несостоявшихся государств не приводят к их укреплению. Наоборот, они защищают местные коррумпированные элиты от некоторых угроз, позволяют им укреплять личные позиции, что на практике приводит к большему разрушению институтов, а ответственность за проблемы и беды перекладываются на ту внешнюю сторону, которая стремится поддержать эти государства. Поэтому политика должна строиться на основе экономического прагматизма, что означает детальный расчёт всех выгод и издержек любых проектов, реализуемых в странах ближнего зарубежья, желательно с гарантиями исполнения, что будет стимулировать создание соответствующих компетенций и ориентированных на Евразию и интеграцию элит в этих странах. Мы не должны заниматься вливанием денег, как это делали международные организации, Соединённые Штаты, в те страны, от которых все ждали угроз. Вливания оказались провальными. Другой вопрос в том, как формировать национальные элиты, нацеленные на интеграцию. Этого можно добиться, лишь реализуя прагматичные экономические проекты, основанные на расчётах выгод и издержек. И местные элиты должны включаться в реализацию проектов с учётом того, что они являются гарантом выполнения этих договорённостей (так, как сегодня это делает Китай).

Кроме того, Российская Федерация сама нуждается в новой экономической доктрине для обеспечения экономического роста. Поэтому, концепция экономического прагматизма подразумевает формирование ответственных элит, ориентированных на интеграцию. И задача создания евразийской элиты сегодня является первостепенной. Старыми методами это сделать невозможно, задачу необходимо решать с помощью новых инструментов.

Нам нужны те, с кем можно дружить против кого-то

Николай БОРДЮЖА, член СВОП, генерал-полковник (в отставке); генеральный секретарь ОДКБ в 2003–2016 годах

В 1990-е гг. государства и элиты были очень разобщены, наши соседи отстранились от России, они искали совершенно другие векторы развития. В 2000-е гг. – прежде всего, благодаря усилиям Российской Федерации – ситуация изменилась. Появились интеграционные образования, и было бы всё неплохо, если бы не беспрецедентное давление со стороны Запада. Сегодня можно констатировать, что из 14 бывших советских республик (не считая Россию) шесть проводит антироссийский курс – прибалтийские страны, Украина, Грузия и (ещё формируется) Молдова. Ещё в трёх государствах происходят процессы, не укрепляющие стабильность. Сейчас мы рискуем не просто созданием зоны нестабильности, а санитарного кордона. Мы в очень непростой ситуации, которая с большой долей вероятности может обостриться. Учитывая санкции, информационные атаки и другие меры наших «партнёров», выделим несколько пунктов:

1) Мы находимся в предвоенном состоянии. Существует реальная возможность втягивания России в локальный конфликт или создание вокруг нас санитарного кордона. Главная задача – принять меры по защите пространства наших жизненно-важных интересов (территории соседей). Необходимо выработать стратегию долгосрочной деятельности на каждом направлении. Ведь по всем направления есть вопросы, связанные с угрозами и национальными интересами тех или иных государств. Можно привести пример с ситуацией между Азербайджаном и Арменией. Наш миротворческий потенциал сейчас находится в Карабахе. Но нужно понять, что мы должны делать, чтобы там не возникала зона нестабильности, чтобы мы не потеряли дружественные отношения ни с одним из этих государств. Необходимы стратегические подходы в долговременной перспективе, чтобы мы не просто реагировали на те или иные проблемы, а осознанно действовали, исходя из выработанных инструментов.

2) Развитие международных институтов, в первую очередь Евразийский союз и ОДКБ. Последняя организация работоспособна, и в её рамках создано множество инструментов реагирования (коллективные силы, центры по борьбе с информационными атаками и так далее). Самое главное, чего нам не хватает – это политической воли государств действовать совместно. В рамках ОДКБ нужна среда, обеспечивающая желание поддержать партнёра. От этого и нежелание поддержать Россию в Сирии или голосовать за российские резолюции в ООН и прочее. Поэтому солидарность – камень преткновения в ОДКБ. Всё остальное с точки зрения механизмов реагирования – есть. Если хотим сохранить наше пространство и иметь там зону стабильности и добрососедства, мы должны усердно работать над развитием интеграционных организаций.

3) Особое внимание к совместным интеграционным образованиям, так называемым межправкомиссиям, которые зачастую работают формально. Они позволяют выходить на совместные проекты, которые, в свою очередь, означают совместные интересы. Сегодня просто так никого не затянешь в то или иное образование. Только интерес, экономический или политический, в сфере безопасности – заставляет государства сотрудничать друг с другом.

4) Развитие и создание совместных проектов в области безопасности и экономики. Тигран Суренович Саркисян в своё время отдал много сил для того, чтобы создать совместные проекты в области автомобилестроения, авиации, золотодобывающей промышленности и так далее, потому что это объединяет государства, позволяет реализовать совместные интересы. То же самое происходит и в сфере безопасности. Чем больше будет этих «крючков» (совместных проектов), тем ближе мы будем друг к другу, и тем больше будем сотрудничать и понимать друг друга. Особое внимание нужно обратить на наши возможности в обеспечении стабильности в приграничных районах. Наши базы, миротворческий контингент в Приднестровье и Карабахе – те островки, где мы можем влиять на безопасность и обеспечивать стабильность в той или иной зоне влияния России.

5) Необходимо искать сильного партнёра для противодействия. В одиночку сложно справляться с давлением извне. И кандидаты на эту роль есть, но они должны организовывать целую группу государств. Я бы не стал называть конкретные государства, но есть те, с которыми можно против кого-то дружить. Ведь против нас государства именно дружат, и нам нужно использовать ту же формулу и тоже выстраивать альянсы и дружить против каких-либо действий в отношении нас и других стран, поскольку не только мы подвергаемся сильному давлению. Есть государства, которые также заинтересованы в поиске союзника для того, чтобы вместе противодействовать мерам давления.

Бремя лидерства – это большая ответственность

Андрей КЛЕПАЧ, главный экономист, Государственная корпорация «Банк развития и внешнеэкономической деятельности (Внешэкономбанк)»

Россия и все наши партнёры находятся на серьёзной развилке. Возможно, происходит не просто смена элит, а именно смена фаз развития. Каждая страна прошла два определённых этапа и сейчас проходит третий. Первый – это 1990-е гг., когда развалился Советский Союз, когда одни пытались выстроить не просто рыночную экономику, а даже интегрироваться в европейскую экономику – это удалось прибалтийским странам, Украине и самой России. Страны Центральной Азии формировали свои границы и свою государственность. С одной стороны, они оказались более тесно привязаны к нам – хотя бы в силу ограниченности или отсутствия внешних партнёров, но при этом они начали искать других партнёров и другие выходы на рынки – не только с нами, но и со своими соседями, с Китаем, да и с США. Этот переходный период закончился у всех в разное время. Тем не менее за ним у всех последовал период стабильности и консолидации национальных элит и экономического роста. Сейчас наступает новая фаза, но все проводят её по-разному. Мы столкнулись с тем, что модели интеграции в Европу и европейские институты провалилась – это не значит, что диалог исчез, но после введения санкций мы всё равно находимся в экономической блокаде.

В этих условиях происходит определённый внутренний кризис в Белоруссии. Но он, в первую очередь, связан не с внешним давлением, а с внутренним, происходит переоценка ценностей. Выросло новое поколение вне СССР, которое знает другую историю, все эти годы им насаждавшуюся. Нечто похожее происходит и в Центральной Азии, просто мы об этом молчим – о том, как в их школах преподаётся история и так далее. Во что это выльется дальше – сложно сказать, но сейчас, очевидно, происходит не просто процесс трансформации элит, а процесс формирования новых поколений. Если мы эту битву проиграем, это будет другой мир, другая Евразия.

Мы апеллируем к тому, что в 2000-е гг. у нас был большой рост по сравнению с тем, что происходило в 1990-е, но в итоге ведь смотрят на другое. В Белоруссии не было такого спада, как у нас, однако сейчас очевидно, что по доходам она на 40–50 процентов отстаёт от тех же балтийских стран, чего не было в условиях Советского Союза. Мы – хотя и не любим об этом говорить – по показателям ВВП по паритету покупательной способности ещё в 2012 г. опережали и Польшу, и балтийские страны, а сейчас мы от них отстаём. И более того, если наши темпы роста будут около 2 процентов, мы не преодолеем этот разрыв. На нас смотрят как на страну с перспективным рынком, но с более низким уровнем развития, которая не продемонстрировала модель, привлекательную и для своего населения, и для других. И здесь проблема не только в темпах роста, но и в привлекательности самой модели развития, где есть и модернизм, и одновременно сохранение традиционных ценностей, в чём мы преуспеваем по сравнению с нашими ближайшими партнёрами. Но драйвером на постсоветском пространстве мы пока не стали. Наши темпы роста очень низкие. Да, мы опережаем Белоруссию и Украину, но вопрос привлекательности модели остаётся крайне важным. И здесь играют роль не только приграничные районы, но и состояние наших пограничных территорий. Александр Лукашенко часто апеллировал к тому, чтобы их сравнивали не с Москвой или Санкт-Петербургом, а со Смоленском, где уровень жизни на 30–40% ниже. А ещё хуже дела обстоят в Великом Новгороде, Пскове. Это достаточно бедные стагнирующие регионы. Практически все наши западные регионы (кроме столичных) демонстрируют отставание, не являясь примером для наших соседей. Поэтому мы должны сформировать привлекательные модели развития, чтобы соседи видели, что вместе с Россией развиваться лучше, чем ориентируясь на Запад.

Кроме того, нужно переходить на новый уровень. Мы должны быть инициатором нового, инициаторами правил игры и моделей поведения. Надо пойти по пути создания инфраструктурных фондов. Наши совместные институты несравнимы с европейскими. Да, Украина много потеряла и теряет сейчас от разрыва отношений с Россией, но если у европейцев когда-то дойдут до них руки, то нам нечего будет противопоставить, у нас нет такого рода инструментов. Россия, сосредотачиваясь, должна понимать, что она больше выиграет, если будет реализовывать масштабные проекты в Центральной Азии, да и в целом помогать соседям договариваться между собой. Но сейчас проекты реализует Китай. Он стал главным евразийским интегратором, а не мы. Хотя исторически – в военном отношении и культурном – все преимущества на нашей стороне. Бремя лидерства – это большая ответственность. Очень важно, как дальше будет развиваться судьба карабахского урегулирования, но всё-таки именно Россия смогла остановить конфликт. И если возникнут новые горячие точки, никто кроме России здесь поддержать баланс и мир не сможет.

Делая ставку на конкретного лидера в соседнем государстве, Москва теряет расположение общества

Владимир СОЛОВЬЁВ, журналист

Проблема, о которой, мне кажется, было бы любопытно поговорить, является важной и незаслуженно недооценённой. Когда мы говорим об отношениях России с соседними странами, то, обычно, речь идёт об отношениях с конкретным лидером-политиком. Они, в свою очередь, делятся на пророссийских и прозападных. Маркировка присваивается в зависимости от того, дружественный шаг по отношению к России совершает тот или иной политик или нет, ласкают его слова слух Москвы или, наоборот, раздражают. Иногда действительно кажется, что Москва любит ушами.

Свежий пример такого подхода – Молдавия. Недавнее высказывание избранного президента Майи Санду за вывод российских войск из Приднестровья и замену российских миротворцев на наблюдателей ОБСЕ, а также о том, что Молдова не признаёт газовый долг Приднестровья перед Россией за собой, встретило бурную агрессивную реакцию со стороны российских политиков. Эти слова комментировали на всех уровнях. Но я обратил внимание на другое. Критикуя Санду, никто не вспомнил, что в марте с подобными заявлениями выступил Игорь Додон – тот, кого принято считать «своим» и «пророссийским»: «Сразу после того, как будет обеспечен вывоз боеприпасов, российские войска также должны будут уйти с левого берега Днестра. Посмотрим, что будет с миротворческой миссией под эгидой ОБСЕ». Похожий посыл, но никакого ответа не последовало, видимо, потому что Додон «свой».

Все четыре года, прошедшие с момента избрания Додона в 2016 г., России и её президенту пришлось выполнять его предвыборные обещания. После победы на выборах он обещал решить проблемы пребывания трудовых мигрантов в России, открыть российский рынок для молдавского вина и плодоовощной продукции. И эти вопросы действительно решались, но как? Додон приезжал в Москву, и вино начинало течь в российском направлении, а закрывалось это направление из-за дружбы Молдовы с Западом. Но ввозить продукцию в Россию разрешалось далеко не всем молдавским компаниям. Список тех, кому можно это было делать составляли близкие Додону, и это часто приводило к коррупционным скандалам. Молдавские СМИ писали, что якобы попадание в список было не безвозмездным, что нужно было финансировать пропрезидентскую партию и так далее. В итоге вроде бы хорошая история открытия рынка оставила у многих очень неприятный осадок, а участие в ней России спроецировало негатив от этих скандалов. Ещё более показательным является то, как менялось отношение к России у молдавского общества. Когда в октябре 2016 г. Игорь Додон только взял курс на президентское кресло (тогда, как и в этом году, его главным конкурентом была именно Майя Санду), движение страны в сторону Евросоюза поддерживало 38% опрашиваемых, а присоединение к возглавляемому Россией ЕАЭС на гипотетическом референдуме готовы были поддержать 53%. Сейчас же – в октябре уже 2020 г. – такой же опрос показал противоположные результаты. 58% опрошенных выступили за евроинтеграцию, а только 39% хотели бы двигаться в евразийском направлении. Эти изменения прошли во время президентства «пророссийского» политика. Позволю себе предположить, что одна из причин такого результата заключается в том, что Россия в Молдавии работала с одним конкретным политиком, а не над политикой в отношении всей республики. Москва открыто ставила на Додона, которого почти половина населения Молдавии не считала своим ни до президентства, ни во время. И это влияло на отношение людей к России.

Таким образом, делая ставку на конкретного политика страны X или Y, Москва часто теряет расположение или даже настраивает против себя довольно большую часть общества. Молдавия – не единственный пример: мы помним Виктора Януковича на Украине, то же происходит сейчас и с Белоруссией. Мне кажется, что всё, что мы видим – повод задуматься, а что же делается не так.

Политика должна строиться не в расчёте на завтрашние выборы, а в расчёте на далёкую перспективу

Константин Затулин, специальный представитель Госдумы РФ по вопросам миграции и гражданства, директор Института стран СНГ 

Крым – яркий пример возможности грамотного применения «мягкой силы» со стороны России, которую в этой способности все – и прежде всего, наши эксперты – всегда упрекали. Конечно, есть версия, по которой Крым вернулся за одну неделю под впечатлением государственного переворота в Киеве и благодаря державной воле Российской Федерации. Это, безусловно так, но если бы не было в течение двадцати лет иногда поддерживаемой, иногда нет активности гражданского общества в Крыму (к которому меня тоже можно отнести), возвращение не прошло бы бескровно и в такой форме.

Одной из ошибок, допускаемых российским руководством, является то, что мы не работаем с оппозицией, а только с лидерами, представляющими сегодня власть. Со стороны президента вполне естественно общаться с президентами соответствующих стран – это его формат. Но это не означает отсутствия целенаправленных усилий во всех других направлениях, со всеми другими политическими игроками, в том числе и с теми, которые по каким-то причинам конфликтуют, и с избранным или существующим (далеко не везде в странах СНГ президенты являются по-настоящему избранными) руководством страны. Мы сами на себя наложили эти ограничения и с большим трудом от них уходим. Нельзя смотреть на происходящее в других государствах глазами заинтересованных властей этих государств.

Это в том числе один из недостатков нашей политики на Украине. Как мы могли ожидать от Кучмы, который попал в международную изоляцию накануне «оранжевой революции», что он выдвинет не вменяемого, умного и человечного кандидата, с которым мы были бы согласны, а Виктора Януковича, который дважды был осуждён по уголовному делу? Но раз он такой выбор сделал, то мы должны его поддержать. А он, на самом деле, разыгрывал нехитрую игру, которая должна была привести его назад к власти. Он верил, что, столкнув между собой Восток и Запад Украины по главе с Ющенко и Януковичем соответственно, все захотят вернуться к «золотым временам» президентства Леонида Кучмы. Но, как мы знаем, он ушёл со своего поста не с гордо поднятой головой, а понуро опустив плечи.

Поэтому мы должны видеть в соседних странах массы населения – людей, на которых надо влиять, которые в большинстве своём остаются русскоязычными. Это значит, что наша политика должна быть существенно усилена по направлениям, связанным с гуманитарной составляющей, с идеей двойного гражданства (с которым мы продолжаем бороться у себя в стране). Хотя мы уже начали признавать право иностранцев, проживающих на российской территории, обращаться за гражданством Российской Федерации, не выходя из гражданства своих государств.

Совершенно точно, мы не пережили бы то, что пережили с Украиной, если бы в своё время дали возможность гражданам Украины без выхода из своего гражданства получать российские паспорта. Мы поставили блок на пути тех, кто хотел обрести наше гражданство, на пути тех, кто мог бы быть нашим союзником. Если бы мы не шли на поводу у элит этих государств, запретивших двойное гражданство из-за боязни, что их подданные перестанут быть лояльными к тем режимам, которые там существуют, то к 2014 г. от трети до половины населения Украины имело бы гражданство Российской Федерации. И я сомневаюсь, что в этой ситуации кто-либо рискнул бы устраивать разного рода перевороты – побоялись бы это сделать. В отношении политики мы должны ясно себе представлять последствия наших действий не только в краткосрочном периоде, но и в долгосрочном.

Нет оснований для того, чтобы списывать Россию со счетов и называть всё, что мы делаем, заведомо провальным. Есть возможности восстанавливать и продвигать наше влияние, но политика должна быть более гибкой. И она должна строиться не в расчёте на завтрашние выборы, а в расчёте на далёкую перспективу. К сожалению, в силу того, что многие политики и чиновники живут сегодняшним днём и нынешними проблемами и задачами, этого не происходит.

***

Дорогие читатели, напоминаем вам, что следующая открытая дискуссия в рамках XXVIII Ассамблеи СВОП состоится 16 декабря в 16.00. Тема заявлена такая: «Миссия – наш рулевой? Нужна ли большая российская идея – для себя и для мира?». Детали можно узнать здесь.

Текст подготовила Анна Портнова